Нумизмат, стр. 66

Со столь ценными приобретениями Силин спустился в подвал ближайшего дома. Вышел оттуда он примерно через полчаса, долго отряхивал с одежды паутину и при свете фонаря с озабоченным видом осмотрел кисть левой руки.

Шёл уже двенадцатый час ночи, но Надя его ждала, сразу открыла дверь, а получив в подарок шоколадку, вспыхнула от радости как школьница. Она уже отвыкла от подобных знаков внимания.

— Спасибо! Пойдёмте на кухню, я ещё не ужинала, вас ждала.

— Хорошо, я только разденусь да руки вымою.

Уже из ванной Силин крикнул хозяйке:

— Надя, у вас зелёнка или йод есть?

— В верхнем ящичке, над ванной.

Ужин оказался выше всяких похвал. Кроме любимого Силиным борща, Надя подала ещё и вермишель с домашними котлетами, большими, сочными. Нумизмат, не привыкший к подобным разносолам, как-то оттаял душой, от него теперь веяло добродушием.

— Ну, Надя, вам надо устраиваться поваром в ресторан, «Пекин» или «Арагви». В жизни ничего не ел более вкусного.

— Скажете тоже. Просто вы старый холостяк, вот для вас это и удивительно.

— А что, это так заметно? — удивился Михаил.

— Ну а как же! Женская рука, она всегда чувствуется. Вон и пуговицы пришиты крестиком и разными нитками, да и вообще… Заметно. Никогда и не были женаты?

— Был, почему. Два года.

— И что?

— Мне хватило, — понемногу раздражаясь, прервал доверительный тон Силин.

— Ну извините, я не хотела.

Они чуть помолчали, потом Силин спросил:

— Дети спят?

— Да, пришли со своей тренировки, поели и пластом. Вы надолго в этот раз в Москву?

— Нет, на ночь. — Затем он неожиданно признался: — Наверное, в последний раз видимся.

— Что, уезжаете?

— Не знаю, как получится.

Надя покачала головой.

— Странный вы человек, загадочный. Я так и не поняла, кто вы, чем занимаетесь.

Силин горько усмехнулся:

— Наверное, это к лучшему. Я и сам не знаю, кто я теперь. Раньше знал, теперь нет.

Надя вздохнула, поднялась со стула, плотнее укуталась в белую паутинку шали — на кухне было довольно свежо, обронила фразу безнадёжно затухающим голосом:

— Ладно, давайте спать. Когда вас завтра разбудить?

— Как всегда, в семь.

Уже раздевшись, Силин вспомнил про ещё одно маленькое дельце. Вытащив из-под кровати сумку, он достал из неё стеклянную банку, поглядел в глаза небольшой оскалившейся серой крысе, усмехнулся и спросил её:

— Ну что, Фрося, попалась на дармовщину? Так вот всегда бывает. Бесплатного у нас в стране сейчас ничего уже нет, запомни. А кусаться не надо, ещё заразу какую занесёшь.

Потом Нумизмат перочинным ножом проделал три небольших дырки для доступа воздуха, налил через них немного воды, отрезал от колбаски хвостик и пропихнул его серой пленнице. Забавно держа пищу передними лапами, та шустро слопала угощение и уставилась на хозяина бусинками чёрных глаз, словно требуя продолжения банкета.

— Нет, милая, хватит. Поужинала и на боковую. Бай-бай.

С этими словами он засунул банку обратно в сумку и выключил настольную лампу.

9. ЖЕЛЕЗНОГОРСКИЕ СТРАДАНИЯ.

Мутная волна страха и волнения, так безжалостно поднятая Силиным на родине, давно уже сошла на нет. Убедившись, что «свечинский маньяк» покинул область, местное начальство расформировало созданную для его поимки бригаду. Никого не наказали, никого не отметили благодарностью. Пострадал лишь один

человек — следователь Филиппов. Произошло это на третий день после бегства Нумизмата в Москву и при глупейших обстоятельствах. Уже было известно, что Силин скрылся от дорожной милиции, и в городском УВД опасались, что он снова может появиться в Железногорске. На всякий случай собрали группу, которая коротала время в отведённой для неё комнате в унылом ожидании очередного разноса. Кроме Филиппова, присутствовали два эксперта, вдумчиво игравшие в карманные шахматы, кинолог с овчаркой и невысокий мужчина с фигурой юноши, полуседой головой и лукавыми глазами природного актёра и хитреца — лучший в Железногорске оперативник, майор уголовного розыска Федор Макеев.

