Пистоль Довбуша, стр. 36

Поезд прошел. Только узкая полоска дыма осталась позади, лениво застыв в воздухе.

Можно уже плыть обратно.

— Эй, Мишко, где ты пропадал? Мы уже думали, что ведьма тебя украла! — встретили его со смехом дети.

— Ведьмы я не видел, а вот вершина рассердилась — холодной воды напустила, — отшучивался Мишка. — Ух как я замерз!

— Давай мы тебя разотрем! — охотно предложили дети и принялись так усердно тереть его тело, что он вскрикивал. Но зато через несколько минут стало совсем тепло, точно кто-то закутал в теплое рядно.

Дети провожали Мишку, как героя. Еще бы! Он первый в этом году искупался в холодной горной реке.

«Я вернусь с Красной Армией!»

Мишка с нетерпением ждал вечера.

После полудня в село неожиданно вошел батальон хортистов. Фашисты облепили село, как муравьи добычу. Они расположились почти в каждой хате. Анця не чувствовала под собой ног от усталости. Она жарила гусей, пекла пироги. Платье ее, мокрое от пота, прилипало к спине.

— Быстрей, быстрей поворачивайся! — торопил ее хозяин.

Сегодня у него в гостях офицер Золтан Фекете — гроза партизан и коммунистов, так он говорит о себе.

Ягнус давно знаком с Золтаном, еще с тех пор, как хортисты пришли в Карпаты. Они вместе охотились за Андреем, сыном деда Микулы. Вместе искали учителя.

Старосте нравится этот бравый и грозный вояка. С ним не страшны ни партизаны, ни красные. Что ни говори, а многие дрожат перед Фекете. А вот с Ягнусом он на «ты». И старосте очень льстит, что Золтан с офицерами остановился именно у него, а не у пана превелебного.

Когда Мишка пригнал коров, Анця попросила его, чтоб он не уходил домой. Он и сам не спешил. Ему не терпелось рассказать ей о своей разведке. Но как это сделать, если гонведов полон двор? Они поят, кормят офицерских лошадей и разговаривают на непонятном языке. Мишка пошел на кухню.

— Паленьки [24] давай! — стучали кулаками по столу пьяные офицеры.

— Пейте, проклятые! Недолго вам осталось пировать! — прошептала Анця, гремя сковородками.

Солнце давно спряталось за гребнем леса, а жандармы все продолжали кутить. Мишка заметил: Анця чем-то очень взволнована. В глазах тревога, лицо бледное.

— Огурцов подай! — крикнул Ягнус.

Мишка заглянул в большую комнату и в ужасе отпрянул: за столом сидел офицер с тонкими черными усиками — тот хортист, что тянул учителя к обрыву.

— Это он, Анця! Это тот жандар, что с Ягнусом пана учителя… Тот, с усами…

Анця обожглась об плиту, рванулась к двери. Мишка перепугался: ему показалось, что Анця сейчас бросится на хортика, вцепится в его шею тонкими пальцами. Но девушка остановилась у самого порога, тяжело передохнула, потом залпом выпила стакан воды, точно хотела потушить внутри огонь, повернулась к Мишке и спокойно сказала:

— Принеси, легинеку огурцов из погреба. — Лишь голос у нее стал глуше.

Мишка раскрыл рот от восхищения: вот кто умеет прятать то, что на душе творится! Когда он вернулся из погреба, Анця плотно закрыла дверь в большую комнату и зашептала:

— Я слышала, жандары сказали: «Разия!» Это знаешь что? «Облава» по-мадьярски. Они на рассвете пойдут на партизан. Пушки с собой притащили.

У Мишки от волнения пересохло во рту. «Юрко! Ведь и Юрко там!» — молнией пронеслась мысль.

— Что же теперь будет, Анця?

— Я должна бежать, чтоб известить людей. Бежать сейчас же! А ты прислуживай здесь за меня, легинеку. Я потому и попросила тебя остаться. Хозяин, может, не сразу заметит, что я ушла.

— Я все сделаю, Анця. Беги!

— А теперь, Мишко, иди посмотри, где патрули ходят, где лучше из села выйти. Если остановят тебя, скажи, что у старосты батрачишь, что теперь только домой идешь. Будь осторожен!

Мишка выскользнул на улицу. Было темно. Ветерок шелестел молодыми листьями. Над горами ползли мохнатые тучи.

Лаяли собаки, чуя в селе посторонних.

