Что-то кончится, что-то начнется, стр. 10

С замковой кухни доносились звяканье котлов, веселый смех и песни. Прокорм целой банды гостей становился некоторой проблемой, поскольку король Хервиг практически не держал прислуги. Присутствие чародеев также не решало вопроса, так как путем общего консенсуса было решено есть натуральную пищу и отказаться от кулинарных чар. Кончилось все тем, что Нэннеке согнала на кухню кого только могла. Поначалу дело шло туго — те, кого жрица изловила, ничего не смыслили в стряпне, а те, кто смыслили, смылись. Однако потом Нэннеке получила неожиданное подкрепление в лице Гардении Бибервельт и хоббиток из ее свиты. Превосходными и приятными в совместной работе кухарками оказались также, на диво, все четыре шлюхи из команды Лютика.

Со снабжением хлопот было меньше. Фрейксенет и князь Агловаль отправились на охоту и привезли отличной дичины. Браэнн и ее дочкам хватило двух часов, чтобы завалить кухню дикой птицей, поскольку даже самая младшая из дриад, Кашка, удивительно ловко управлялась с луком. Король Хервиг, который обожал рыбалку, засветло выплывал на озеро и привозил щук, судаков и огромных окуней. Компанию ему обычно составлял Локи, младший сын Краха ан Крайта. Локи знал толк в рыболовстве и лодках, а кроме того, был на рассвете вменяем, ибо подобно Хервигу не пил.

Даинти Бибервельт и его родичи, при участии допплера Тельико, взялись за украшение зала и комнат. Мытьем же и уборкой заставили заняться обоих пророков, дрессировщицу крокодилов, скульптора по мрамору и вечно пьяного медиума женского пола.

Заботу о погребке и напитках поначалу возложили на Лютика и его коллег-поэтов, но это оказалось страшной ошибкой. Бардов изгнали, а ключи отдали Фрейе, подружке Мышовура. Лютик и поэты целыми днями просиживали под деревьями, стараясь растрогать Фрейю любовными балладами, к которым, однако, островитянка оказалась так же устойчива, как и к алкоголю.

Геральт поднял голову, вырванный из дремоты стуком копыт по камням двора. Из-за росших у стены кустов показалась лоснящаяся от воды Кэльпи с Цири на спине. Цири была в своем черном наряде, за плечами висел меч, знаменитый Гвеир, добытый в пустынных катакомбах Кората.

Минуту они молча смотрели друг на друга, потом девушка толкнула лошадь пяткой, подъехала ближе. Кэльпи нагнула голову, пытаясь достать ведьмака зубами, но Цири удержала ее, резко дернув повод.

— Ведь это сегодня, — заговорила ведьмачка, не спешиваясь. — Сегодня, Геральт.

— Сегодня, — подтвердил он, опираясь о стену.

— Я рада, — сказала она неуверенно. — Думаю… Нет, я уверена, что вы будете счастливы, и рада…

— Слезай, Цири. Поговорим.

Девушка тряхнула головой, отбрасывая волосы назад, за ухо. На миг Геральт увидел широкий безобразный рубец на ее щеке — памятку о тех страшных днях. Цири отпустила волосы до плеч и зачесывала их так, чтобы прикрывать шрам, но частенько забывала об этом.

— Я уезжаю, Геральт, — сказала она. — Сразу после торжества.

— Слезь, Цири.

Ведьмачка соскочила с седла, села рядом. Геральт обнял ее. Цири уткнулась ему головой в плечо.

— Уезжаю, — повторила она.

Он молчал. Слова теснились в голове, но среди них не было ни одного, которое можно было бы счесть подходящим. Нужным. Он молчал.

— Знаю, что ты думаешь, — сказала она тихо. — Думаешь, я бегу. Ты прав.

Он молчал. Он знал.

— Наконец-то после стольких лет вы вместе. Йен и ты. Вас ждет счастье, покой. Дом. Но меня это пугает, Геральт. Поэтому… я бегу.

Он молчал. Думал о собственных бегствах.

— Уеду сразу после торжества, — повторила Цири. — Хочу снова увидеть звезды над трактом, хочу насвистывать среди ночи баллады Лютика. И хочу боя, танца с мечом, хочу риска, наслаждения, которое дает победа. И одиночества. Понимаешь меня?

— Конечно, я понимаю тебя, Цири. Ты моя дочка, ты ведьмачка. Ты сделаешь то, что должна сделать. Но одно я должен тебе сказать. Одно. Ты не убежишь, сколько бы ни бежала.

— Знаю, — она прижалась крепче. — Я все еще надеюсь, что когда-нибудь… Если подожду, если буду терпелива, то и для меня настанет когда-нибудь такой прекрасный день… Такой прекрасный день…… Хотя…

— Что, Цири?

— Я никогда не была красивой. А с этим шрамом…

— Цири, — перебил он ее. — Ты самая прекрасная девушка на свете. Сразу после Йен, разумеется.

— Ох, Геральт…

— Если мне не веришь, спроси Лютика.

— Ох, Геральт.

— Куда…

— На Юг, — перебила она сразу, отворачиваясь. — Край там еще дымится после войны, восстановление не закончено, люди борются за выживание. Им нужна охрана и защита. Я пригожусь. И еще есть пустыня Корат… Есть Нильфгаард. У меня там свои счеты. У нас, Гвеира и меня, есть там счеты, которые нужно свести…

Она замолкла, лицо отвердело, зеленые глаза сузились, губы скривила злая гримаса. Помню, подумал Геральт, помню. Да, это случилось тогда, на скользких от крови лестницах замка Рыс-Рун, где они бились плечом к плечу, он и она, Волк и Кошка, две машины для убийства, нечеловечески быстрые и нечеловечески свирепые, ибо доведенные до крайности, разъяренные, припертые к стене. Да, тогда нильфгаардцы отступили, охваченные ужасом, пред блеском и свистом их клинков, а они медленно пошли вниз, вниз по лестницам замка Рыс-Рун, мокрым от крови. Пошли, поддерживая друг друга, вместе, а перед ними шла смерть, смерть, заключенная в двух светлых острых мечах. Холодный, спокойный Волк и бешеная Кошка. Блеск клинков, крик, кровь, смерть… Да, это было тогда… Тогда…

Цири снова отбросила волосы назад, и среди пепельных прядей сверкнула широкая снежно-белая полоса у виска.

Именно тогда она и поседела.

— У меня там счеты, — прошипела она. — За Мистле. За мою Мистле. Я отомстила за нее, но за Мистле недостаточно одной смерти.

Бонарт, подумал он. Убила его, ненавидя. Ох, Цири, Цири. Ты стоишь над пропастью, доченька. За твою Мистле не хватит и тысячи смертей. Берегись ненависти, Цири, она жрет человека, как рак.

— Прислушайся к себе, — шепнул он.

— Предпочитаю прислушиваться к другим, — зловеще усмехнулась она. — Лучше окупается, в конечном счете.

Я больше никогда ее не увижу, подумал он. Если она уедет, я больше никогда не увижу ее.