Сокровища, стр. 48

Джессика повернулась, чтобы посмотреть на нее.

— Почему?

— У нас на Сорок пятой улице нет таких вечеров, а кроме того, ты захотела бы кружиться в объятьях Лиама О’Ши?

— Кто это?

— Тот здоровый, рыжий, на которого ты на днях произвела впечатление.

— Боже упаси.

Пит улыбнулась.

— Почему-то я так не думаю. — И они обе рассмеялись, получая удовольствие от того, что обещало быть началом дружбы.

Но Джессика опять умолкла. Пит почувствовала, что она думала о разговоре, который остался неоконченным.

— Меня это не испугает… никогда, — тихо сказала она. — Если я буду рядом, я сделаю все, что смогу.

Джессика посмотрела на нее слегка затуманившимися глазами.

— Черт возьми, хотела бы я, чтобы мои братья и сестра были такими. Они постоянно боятся, считают меня какой-то фарфоровой куклой, которую надо беречь и не спускать с нее глаз ни на минуту.

— Понятно, но, думаю, это совсем не весело.

— Верно. Не помогает, что они все до отвращения здоровы. И благополучны. Если хочешь знать правду, они чертовски безупречны.

— Сколько их?

— Кроме меня, трое, но они гораздо старше. Я была запоздалой мыслью или, может быть, ошибкой. В семье не без урода — это уж точно.

— Мне всегда хотелось, чтобы у меня были братья и сестры. Какие они?

— О, они тебе понравились бы. Они всем нравятся. Во-первых, Роберт, мой старший брат. Он с Уоллстрит — уже сделал свой первый миллион. Меньше чем за три часа пробегает марафон, у него прекрасная жена, прекрасная собака, двое прекрасных малышей. Джек — был капитаном футбольной команды в Йеле. В прошлом году сделал в Гарварде обзор по юриспруденции и к тому же он великолепен, как грех. На следующий год Джек начнет работать в модной фирме в центре Нью-Йорка. Помолвлен с одной из Честертонов — самые сливки общества, ты, вероятно, знаешь. И, наконец, сестра Мелисса, но, пожалуйста, называй ее Маффи. Она самая старшая. Она несколько лет работала фотомоделью, «разумеется, просто ради денег на булавки», — сказала она голосом своей матери, — но сейчас она обосновалась в Уестчестере со своим мужем — банковским служащим — конечно, работает в папином банке — и с новеньким ребеночком. Как видишь, Маффи — образцовая дочь Уолшей.

Джессика была хорошей рассказчицей. Она оказалась и хорошей слушательницей, шагая рядом с Пит, время от времени кивая головой, загребая ногами упавшие лепестки засохших цветов, летние листья и мусор, а иногда задавая вопрос. Пит с удивлением обнаружила, что рассказывает Джессике такие вещи, которые не доверила бы ни одной живой душе. Она поведала ей о папе и дедушке, об их несчастье и ее усилиях сохранить между ними мир. Она рассказала ей о Кухне ада, о том, что практически одна ведет хозяйство. Она даже рассказала о маме. Каким благословенным облегчением было наконец-то поделиться с кем-нибудь о ней.

К тому времени, когда они собрались уйти из парка, обе знали, что нашли друг в друге то главное, чего так долго не хватало им в жизни, — друга.

Когда они ждали автобус на Пятой авеню — Пит не захотела воспользоваться машиной Уолшей, — девочки скрепили начало их дружбы официально. Во-первых, они обменялись телефонами. Потом Джессика сказала:

— Послушай, Пьетра, у тебя красивое имя, а мое мне всегда казалось высокомерным. Поэтому, если мы хотим быть друзьями, зови меня просто Джесс.

Пит покачала головой и рассмеялась.

Джесс посмотрела на нее немного обиженно.

— В чем дело, что смешного?

— Дело не в тебе. Во мне — я важничаю. Меня все зовут Пит.

К остановке подошел автобус.

— Пока, Джесс.

— Пока, Пит.

Но после того как автобус уже отъехал, Джесс побежала рядом с ним, стараясь привлечь внимание Пит.

— Эй, Пит… Пит! Позвони мне завтра, ладно? Или я тебе позвоню.

Звук выхлопных газов автобуса был слишком громким, чтобы крик Пит мог заглушить его. Но, вероятно, подумала Пит, она позвонит сегодня вечером.