Никто из этих людей не верил, что Нумизмат может вернуться на родину, но начальство думало по-иному, и они торчали на работе в выходной день.

— Бедная Пальма, — вздохнул кинолог. — Ты-то за что мучаешься вместе с нами?

— Собаку ему жалко, — ухмыльнулся один из экспертов, особым складом своей профессии приученный к более циничному взгляду на жизнь и смерть человеческую. — Мы вон хуже собак. Тем хоть тряпку дают понюхать, а потом говорят: «фас». А мы тут сидим как дураки, Силин давно, поди, в столице всех крошит направо и налево…

Досужие рассуждения прервало появление ещё одного члена злополучной группы. Николая Ефимова, следователя порокуратуры, коллеги за глаза звали «Бычок». Было в облике этого тридцатилетнего парня что-то сближающее его с представителем крупного рогатого скота: крупная, шишкастая голова, крепко сидящая на короткой шее, а ещё врождённое упрямство, заставляющее кидаться на каждое новое дело, как на красную тряпку тореадора. Вот и сейчас Николай ещё не сказал ни слова, но аморфное состояние бригады было нарушено. По довольному лицу следователя все поняли, что очередной вызов к начальству «на ковёр» закончился не только традиционной головомойкой.

— Живём, мужики! — провозгласил Ефимов, усаживаясь за письменный стол.

— Начальство дало «добро» на контакты с братвой. Должны же мы узнать, куда делась эта чёртова коллекция! Там, где она, должен объявиться и Силин. Федь, кто у нас сейчас остался за Чалого?

Седовласый оперативник с глазами хулигана усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

— А ты будто не знаешь? Тягун у них теперь масть держит.

— Ну вот, значит, надо встретиться с Тягуном, все объяснить ему и выяснить, куда они отправили коллекцию.

Макеев откровенно расхохотался. Вся группа с некоторым недоумением смотрела на развеселившегося оперативника. Тот же, отсмеявшись, спросил:

— Кто ж это такой умный из начальства, поди, новый прокурор? Из него идеи фонтаном хлещут, заткнуть некому. Ты когда-нибудь с куском железа разговаривал? Нет? Вот это будет примерно то же самое. Проще поговорить с этой деревяшкой, больше проку и безопаснее, — И Федор постучал согнутым пальцем по дверце обшарпанного платяного шкафа.

— А ты что, хорошо его знаешь? — спросил несколько озадаченный Ефимов.

— Я его в восемьдесят шестом брал вместе с покойным Медуном. У Тягуна тогда уже при себе две пушки были, выстрелить только не успел, Валя его завалил, как медведь овцу, тот только лежал и матерился. — Федор тяжело вздохнул. — Да, такой напарник был.

Филиппов слыхал историю гибели Медунова. Капитан, человек недюжинного здоровья и силы, во время ледохода спас двух тонущих пацанов, но сам выплыть не сумел.

— Но попробовать-то надо! — возмутился Ефимов. — Объясним ему что почём, неужели он за своего корешка отплатить не захочет?

— Коль, ты пойми, Тягун — вор ещё старой закваски. Кто хоть словом с ментами перекинется, считаются ссученными. А мы тут сами к нему подвалим: «Не желаете ли, гражданин Тягин, поработать немного стукачом?»

Теперь уже вспыхнул Ефимов:

— Ну так что нам теперь, сидеть на заднице и ждать, когда маньяк ещё кого-нибудь замочит? Дело-то важное, Силин в Москву уехал, начальство опасается, что завалит он там какую-нибудь крупную шишку, и их вздрючат по первое число.

— Черт с тобой! — оперативник даже сплюнул с досады. — Встречу тебе с ним я организую, но только уговаривать его будешь сам.

— Ну и ладушки! — обрадовался Бычок, вскакивая с места с лёгкостью выпущенного из рук воздушного шарика. — Сегодня сможем все это провернуть?

— Попробуем. Пойдём втроём, так надёжней. Пистолет не забудь!

Последние слова прозвучали с явной издёвкой. Ефимов никогда не расставался с нагрудной кобурой. Летом, жутко потея в «сбруе», он прикрывал её сверху джинсовой курткой.

— Ну что ж, раз втроём, то пойдём ты, я и тёзка, — Ефимов ткнул пальцем в сторону Филиппова. Тому не очень хотелось ввязываться в эту авантюру, но делать было нечего. — Все остальные по домам.