Путешествие без карты, стр. 11

Накануне рождества в мастерскую вошёл господин Замурзаев и торжественно изрёк:

— Господа! Поздравьте мадмуазель Шмидт. Её муляж удостоен на Дрезденской выставке Почётного диплома!

Фаня решила, что Замурзаев издевается над ней. Какая выставка? Какой диплом? Сейчас распахнётся дверь и появится жандармский ротмистр.

— О чём вы говорите? — спросила она хмуро.

— О вашем муляже! Об «окороке»! Пришло известие. Он получил диплом на выставке в Дрездене!..

Осталось рассказать немного. В день болезни Фани муляж окорока отправили за границу на специальную выставку. Полиция не знала об этом. Когда она пришла в музей, наган вместе с окороком был уже за пределами России.

Что же случилось дальше?

Выставка в Дрездене закрылась, экспонаты вернулись в Петербург, на своё старое место. Револьвер проделал немалое путешествие: из России в Германию, из Германии в Россию. И никто его не обнаружил. Кому же придёт в голову, что невинный муляж таит в себе такую «начинку»?

Прошло какое-то время, и Фаня убедилась, что больше за ней не следят. Тогда она извлекла из «окорока» наган и переправила куда надо.

С тех пор она частенько прятала в экспонатах оружие и партийные документы. И никто их не обнаружил.

Вот почему в Музее революции можно сегодня увидеть такой необычный экспонат — муляж окорока.

Разговор в духане

Стоял июнь. В Тифлисе [1] было жарко и неспокойно. Встревоженные власти опасались новых выступлений тифлисских рабочих. Город был объявлен на военном положении. У казённых зданий, у заводов, на площадях дежурили вооружённые казаки, жандармы, солдаты.

В этот июньский день в духане, близ Армянского базара сидели два человека и потягивали виноградное вино. На одном была потёртая тужурка почтового чиновника, на другом — офицерский китель с погонами поручика. Кувшин с вином был почти пуст, но взъерошенный вид чиновника, его невнятная речь убеждали, что это не первый кувшин, распитый сегодня с бравым поручиком.

— Мне, понимаешь, это… обидно… — бормотал чиновник. — Понимаешь, обидно! Рядом это… валяется мешок денег… Мешок! А мне за квартиру платить нечем. А мешок рядом… За стеной…

Поручик недовольно усмехнулся:

— Какой мешок? Басни рассказываешь! Вина много выпил!

— Не веришь? — Чиновник плеснул остаток вина в стакан. — Почему обижаешь? Почему не веришь?

— Не верю! Какой дурак в мешках деньги держит? Не бывает такого.

— А я говорю, что бывает. Я знаю! Ты не знаешь, а я знаю! У меня должность такая! Я про деньги всё знаю.

— Эй, хозяин! Ещё кувшин и два шашлыка! — крикнул поручик и снова обидно усмехнулся:

— Опять хвастаешь? Крысе волка не поймать, тебе и ста рублей не видать, а ты про мешок толкуешь. Кушай шашлык, пей вино и не хвастай.

Легендарный Камо.

— Не буду пить! Нельзя больше. У меня завтра государственное дело. Понимаешь? Го-су-дар-ственное!

Поручик разлил по стаканам вино и тихо рассмеялся:

— Смотрите, люди, какой выдумщик! Государственное дело! Какое на почте дело: штемпеля ставить, марки считать.

— Не говори так! Не знаешь — не говори! Ты такого в жизни не увидишь, а я десять раз видел! Ты генералом станешь и то не увидишь! — Булькая, чиновник опорожнил стакан и склонился к офицеру. — Я двести тысяч рублей видел. Сразу! А ты видел?

— Не видел. И ты не видел.

— Видел! И завтра увижу! Ты знаешь, что будет завтра?

— Все знают. Тринадцатое июня будет завтра.

