Каныш Сатпаев, стр. 3

Почему жеребенка не съел волк?

I

В ауле Сатпая было заведено: дети, достигшие семилетнего возраста, в течение последующих трех-четырех лет обязаны обучиться грамоте. Для этого в Большом ауле содержали муллу. В свое время Имантай тоже прошел эту «школу». Однако он не довольствовался знаниями, полученными от аульного муллы. Семнадцатилетним юношей (это было в 1862 году) Имантай едет в далекий Омск — административный центр Степного края — и поступает учеником в медресе Абдрахима. За три года он осваивает основы арабского, персидского, чагатайского языков, знакомится с образцами классической литературы Востока. В этот период Имантай сходится с Чоканом Валихановым, уже прославившимся своим путешествием в Восточный Туркестан. Их знакомство было настолько близким, что некоторое время Имантай прожил в квартире Чокана. По-видимому, в эти же годы он приобщился к русской культуре — во время переписи населения, проведенной в 1897 году в Степном крае, он ответит на один из вопросов анкеты: «По-русски понимаю». Но, к сожалению, житейские обстоятельства не позволили Имантаю продолжить учение. Он возвратился на родину.

Глава аула был строг в выборе учителей. Для преподавания детям мусульманской грамоты он приглашал не случайного муллу, а подбирал для этого в городе способного выпускника одного из известных медресе.

Может быть, поэтому среди тех, кто прошел начальное обучение в ауле, многие, подобно Имантаю, стремились продолжить свое образование в городских школах.

Первым из них был Абикей, племянник Имантая. Он с ранних лет выделялся среди сверстников особой тягой к знанию и замечательной памятью. Стараниями дяди мальчик был направлен в Омск. Окончив учительскую семинарию, он возвратился в степь и всецело посвятил себя просвещению земляков. Таким образом, Абикей первым из всех Сатпаевых получил серьезное образование.

По его стопам пошел Абдикарим Сатпаев, другой племянник Имантая. Он отправился за знаниями в далекий Семипалатинск. Затем наступает очередь новых подросших представителей рода Сатпаевых. Среди них Абсалам, Магаз, сын самого Имантая Бокеш. Все они не удовлетворяются азами, усвоенными от аульного муллы, но жаждут учиться, как старшие братья, в русской школе.

Пришло время браться за ум и маленькому Канышу, и однажды он с сумкой через плечо направился в Большой аул к мулле Жумашу.

По утрам в юрте, выделенной для занятий, собирается дюжина ребятишек. Сидят смирно, поджав ноги под себя, разложив на дощечке бумагу и карандаш. Взгляд каждого устремлен в землю — это означает беспрекословное повиновение. Входит мулла, усаживается на возвышенное место. Одной рукой раскрыв священную книгу, он берет в другую длинную палку и тычет ею кого-нибудь из учеников: «Читай!» Тот громко, нараспев произносит суру из Корана, остальные подхватывают. И начинается нестройное многочасовое гудение ребячьих голосов.

Каныш, будь его воля, с удовольствием расстался бы с этой нудной долбежкой. Куда лучше покататься с высокого Карамурына! Или, оседлав саврасого, скакать навстречу ветру по долине между двумя аулами. Или взять книгу Бокеша, обучающегося у русских, часами рассматривать картинки, считать буквы — сколько их! Книги Бокеша особенные, совсем непохожие на те, что читают мальчишки у муллы. И какие интересные картинки! Бегающие жеребята, густой лес, высокие горы, огромные дома, красивые люди в военных мундирах. Даже коровы нарисованы, и все точно как в жизни. И наставник, по словам брата, у них не строгий, даже палки не имеет.

Два года проучился Каныш у муллы. По свидетельству Тармызи Имантаева, воспитывавшегося вместе с будущим академиком, «цепкая память Каныша была замечена сразу, в самом начале обучения. Сложную арабскую грамоту он освоил уже на первом году, опередив всех ребят. Потому Имантай-ата и не стал держать его у муллы в течение обязательных трех лет».

