Сокровища, стр. 71

— Обязательно, детка. У тебя есть все необходимое, надо только начать.

— Я думала, что уже начала. — Подлые слова Андреа эхом отозвались в голове Пит, раскрыв ей глаза, как была разрушена ее карьера.

До сегодняшнего дня Пит думала об Андреа как об умной женщине, которую Марсель нашел для помощи в бизнесе и как украшение, приносящее удовлетворение до конца жизни. Его выбор, в конце концов, позволил Пит превозмочь первоначальное огорчение, что обед с Марселем не привел ни к чему романтическому в их отношениях. Его вкус и желания Пит явно никогда не смогла бы удовлетворить. Отрицательное суждение подтверждалось тем, что он не сдержал своих профессиональных обещаний.

Но внезапно Пит посмотрела на все под другим углом зрения. Андреа есть — и всегда была — заклятым врагом, ревнивым и осторожным, неустанно возводящим преграду между Пит и ее честолюбивыми замыслами. Зная теперь наверняка, с кем она столкнулась, могла ли Пит по-прежнему оставаться в «Дюфор и Ивер»? Возможно, глупо было все это время думать, что работа там необходима для исправления некоторых старых ошибок, как компенсация ущерба, нанесенного ошибкой Джозефа.

— Доверься мне, Пит. — Голос Чарли прервал ее мысли. — Твое время близко. Я это нутром чувствую.

— Думаю, это просто твоя дрожь, Чарли. Ты никогда не носишь теплой одежды.

Он улыбнулся, но потом остановился, схватил ее за руки и серьезно посмотрел.

— Готов биться об заклад. Ты еще сделаешь карьеру.

— Но, может, мне стоит сначала стать знаменитой… как это сделал ты.

Он смотрел на нее, не уверенный, серьезно она это говорит или подшучивает над ним.

— Немного известности не помешает, детка. Но для тебя это не будет иметь такого значения.

— Почему нет?

— Потому что мое искусство — это просто холст, краски и хлам. За десять баксов я куплю все нужное для картины. Вся разница в рекламе. Но для твоего искусства нужны драгоценности, Пит. Все, что тебе нужно сделать, — это создать украшение, и сразу же оно будет стоить состояние.

Она не могла не посмеяться над его логикой, хотя это действительно принесло ей некоторое облегчение. Она слегка поцеловала его в губы.

— Спасибо, Чаз. Твоя вера в меня помогает.

— Ты тоже помогаешь мне.

Когда они смотрели друг на друга, Пит ощутила опасную близость своего рода любви и потребность в тепле и чуть было не собралась в конце концов отправиться домой с ним. Хотя она была уверена, что это нереально. Когда Пит заметила пустое такси, она, отринув соблазн, бросилась к машине, окликая таксиста, в спешке объясняя Чарли, что она сама доберется до дома, а его оставляет свободным охотиться за ночными приключениями.

Когда Пит приехала домой, Джозеф сидел в гостиной перед камином, читая «Хет Парол» и потягивая джин.

— Добрый вечер, дорогая, — приветствовал он ее с любящей улыбкой. — Я думал, у тебя свидание с твоим Чарли.

— Я тебе, дедушка, сто раз говорила, он не мой Чарли.

Больше она ничего не произнесла, скинула туфли и плюхнулась в удобное кресло.

Пожилой голландец изучал внучку. Он очень хорошо ее знал, и то, что он видел сегодня, его взволновало.

— Что случилось, дорогая? Ты выглядишь такой удрученной.

— Я просто устала. — Она откинула голову назад и закрыла глаза.

— Девушка в твоем возрасте никогда не бывает настолько уставшей, чтобы не позволить молодому человеку угостить ее хорошим ужином. — Он выбил остывший пепел из трубки и начал вновь набивать ее табаком. Каждое движение было неторопливым, обдуманным, осторожным. Когда Джозеф наполнил, утрамбовал и зажег трубку, сладкий, пахнущий вишней, дым стал заполнять комнату. Он опять повернулся к Пит. — Ты собираешься рассказать мне, что тебя беспокоит?

Она устало рассмеялась.

— Не могу поверить, дедушка, что у тебя хоть чуть-чуть не в порядке глаза. Ты видишь абсолютно все.

— Это то место, верно? Я знал, что ты там никогда не будешь счастлива.