Чиновник пьяно рассмеялся и придвинулся вплотную к поручику:

— По секрету! Тебе одному! В нашу Почтово-телеграфную контору завтра из Петербурга, знаешь, что доставят? Не знаешь? Мешок с деньгами для тифлисского банка. Мешок! А ты говоришь! Каждые два месяца присылают. А за мешком приедет кассир из банка. Человек специальный считать деньги будет. Сосчитают и увезут. А деньги при мне считать будут! Много тысяч считать будут, а мне за квартиру заплатить нечем. Понимаешь?

И он снова потянулся к кувшину…

Из духана они вышли неверной походкой, добрались до ближнего бульвара, и здесь чиновник неожиданно остановился:

— Дальше не пойду, — сказал он решительно и сел на скамью. — Ноги не идут! Понимаешь? Ноги шатаются!

— Ладно. Посиди, отдохни. Скоро вернусь, отвезу на извозчике. — И козырнув проходящему мимо капитану, поручик быстрым, теперь уже твёрдым шагом повернул в сторону Эриванской площади.

Как всегда, в послеобеденный час на площади было людно и шумно. Мальчишки-газетчики выкрикивали последние события, из открытых дверей музыкального магазина неслись звуки граммофона, какой-то крестьянин колотил палкой упрямого осла. Осёл ревел, но не двигался с места.

Поручик купил газету, вошёл в кофейню и занял столик у распахнутого окна. Отсюда была видна вся площадь. Невдалеке, у Коммерческого банка толпились жандармы, у Городской управы стояли казаки, на углу каждой улицы маячили городовые. На этот раз городовые были вооружены не только шашками и револьверами, за плечом у каждого была вскинута винтовка.

«Семь казаков, четыре жандарма, пять городовых», — подсчитал поручик и, сложив аккуратно газету, покинул кофейню.

Около десяти утра к тифлисской Почтово-телеграфной конторе подъехали шесть казаков и два солдата. А ровно в десять в Контору вошли кассир Государственного банка и счётчик.

— Через час выйдут с мешком, — сказал казачий есаул. — Смотреть в оба! Не овёс в мешке, а царёва казна!

— Неужто потребен час, чтоб мешок из дома вынести? — удивился молодой солдат.

— Денежки, брат, счёт любят. До единой бумажки сосчитать нужно. А бумажек в мешке — тысячи. Так что, стой и жди!

Есаул оказался прав. К одиннадцати часам из Конторы вышел кассир. Вблизи, как всегда, стояли извозчики. Кассир махнул рукой, поднял вверх два пальца, и к подъезду Конторы подкатили два фаэтона. Появился счётчик. Крепко прижимая к груди мешок с деньгами, он вскочил на первый фаэтон, следом вскочил кассир. Во второй фаэтон сели солдаты. По команде есаула казаки заняли свои места: есаул с чубатым казаком впереди фаэтонов, два казака позади, два по бокам.

— С такой охраной и чёрт не страшен! — сказал довольный кассир. — Поехали! С богом!

В этот же час у входа в Пушкинский сквер можно было увидеть молодую цветочницу.

В её нарядной корзиночке алели пышные букеты ранних гвоздик. Напрасно улыбалась она редким прохожим: в столь ранний час покупателей цветов не было. А может быть, прохожие не замечали её улыбки, потому что цветочница смотрела не на прохожих, а в сторону Лорис-Меликовской улицы, той самой улицы, где помещалась Почтово-телеграфная контора. Изредка она поглядывала на центральную аллею сквера.

Там, на дальней скамейке сидел какой-то человек и листал толстый журнал.

Взглянув очередной раз в сторону Лорис-Меликовской улицы, цветочница вдруг поспешно схватила корзинку и вошла в сквер. В ту же секунду одинокий посетитель вскочил со скамьи, выбежал из сквера, снял шляпу и провёл ладонью по волосам. Его сигнал был принят: дама, гулявшая вдалеке с собачкой, поспешила на Эри-ванскую площадь. Она прошла мимо жандармов у Коммерческого банка, задержалась на секунду у ресторана и, сев на извозчика, уехала. И сразу же из разных подъездов и подворотен на площади появились шесть мужчин. Один остановился вблизи отряда полицейских, двое направились в сторону казаков, остальные подошли к газетному киоску.