В ту пору он посещал и другие уроки. Обычно они проходили дома, на коленях у отца. И в отличие от прочих занятий здесь не было установленных дней и часов. Урок мог состояться в любое время, когда позволяли обстоятельства. Но запоминался он на всю жизнь.

Пройдет много лет. Казахский академик А.X.Маргулан напишет впоследствии:

Разумеется, жизнь мальчика, которому не было еще и десяти лет, заполнялась не одними уроками у муллы или наставлениями отца. Аульные будни приятно разнообразили наезды гостей. Вечерами Каныш не давал им покоя своими вопросами и неизменными просьбами «конак каде» — расплаты сказкой за ночлег.

В их аул часто приезжали певцы и поэты. Неспроста они подолгу гостили у Имантая. Бий ценил умную беседу и сам был неплохим рассказчиком и оратором. Меткое словцо, услышанное однажды из его уст, повторялось затем другими, постепенно становясь крылатым выражением. Недаром он неоднократно избирался третейским судьей на междуродовых сходах. Ведь от такого посредника, кроме рассудительности, требовалось и умение выражать свои мысли точными образными словами. Имантай уважал и всегда был рад видеть у себя вольных, своенравных детей степи — акынов, сказителей и певцов.

Впоследствии исследователи-историки обнаружат в Ленинграде, в филиале Института востоковедения АН СССР, записи, когда-то сделанные Имантаем Сатпаевым: летопись рода Каржас и произведения прославленного поэта казахской степи Бухара Калкаманулы (1693 — 1787). Не один год собирал он эти стихи — наследие своего сородича. Он тоже был из рода Каржас — ветви генеалогического древа, на которых значатся имена Имантая и Бухара, сходятся к единому стволу на седьмом колене, во времена их прапрадедов Алтынторы и Кулыке. Можно предположить, что эти записи сделаны по настоянию Чокана Валиханова. А в том, что они оказались надлежащим образом сохранены, прямая заслуга наставника Чокана, знатока восточных языков, преподавателя Омского кадетского корпуса Н.Ф.Костылецкого. Имантай был хорошо знаком с ним.

Маленький Каныш, как все дети подражавший старшим, не остался в стороне от увлечений отца. Он с малых лет рос под впечатлением песен, сказок, поэтических творений, излюбленных в семье Имантая.

II

Аккелинская школа, находившаяся в ауле волостного правителя, была открыта в 1903 году. Тогда же появились в Павлодарском уезде две другие — в Караобинской и Маралдинской волостях. А в следующем году школами обзавелись Баянаульская, Теренкульская и Чакчанская волости. И во всех преподавание ведется на русском языке, а учатся только дети казахов!

Расширявшиеся с каждым годом деловые связи администрации, предпринимателей и торговцев со степью, нужда в грамотных туземных чиновниках заставляли руководство Степного края заботиться о просвещении кочевников. Еще за несколько лет до описываемых событий губернатор области отдал волостным управителям распоряжение отправить в уездные города «...по два молодых киргизца, не моложе 15 — 16 лет для обучения их в русской школе». Они воспитывались в специальных пансионатах, за два-три года проходя курс делопроизводства, а в дальнейшем служили писарями, переводчиками. Но поскольку кадров стало недоставать, потребовалось открыть несколько школ и в уездах.

Все эти четырехгодичные учебные заведения содержались казной на средства, отпускаемые ведомству народного просвещения. Строго предписывалось, чтобы в школу принимались дети не моложе 15 лет. Все объяснялось просто: поступив в первый класс подростком, воспитанник заканчивал курс в возрасте 19 — 20 лет, то есть достаточно зрелым для государственной службы. При этом учитывались психология казаха, нравы, бытовой уклад аула. Ведь обычно в этом возрасте родители женили своих детей. Так что окончившего школу молодого человека ждали немедленная женитьба и служба в какой-нибудь канцелярии, в лучшем случае должность аульного старшины.