Хрустальные тайны, стр. 5

Потом про него стали говорить: «Тот стеклодув, который ярмо на себя надевал, — Ярёмин».

Ярёмины работали на «лекарских заказах».

Отец Борискин делал аптечную посуду — всякие склянки для мазей, флаконы для микстур, ступки для растирания порошков. Требовали они особо тщательной отделки и в то же время простоты — без лишних украшательств. Тут не надо было никакой выдумки. Был бы флакон ровным и гладким да хорошо закрывался бы пробкой.

В своём деле Ярёмины много преуспели. Аптекари ярёминской посудой были довольны.

И сейчас Борискин отец вместе с дядькой Михайлой работали в гуте. Работали, как и в прежние времена, на помещика.

ДОБРЫЕ ЧЕРТИ В ГУТЕ

Стояла гута за околицей, там, где начинается лес. Так её построили, чтобы легче было таскать дрова для печи.

Ночью над гутой дым поднимался клубами и румянилось зарево. Это работали варщики — варили стекло из песка, соды и извести.

Днём пламя в печи оставляли поменьше — только чтобы жидкая огненная масса не застывала.

Днём здесь хозяйничали стеклодувы. Мальчишки их прозвали гутными чертями.

Они, и правда, были похожи на чертей: по спинам от печного жара пот струился ручьями, руки и лица черны от копоти и дыма, на лоснящейся коже играют отсветы огней.

Ребята вовнутрь боялись заходить. Надо иметь особую ловкость, чтобы там стоять у деревянного помоста. Заглядишься — и можешь угодить под раскалённую каплю. Обожжёшься.

А то ещё случайно можно на осколок стекла наступить. Все стеклодувы обувают специальные сандалии на толстых деревянных подошвах, чтобы ноги не поранить. Босиком — так в гуте вообще не пройти.

Поэтому Бориска с мальчишками останавливался у входа, у решётчатых ворот. Залезут ребята на перекладины, чтобы лучше было видно, и усядутся, как воробьи на ветке.

Горит пламя в многоглазой печи. «Стук-стук-клок-клок» — стучат деревянные сандалии по деревянному помосту. Разговоров между мастерами не слышно. Стеклодувы между собой объясняются жестами. Сами-то они понимают друг друга, а со стороны кажется, что колдуют.

В полумраке закопчённого сарая то и дело мелькают длинные трубки с огненными шарами на концах — то вниз, то вверх.

Или вдруг завертится-запляшет сверкающая капля вокруг стеклодува — словно живой огонёк в свой таинственный танец пустился. Это мастер трубкой круги описывает: и наклонно её вращает, и над головой дугой проводит, и качает, как маятник, у самых ног. Жутко становится от таких бесовских танцев. Прямо как в аду!

— У-у, расходились, черти! Смотреть даже страшно, — шепчет боязливо младший из ребят.

— Наоборот! Интересно, — возражает другой. — Черти-то эти добрые. Эх, и я бы с ними поколдовал!

— А что, ребята, давайте попросимся к ним приймалками, — предлагает Бориска.

Бориске больше нравилась дядькина работа, чем отцовская. У отца все пузырьки и склянки простыми были. А дядька чего только не выдумывал!

Бориска и сам любил пофантазировать. Облака в небе ему представлялись снежными крепостями, бочка с дождевой водой за домом, — таинственным замком, а петух-задира — храбрым витязем.

Как и все мальчишки в селе, Бориска коллекционировал стекляшки. Собирал их возле гуты. Находил замысловатые обрезки, шарики, сосульки. Шёл между ребятами бойкий обмен хрустальными «редкостями».

Борискина коллекция была самая богатая. Из разноцветных осколков он складывал на песке целые картины. Ребята приходили на Борискин двор посмотреть, как он подбирает разноцветные стекляшки.

Делал он это не торопясь. Каждый прозрачный осколок подолгу вертел в руках, оглядывая со всех сторон, выравнивал железным прутиком острые стеклянные края.

Его стриженая круглая голова склонялась к самому плечу. Он щурил серые задумчивые глаза, морщил курносый в веснушках нос и, не замечая окружающих, тихонько приговаривал:

— Жёлтые шарики станут солнцем, голубые будут речкой. А из красных мы сделаем маки. Пусть расцветают на песке. Вот так!