Мальчик шел медленно. Он то прижимался к заборам, то скрывался за деревьями. К своему ужасу, он обнаружил, что патрули стоят на каждом углу. А село оцепили гонведы.

Мишка, дрожа всем телом, вернулся к Анце.

— Они везде. И село окружили. Я… я боюсь за тебя, Анця! Если б тебе удалось добраться до церкви… А там садом выйти до оврага… В овраге бежит ручей. Вода булькает. И никто не услышит, что ты идешь!

— Спасибо, Мишко. Обещала тебе, что вдвоем к ним уйдем. А получилось иначе… Ничего, легинеку. Не унывай! Еще два-три месяца — и Красная Армия будет здесь. Я вернусь с Красной Армией, слышишь?

— Айно! — Мишка ласково дотронулся до ее руки. Он только сейчас почувствовал, насколько она ему дорога, эта девушка с добрыми, как у матери, глазами.

— Тебя будут обо мне расспрашивать. Может, и бить будут… Но ты им ничего не говори, легинеку!

— Я буду молчать, Анця! — прошептал Мишка.

Он вышел за ней во двор. И вдруг вспомнил, что так и не рассказал ей о своей разведке.

— Анця, сегодня восемь эшелонов ушло на восток. Назад — четыре и три с красными крестами. А я переплыл реку и танки видел!

Глотая окончания слов, он рассказал ей все, что видел.

— Спасибо, легинеку. Ты смелый и умный… Я расскажу партизанам. Это очень важно. Следи и дальше, ты же партизанский разведник. Только будь осторожен. Что удастся узнать, передай все дедушке. Ну… Прощай!

— Прощай, Анця! — чуть слышно сказал Мишка и протянул руки, словно хотел защитить ее от всяких неожиданностей, да так и застыл на месте.

Удастся ли ей выйти из села? Успеет ли она известить партизан?

— Эй, огурцов давай! Где вас носит? — крикнул опять хозяин.

Мишка вздрогнул.

Пистоль Довбуша - i_015.png
Пистоль Довбуша - i_016.png

Он так задумался, что не знал, сколько времени прошло с тех пор, как Анця скрылась в темноте. Ему казалось, она давным-давно стояла вот тут, рядом.

Пастушок быстро зашел в кухню, взял тарелку с огурцами и понес ее в большую комнату. Там было жарко, накурено. Не успел он дойти до стола — грохнул где-то выстрел. За ним другой, третий…

Мишка пошатнулся — огурцы рассыпались по полу.

«Анця!» — зашевелились побелевшие губы.

— Раззява, что стал? Собирай, чертов сын! — Хозяин больно толкнул мальчика. Он пока не придал значения тому, что прислуживает не Анця, а он, Мишка.

Ползая, пастушок собрал огурцы.

Вдруг в комнату стремительно вбежал жандарм. Вытянувшись в струнку перед Фекете, он выпалил:

— Из села кто-то вышел. Вслед стреляли, но человек скрылся!

«Человек скрылся!» — эхом пронеслось в голове Мишки. Лицо его на миг озарилось радостью.

— Догнать, погоню! — неистово закричал пьяный Фекете. Он так стукнул кулаком по столу, что несколько рюмок как ветром сдуло.

— Погоню послали, — ответил подчинённый и вышел.

«Погоню, погоню!» — стучало в висках Мишки. «Нет, нет! Им не удастся тебя догнать, Анця! Ты вернешься! С Красной Армией вернешься, я верю!» — мысленно обращался он к ней. А сердцу хотелось кричать: «Родной лес, родные Карпаты! Спрячьте, скройте нашу Анцю!» Но он молчал. Кричали только его большие, широко раскрытые глаза.

«А ну-ка, Мишка, спрячь свои думки в носок башмака!» — вдруг всплыло перед ним лицо Анци. «Надо уметь так, как она…» — подумал Мишка и спросил хозяина:

— Что, пане, принести еще огурцов?

Только лоб его покрылся испариной.

«Спасибо, голубе…»

Дмитрик трудился каждый день с утра до вечера — копал огороды в Дубчанах, в Кривом. Он не боялся тяжелой работы. Его радовало, что каждый ломоть хлеба, который он приносит домой, заработан честным трудом.

Теперь-то нянько был бы им доволен!

Сегодня Дмитрик принес матери ведро картофеля и пятнадцать пенге. Ноги и руки дрожали от усталости. Он еле добрался до кровати. Глаза помимо воли слипались.

вернуться

24

Па?ленька — водка.