Час Презрения, стр. 44

— Держись, Геральт. Из Аретузы идет помощь. Уже скоро…

— Дийкстра… Если Дийкстра на меня нападет… мне конец.

Трисс дико выругалась.

Она тащила его по лестнице. Сломанные нога и рука подскакивали на ступенях. Боль ожила, вгрызлась во внутренности, в виски, дошла до глаз, ушей, макушки. Он не кричал. Знал, что крик облегчит боль, но не кричал. Только раскрывал рот, это тоже приносило облегчение.

Услышал гул.

На верху лестницы стояла Тиссая де Врие. Волосы взлохмачены, лицо в пыли. Она подняла обе руки, ее ладони запылали. Она выкрикнула заклинание, а пляшущий на кончиках пальцев огонь ринулся вниз в виде ослепительного гудящего шара. Ведьмак услышал грохот рушащихся стен и дикие крики обожженных.

— Тиссая, нет! — отчаянно крикнула Трисс. — Не делай этого!

— Им сюда не войти, — проговорила Великий Магистр, не поворачивая головы. — Здесь — Гарштанг на острове Танедд. Никто не приглашал сюда королевских прихвостней, выполняющих приказы своих близоруких владык!

— Ты их убиваешь!

— Молчи, Трисс Меригольд! Покушение на единство Братства провалилось, островом по-прежнему владеет Капитул! Короли — руки прочь от Капитула! Это наш конфликт, и мы сами его разрешим! Решим свои проблемы, а потом положим конец вашей идиотской войне! Ибо на нас, чародеях, лежит ответственность за судьбы мира!

Из ее руки вырвалась новая шаровая молния, множественное эхо взрыва прокатилось меж колонн и каменных стен.

— Прочь! — крикнула она снова. — Вам нет хода сюда! Вон!

Крики внизу прекратились. Геральт понял, что нападающие отступили от лестницы, ретировались. Силуэт Тиссаи расплылся у него в глазах. Это была не магия. Он терял сознание.

— Беги отсюда, Трисс Меригольд, — услышал он слова чародейки, доносящиеся издалека, как из-за стены. — Филиппа Эйльхарт уже сбежала, убралась на своих птичьих крыльях. Ты была ее сообщницей в этом гнусном заговоре, я должна тебя покарать. Но уже достаточно крови, смерти, несчастий! Вон отсюда! Отправляйся в Аретузу, к своим сообщникам! Телепортируйся. Портал Башни Чайки больше не существует. Он рухнул вместе с башней. Можешь телепортироваться не страшась. Куда захочешь. Хоть к своему королю Фольтесту, ради которого ты предала Братство!

— Я не брошу Геральта… — прошептала Трисс. — Он не должен попасть в руки реданцев… Он тяжело ранен… У него внутреннее кровоизлияние… Но у меня больше нет сил! Нет сил, чтобы раскрыть телепорт! Тиссая! Помоги мне, прошу тебя!

Тьма. Пронизывающий холод. Издалека, из-за каменной стены голос Тиссаи де Врие:

— Я помогу тебе.

Глава 5

Командир отряда остановил лошадь, снял шлем, прошелся пальцами по редким, слипшимся от пота волосам.

— Приехали, — повторил он в ответ на вопросительный взгляд трубадура.

— Что? Как? — удивился Лютик. — Почему?

— Дале не поедем. Видите? Речка, что внизу блестит, энто Ленточка. Мы токмо до ей бралися вас провожать. Сталбыть, время возворотиться.

Солдаты, беспокойно осматриваясь, остановились позади. Ни один не слез с коня. Лютик заслонил глаза рукой, поднялся на стременах.

— Это где ж ты реку увидел?

— Внизу, говорю. Спускайтесь по яру, сразу попадете.

— Проводите хотя бы до берега, — возразил Лютик. — Покажите брод…

— Ну да! Было б чего указывать. С мая ни капли. Жаришша вонна, вот она, вода, сталбыть, и опала. Замелела Ленточка-то. В кажном месте конь перейдет…

— Я показывал вашему начальнику письмо от короля, — насупившись, сказал трубадур. — Он ознакомился, и я собственными ушами слышал, как он велел вам проводить меня до самого Брокилона. А вы хотите бросить меня здесь, в этой чащобе? А если я заблужусь?