Давно присматривался к своему племяннику дядька Михаила. Чувствовал, что есть у мальчика необыкновенный талант к хрустальному делу, и приглашал Бориску с товарищами заходить в гуту: смотрите, мол, ребята, в будущем пригодится.

Бориска знал, что сразу стеклодувом не станешь. Нужно научиться сначала помогать мастеру.

У мастера помощников в гуте много. Один растапливает печь и поддерживает пламя у горшков. Другой делает для мастеров заготовки — баночки. Берёт из горшка концом трубки каплю стекла и слегка её раздувает в небольшой пузырёк. Для крупных вещей баночку приходится несколько раз опускать в жидкую массу и набирать побольше стекла. Тот, кто заготавливает эти баночки, называется баночником.

Есть ещё грельщики. Они время от времени подогревают незаконченную вещь. Ведь стекло очень быстро остывает. А работать с ним можно, только пока оно горячее и мягкое.

Самых молодых берут в гуту приймалками. Стоит такой приймалка у деревянного помоста, принимает от стеклодува только что сделанные сосуды и относит их в отжигательную печь. Там стекло, как говорят, «дозревает», то есть крепости набирается.

Сначала Бориске казалось, что обязанность у приймалок простая: прими да отнеси. Но потом присмотрелся он и понял: не так легко снять даже обычный стакан с трубки. Руками егр не возьмёшь — он ещё горячий. Куда попало не поставишь — он ещё хрупкий: того и гляди рассыплется сам собой.

У приймалок есть свои щипцы, железки и лопатки. Только ими тоже нужно уметь пользоваться. Если ловко подставить щипцы под трубку, то вещь сама «садится» в них, как в кресло. Приймалка принимает хрусталь и быстренько относит его на отжиг.

Дядька Михайла говорил Бориске, что все знаменитые стеклодувы начинали работать сначала приймалками. Поэтому и Бориска хотел стать приймалкой и подбивал ребят попроситься в гуту.

— Боязно, — говорит Борискин друг Вася. — Мой батька рассказывал, как был приймалкой. Мастер выдул большой кубок. Возился с ним чуть ли не целый день. Такое там навертел из стекла, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А батька мой, с радости, хвать его щипцами с размаху. Да мимо! Кубок разлетелся вдребезги. Тогда мастер той же трубкой так избил моего батьку, что до сих пор шрамы на спине остались.

— Зверь! — прошептал кто-то из ребят.

— Не в том дело. Мастеру стало очень обидно, что труд его тяжёлый пропал. Он в этом кубке душу свою оставил, а мой батька, выходит, неосторожно душу разбил. Понимать надо...

Слушал Бориска разговоры ребят, а сам думал: бойся — не бойся, когда-нибудь один раз надо себя пересилить и войти в кромешный ад гуты. Иначе не узнаешь про таинственные дела стеклодувов. Только там, на деревянном кругу, и совершаются настоящие чудеса. Только там и раскрываются хрустальные тайны.

Бориска никак не мог забыть дядькину сказку про муранцев. Хотелось ему, очень хотелось раскрыть их секреты. И казалось мальчишке: вот дайте ему скорее выдувальную трубку да пустите к огнедышащей печи — он сразу всё разгадает.

Но пока и Бориска, и его друзья были ещё совсем маленькими. Пока они могли только мечтать. А попроситься в помощники к стеклодувам ещё не решались.

Вот и сидели ребята на решётчатых воротах, как воробьи. Каждый раз откладывали разговор со стеклодувами «на потом».

АЛЫЙ ЦВЕТОК

Однажды всё-таки решились ребята. Договорились, что рано утром пойдут в гуту наниматься приймалками. Было задумано так: кто первый встанет, должен забежать за остальными.

Бориска с вечера отдёрнул цветастую занавеску на окне, чтобы первые утренние лучи ударили ему прямо в глаза.

Но проснулся он гораздо раньше, чем собирался.

Было ещё совсем темно, когда под окнами раздался вдруг страшный шум. Бориска увидел, как какие-то чёрные тени пронеслись мимо по улице.

Отец соскочил с кровати и бросился во двор.

— Что там? — испуганно спросила мать.

— Куда-то наши приказчики с сундуками да узлами на повозках покатили, — отозвался из сеней отец. — Видно, удирают.