Джесс Уолш стала для Пит другом, наперсницей, окном в другой мир и другое мышление.

В течение многих лет мир богатства и роскоши был чем-то, что Пит разглядывала в глянцевых журналах или сквозь стеклянные роскошные витрины. Люди, живущие в том мире, были сказочными существами, в сознании Пит наравне с волшебной бабушкой, украшенной драгоценностями, которую она никогда не знала. Она, конечно, никогда не думала, что богачи могут простужаться, что у них может болеть голова, как у других людей, которые вынуждены подниматься с постели, когда им не хочется, которым приходится заниматься перед экзаменами и которым иногда бывает страшно по ночам.

Через Джесс она знакомилась с этим миром по-иному. Она не стала его частью, но, по крайней мере, званым гостем. Весь июль Пит курсировала между Кухней ада и Парк-авеню, где она просиживала в лавандово-зеленой спальне Джесс, застланной ворсистым ковром, с коллекцией кукол и огромным телевизором. Они сплетничали и ворчали, пробовали лак для ногтей и говорили о том, как неприятны спазмы во время месячных, и строили догадки, какая из кинозвезд лучшая в постели. Познакомившись с Джесс, Пит захотелось вновь стать двенадцатилетней девочкой, только для того, чтобы прожить эти годы с ней.

В первый уик-энд августа Джесс позвонила Пит и пригласила ее провести выходные дни в их доме в Монтауке.

— Где это?

— На берегу.

Пит вздохнула. Она любила пляж, но, кроме двух поездок с отцом на Кони Айленд, ей не доводилось проводить там много времени. И она никогда прежде не соглашалась поехать вместе с Джесс на уик-энд. Субботу она посвящала маме. Всегда.

— Мне очень жаль, Джесс, — сказала Пит, помедлив. — Ты ведь знаешь, я не могу.

— Послушай, Пит. Может быть, твоей маме будет полезнее, если ты будешь обращаться с ней почти что как со мной. Я имею в виду, что ты единственный человек, который дает мне возможность забыть, что я хрупкая. Поэтому… напиши своей маме письмо или позвони и скажи, что уезжаешь на уик-энд, или объясни в следующий раз, когда увидишь ее. Но дай ей шанс быть матерью, которая хочет, чтобы ее дочь взрослела и у нее была бы личная жизнь.

Пит так долго молчала, что Джесс засомневалась, не прервалась ли связь.

— Пит, ты здесь?

Пит так переполняли эмоции, что ей потребовалось время, чтобы вновь заговорить.

— Мне так чертовски повезло, что я познакомилась с тобой, Джесс.

Она написала матери славное письмо, такое, как если б мама не находилась в сумасшедшем доме, рассказала ей много о новой подруге и как приятно быть приглашенной в красивые места.

Уик-энд в прекрасном доме Уолшей, обращенном окнами на океан, был самым лучшим в жизни Пит. И он натолкнул ее на мысль о русалке.

Глава 7

Нью-Йорк. Декабрь 1968-го

Это был самый лучший рождественский подарок, о котором только могла мечтать Пит. Она чувствовала его приближение, как трепет в крови. Она даже смущенно молилась, хотя совсем не была уверена, что верит в Бога. Но она боялась даже надеяться.

Беттина возвращалась домой.

За прошедшие два года она стала лучше. Пит это ясно видела. Современные транквилизаторы отгоняли ее дневные страхи и ночные кошмары, не превращая ее в некоторое подобие безжизненного зомби. Она редко без видимой причины пускалась в слезы. Смеялась шуткам, хмурилась, сталкиваясь с глупостью, и даже бранила Пит за то, что та чересчур увлекается губной помадой или за взлохмаченные волосы.

К 1968 году неоспоримое умение Пит обращаться со своей матерью убедило врача Беттины разрешить ей провести уик-энд в кругу семьи. Поскольку не возникло никаких крупных проблем, решение было принято. На Рождество ее насовсем отпустят домой.

Морозным декабрьским днем вся семья отправилась в Йонкерс в стареньком «шевроле», который Стив одолжил у приятеля.

— Теперь запомните, — втолковывала им Пит, когда они ехали по кольцевой дороге, — она будет нервничать. Это место может быть ужасным, но оно служило ей домом девять лет. Оно означает для мамы безопасность.