На затонувшем корабле, стр. 50

— Да, почта за углом. Что я должен делать?

— Скоро ты все узнаешь. Назревают серьёзные события. — Дучке улыбнулся. — Конспирация. Меня зовут Лаукайтис. Запомни: Пранас Лаукайтис. Карла Дучке нет, он умер.

Проводив гостя, Эрнст Фрикке долго сидел в своём кабинете. Потом включил радио. На боннской волне опять звонил колокол кафедрального собора.

А за окном по-прежнему свистел ветер и угрюмо шумело море.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

«МЫ С ВАМИ ЛЮДИ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ…»

— И вы утверждаете, что в Студёном море можно плавать зимой, пользуясь этими… ну, как вы их называете?..

— Разделы.

— …пользуясь разделами, можно плавать, почти не прибегая к помощи ледокола? — Первый секретарь обкома Квашнин перевернул несколько страниц в лежавшей перед ним синей папке и взглянул на моряка с четырьмя золотыми нашивками и значком капитана дальнего плавания.

Прежде чем принять Арсеньева, секретарь не только добросовестно прочитал всю работу, но и советовался с министерством, а там, в свою очередь, консультировались с научно-исследовательским институтом. Отзывы из министерства и научно-исследовательского института были не совсем в пользу Арсеньева. Начальник пароходства, как оказалось, не интересовался льдами, считая их объектом деятельности морской инспекции. Он, как встречается среди хозяйственных руководителей, считал, что обязан только обеспечивать выполнение плана. Но Арсеньеву очень повезло, в это время проходило совещание капитанов и местных работников гидрометеослужбы, там одобрили его предложения.

Секретаря обкома заинтересовала возможность плавать во льдах без ледокола, и в душе он решил поддержать Арсеньева. Но, конечно, многое зависело от сегодняшнего разговора. Полное, добродушное лицо Квашнина выражало живейший интерес. Серые глаза, казалось, подбадривали собеседника,

— Но почему… — секретарь обкома закашлялся. Это обычно с ним случалось в затруднительных случаях, что-то вроде нервного рефлекса, — почему зимой не плавали, ну, скажем, в первую мировую войну? Ведь и тогда для царской России такая возможность была очень заманчивой. Ещё бы, важнейший стратегический фактор… Вы тут пишете, — он показал на страницу в папке, где красным карандашом были подчёркнуты несколько строчек, — Северный флот в те времена уже имел несколько мощных ледоколов.

— А вот почему, Андрей Александрович, — возбуждённо отозвался Арсеньев. — Не там, где следовало, плавали — наперекор природе, в Архангельск хотели попасть. А мы в Отечественную войну корабли в Зимнегорск водили, на Никольском устье.

— Но, видимо, не только выбор порта играл роль.

— Конечно, — подтвердил Арсеньев. — Но это печка, от которой следовало танцевать.

— Что необходимо сегодня для успеха таких плаваний, товарищ Арсеньев? Ладно, курите, раз невтерпёж, — недовольно пробурчал секретарь, заметив в руках капитана измятую папиросу.

— Аэрофотосъёмка. Несколько лётных часов. — Арсеньев торопливо, косясь на Квашнина, зажёг папиросу.

— Ежедневно?

— Что вы! Всего один раз. Здесь все расчёты, — капитан показал на папку.

— Но это чепуха! — снова закашлялся Квашнин. — Я хочу сказать: чепуха в смысле стоимости работы. И это все, что вы просите?

— Да, это главное.

— Удивляюсь! — Секретарь встал с кресла. Из полированного шкафа он вынул бутылку боржома и два бокала. — Изжога замучила, — пожаловался Квашнин. — Хотите?

— С удовольствием, Андрей Александрович. — Для пользы дела Арсеньев не отказался бы сейчас и от касторки.

Квашнин, морщась и поглаживая рукой живот, налил пузырящуюся жидкость. Сказать прямо, ему нравились дотошность и настойчивость этого капитана. Вопрос, конечно, стоит, чтобы им занялись. Главное — экономически выгодно.

— Так вот, товарищ Арсеньев, меня подкупает ваше предложение, — поразмыслив, сказал Квашнин. — Давайте подробности. Зинаида Петровна, — обратился он к вошедшей секретарше, — я занят, скажем, час. — Он посмотрел на Арсеньева. — Хватит?