Джозеф не удосужился скрыть чувства, которые он испытал, впервые узнав, что Пит работает в «Дюфор и Ивер», месте его наивысшего унижения. Она пыталась объяснить свои мотивы, но он никогда так и не понял. Однако ему пришлось смириться с этим, особенно после смерти Клода Ивера, когда дело возглавил его сын.

— Это не место, дедушка, это только работа.

— Но ты должна гордиться тем, что сделала, Пит. Посмотри, как высоко ты поднялась, чего достигла. — Он указал трубкой на хорошую квартиру, обстановку. — Посмотри на то, что ты смогла сделать для меня… и особенно для твоей матери.

При упоминании Беттины истинные чувства Пит прорвались наружу.

— Неужели ты, дедушка, не видишь, что у меня больше нет выбора. Нам требуется все, что я зарабатываю, поэтому я вынуждена продолжать продавать. Я не этого хочу, но я не свободна. Я в западне.

— Нет, Пит, ты не в западне. Ты не знаешь, что это такое. — Он внезапно побледнел, а в глазах появилось голодное, больное выражение.

Пит не стала извиняться за выбор слов.

— В чем разница, дедушка? Я пленница потребностей и планов других людей, хотя мечтаю делать совсем другое. Это словно быть голодным — да, ты знаешь, что значит день за днем голодать. Вот как я себя чувствую. Я хочу делать красивые вещи. Я хочу, чтобы людей интересовало, что Пьетра Д’Анджели придумает в следующий раз, чтобы они вспомнили обо мне, приобретая замечательный камень, которому нужна совершенная оправа. И этому не суждено сбыться.

— Все сбудется, Пит, — настаивал он. — Все сбудется.

Да, именно это говорил и Чарли. Но завтра, и послезавтра, и послепослезавтра она не может представить, чтобы что-то изменилось. Пит расслабилась в кресле и опять закрыла глаза. Аромат дедушкиной сигары окутывал ее, аромат, наполненный удовлетворением и удовольствием от всех тех благ, что достигнуты в жизни после стольких тяжелых лет. Если что-то и изменится, Пит знала, то это произойдет только благодаря ей.

Но как? О, Боже, как?

Глава 2

В цвете листьев сейчас было больше золотой и красно-коричневой краски по сравнению с ярко-желтой и алой неделю или две назад во время пика осени, но дорога на южное побережье Коннектикута в бодрящем солнечном свете была по-прежнему красива.

С тех пор как Пит перевела мать в клинику Коул-Хаффнера, она навещала ее несколько раз. Путь был не близкий, но она умудрялась ездить туда каждое воскресенье и по праздникам. Только в те редкие субботы, когда магазин не работал, она совершала поездку к матери, оставляя восхитительное воскресенье для себя. Регулярные визиты превратились в своего рода ритуал, когда же она пропускала посещение клиники, то ее мучили приступы вины, она воображала, что это может значительно замедлить излечение матери.

Вид клиники внушал ей надежду на положительные результаты лечения. Расположенная на более чем четырехстах акрах земли вдоль побережья Коннектикута, она состояла из особняка, мало чем уступающего тем «летним коттеджам», которые принадлежали королям преступного мира в Ньюпорте, построенного из известняка, с многочисленными хозяйственными постройками — конюшнями, гаражами, коттеджами для прислуги, — переделанными под офисы или спальни. После организации клиники появились и новые строения, но все проектировалось таким образом, чтобы сохранить иллюзию превосходного частного дома. Прекрасно ухоженная территория была засажена разными породами деревьев, в их тени поставлены скамейки, дорожки по краям украшены цветами. Здесь не было гнетущей атмосферы.

В брошюре, которая рассказывала историю клиники, Пит узнала, что поместье первоначально принадлежало Элиасу Коулу, крупному судовладельцу. Он завещал его своей единственной дочери, которая жила здесь одна после развода с мужем-банкиром. Находясь в состоянии депрессии, она умерла восемь лет назад, перерезав себе вены, а ее дети в память матери передали поместье в дар клинике, которая будет помогать другим больным душам. Было предусмотрено также щедрое пожертвование на покрытие основных расходов по содержанию клиники и оплату специалистам. Для руководства клиникой был приглашен известный психиатр, доктор Джордж Хаффнер.