— Не заблудите, — угрюмо буркнул подъехавший к ним солдат, который до сих пор молчал. — Не успеете заблудить-то. Сперва вас-то духобабья стрела отышшет.

— Ну и трусоваты же вы, — съязвил Лютик. — Ну и нагнали же на вас страху дриады. Ведь Брокилон только на том берегу Ленточки начинается. Ленточка — граница. Мы ее еще не пересекли!

— Ихая граница, — пояснил, оглядываясь, командир, — доходит дотудова, откудова ихние стрелы летят. Стрела, пушшенная с того берега, ежели крепко пустить, долетит аж до опушки, да ишшо и такую силу имет, штоб кольчугу продырявить. Вы-то уперлися, штобы туда иттить. Ваша шкура. А мне жизень мила. Я дале не пойду. Надыть мне башку в шершнево гнездо сувать-то?

— Я же вам объяснил, — Лютик сдвинул шапочку на затылок и выпрямился в седле, — что еду в Брокилон с миссией. Я, можно сказать, посол. Дриад не боюсь. Но прошу вас проводить меня до берега Ленточки. А вдруг да на меня в этих зарослях разбойники нападут?

Второй солдат, угрюмый, вымученно улыбнулся.

— Разбойники? Тута? Ясным днем? Ну, господин, днем тута духа живого не встренешь. Остатние времена духобабы пушшают стрелы в кажного, кто на берегу Ленточки кажется, а то, быват, и далеко на нашу сторону запушшают. Не-а, разбойников-то вы не бойтеся.

— Правда твоя, — подтвердил командир. — Шибко глупым должон быть разбойничек-то, штобы днем до Ленточки иттить. Да и мы-то не дурни. Сам-друг едете, без латов и оружия и на вояка, прошшенья просим, не смотритеся, за версту видать. Ну так вам, может, и пошшасливицца. А вот ежели духобабы узрят нас, конных, да с оружием, не видать нам солнца за стрелами-то летучими.

— М-да, трудное дело… — Лютик похлопал коня по шее, глянул вниз, в пойму. — Стало быть, еду один. Ну, бывайте, солдатики. Благодарю за сопровождение.

— Не тыркайтесь больно-то. — Угрюмый солдат глянул в небо. — Вечер рядом. Как туман с воды подымется, тут и ежжайте. Потому как, знаете…

— Что?

— В тумане-то выстрел понеуверенней. Ежели к вам судьба будет ласковой, промажет духобаба-то. Токмо что они, господин, редко мажут.

— Я ж говорю вам…

— Ну, ну, говорили, не забыл. Дескать, с мисьей к им едете. Но я вам кой-чего другого скажу: с мисьей ли, с процесьей, им все едино. Пустят в вас стрелу, и конец.

— Нанялись, что ль, пугать меня? — снова надул щеки поэт. — За кого вы меня принимаете, за городского писаку, или как? Я, господа хорошие, видел больше битв, чем вы все, вместе взятые. И о дриадах тоже знаю побольше вас. Хотя бы то, что они никогда не стреляют без предупреждения.

— Было так-то, правда ваша, — тихо сказал командир. — Упреждали. Пустят стрелу в ствол либо на стежку, сталбыть, где энта стрела — тама и рубеж, дале — ни шагу. Ежели человек быстро заворотит, мог уйти целехоньким. Токмо ныне все иначей. Ныне они сразу шьют так, чтобы забить.

— С чего бы такое ожесточение?

— Вишь ли, — буркнул солдат, — оно вона как. Когда короли мир с Нильфгаардом заключили, то взялися сильно за эльфовы банды. Видать, здорово их прижали, потому как не проходит ночи, чтобы недобитки не сбегали через Бругге, в Брокилоне шукая схоронения. А когда наши эльфов гонют, то часом, быват, и с духобабами разделываются, которые из-за Ленточки на помочь идут. А бывало, и наше войско с разбегу в лес заглянет… Понятно?