— Вполне, Андрей Александрович. Я вкратце. — Капитан Арсеньев заметно волновался. — Сильные приливные течения в Студёном море…

Над телефоном вспыхнул зелёный глаз сигнальной лампочки. Квашнин взял трубку.

— Здравствуйте… Нашли новый район лова? Прекрасно!.. Кто обнаружил? Вот видите, а вы не верили в него! Хорошо, хорошо, завтра поговорим. Утром прошу ровно в девять.

Секретарь положил трубку и кивнул Арсеньеву.

— Сильные приливные течения в Студёном море…

Опять вспыхнул огонь. На этот раз Квашнин взял трубку чёрного разлапистого аппарата.

— Кто? Сергеев? Я слушаю. — В голосе слышалось раздражение. — Ну вот ещё!.. Прошу позвонить через час. Занят.

Положив трубку, Квашнин насупился и вызвал секретаршу.

— Зинаида Петровна, — он закашлялся, — я ведь сказал, занят, никаких телефонов, а вы… — Он опять закашлялся.

Секретарша мгновенно исчезла. Двери мягко закрылись.

— Сильные приливные течения в Студёном море… — быстро сказал секретарь загрустившему капитану. — Валяйте дальше.

— Течения в Студёном море создают районы — разделы и колоба, не подверженные обычным законам движения льдов под действием ветра, — несколько торопясь, говорил Арсеньев. — В разделах даже при сильных ветрах лёд остаётся разреженным, а в колобах, наоборот, он сбит в плотную массу. Ну, колоба мы оставим, они нам не нужны. А вот разделы… Практически они образуются на одном и том же месте и даже имеют свои названия. — Капитан покосился на молчавшие пока телефоны. — И ещё одно обстоятельство: разделы как бы продолжают друг друга и расположены на пути кораблей. Некоторые из них имеют свои названия…

— Кто же им дал названия? — полюбопытствовал секретарь.

— Поморы, в очень давние времена. В разделах — секрет зимнего плавания. Они расположены так. — Арсеньев мгновенно начертил схему беломорских разделов и показал Квашнину.

— Но зачем вам нужна аэрофотосъёмка? Тут у вас и так «зелёная улица», — прищурился секретарь.

Он наклонился, блеснув лысиной. Несколько мгновений Арсеньев продумывал ответ.

— Не всегда в разделах просторно, Андрей Александрович, через шесть часов течения меняются, и возникают сильнейшие сжатия. Если ежечасно фотографировать льды в прилив и отлив, можно составить атлас ледовитости разделов и пользоваться как атласом течений. Я, кажется, замысловато говорю?

— Вместо прикладного часа предлагаете ледовый?

— Да, да, правильно, — оживился Арсеньев. — Приятно иметь дело с моряком, — от души сказал он.

Секретарь обкома довольно усмехнулся. Он десять лет плавал механиком на судах торгового флота и, как все моряки, любил море и корабли. Но эти льды… Не всякий в них разберётся. «А справится ли Арсеньев? — думал секретарь. — Слишком необычное дело для капитана. У нас привыкли рассуждать так: раз ты капитан — значит, плавай, план выполняй. А в разные теории не лезь, на то другие есть. Правильно ли это?» На память пришли слова Перовского, министра внутренних дел при Николае I, сказанные знаменитому собирателю народной мудрости В. Далю: «Писать — так не служить, служить — так не писать». Далю туго пришлось со службой. Нет, Квашнин считал, что думающего человека всегда стоит поддержать. Но сейчас, по правде сказать, он не мог сразу до конца поверить Арсеньеву. Не укладывалось в голове: как это один человек может давать какие-то гарантии, обещать что-то в таком большом деле? Обычно за большим делом стояли большие коллективы, известные авторитеты. А здесь кустарь-одиночка. Если бы требовалось рисковать большой суммой, секретарь наверняка подумал бы, прежде чем высказываться за необычный проект. Но расходы невелики, и Арсеньев для себя ничего не просит. Увлёкся человек льдами и хочет открыть зимнюю навигацию. Что ж, разве это плохо?

— Я помню такой случай, — неожиданно сказал Квашнин. — Мы запоздали с выходом в море, и пришлось нашему пароходу вернуться и зимовать в Архангельске. Знаете, я и до сих пор не понимаю, как это нас угораздило!