Кому улыбается океан, стр. 11

У БЕРЕГОВ ПАКИСТАНА

На «Канопусе» я впервые познал тяжкое бремя своих тридцати семи лет. Здесь с почтением относятся к моему преклонному возрасту и даже поглядывают с некоторым удивлением, как на неслыханно древнего человека. На судне есть еще четыре долгожителя, которым за тридцать, и мы, согбенные старики, держим себя с суровым достоинством. Остальные же члены экипажа так отчаянно молоды, что даже двадцатишестилетний капитан Шестаков считается человеком в возрасте.

Молодежь — самый неусидчивый народ в мире, органически неспособный ждать у моря погоды. Старые, мудрые капитаны не хотели покидать Рас-Фартак. Покачивая седыми головами, они говорили, что рыба — блудный сын, который обязательно вернется. Они предупреждали, что переход в новый район большой риск, потеря нескольких суток плюс неизвестность. «Эх вы, молодо-зелено», — говорили про себя капитаны, собравшись на капитанский совет, на котором рыбаки «вспоминают минувшие дни и море, где план выполняли они». А может, капитаны вспоминали, что лет двадцать—тридцать назад им тоже не сиделось на месте и они тоже ухмылялись, когда тогдашние мудрые, седые капитаны говорили им про риск и неизвестность. И думали, наверное, про себя, что таков извечный закон природы: молодого рысака на привязи не удержишь.

Покинув оставшуюся у Рас-Фартака флотилию, «Канопус» ушел к берегам Пакистана. Капитан Шестаков, побывавший здесь в прошлом рейсе, был убежден, что залив Сумиано Аравийского моря неосвоенный, но очень перспективный район лова. Аркадий Николаевич, с трудом вырвав разрешение на этот тысячемильный переход, хорошо сознавал, на какой риск он идет. Но это не был риск игрока в рулетку, просаживающего за сорок минут на зеленом сукне Монте-Карло денежки, накопленные папой за сорок лет. Было фанатичное убеждение, основанное на трезвом расчете. Была решительная и очень важная для молодого капитана поддержка Александра Евгеньевича Сорокина, всего экипажа траулера. И — интуиция. А интуиция рыбака, который живет морем и дышит морем, видит его наяву десять месяцев в году и во сне — всю жизнь, — это не просто интуиция, а почти сверхъестественное чутье.

Во время перехода на судне скучать было некогда. Мастера добычи Анатолий Запорожцев и Вася Брусенский со своими ребятами проверили каждую ячейку тралов. Не без гордости признаюсь, что мне самому доверили завязать несколько десятков узлов и закрепить на трале пяток кухтылей — полых пластмассовых шаров, запас плавучести которых позволяет тралу раскрыться. Старший мастер Валерий Жигалев принял мою работу, одобрил ее, горячо меня поблагодарил, после чего на всякий случай переделал все от начала до конца.

Расправил широкие плечи боцман Эдуард Михайлович Трусов. Получив в свое распоряжение свободную от вахт рабочую силу, он навел на палубах такой лоск, что даже залетные чайки и бакланы, прежде чем сесть на «Канопус», вытирали ноги. Воспользовался паузой и доктор. Преодолевая косность и рутину несознательных членов экипажа, не обращая внимания на уговоры и жалкий лепет, Виктор железной рукой боксера-перворазрядника всаживал шприцы с вакциной в трепещущие спины.

Человеческие организмы, двигатели, рефрижераторные установки, штурманские карты — все вновь проверялось, приводилось в порядок в ожидании генерального инспектора — рыбы.

А вечерами смотрели кино, тихо проклиная про себя прокатные организации, подсунувшие отчаянное старье. Из сотни фильмов было, правда, несколько приличных, и тогда Володя Иванов — вечерние сеансы всегда приходились на его вахту — хорошо поставленным голосом торжественно объявлял по трансляции:

— Через пять минут в столовой команды начинается демонстрация нового художественного фильма… «Подвиг разведчика»!

И все валом валили в столовую команды и снова смотрели «Подвиг разведчика», эту чудесную картину, которую я видел уже раз десять и пойду снова, когда Володя ее объявит. А на следующий день шло черт знает что, и, хотя фильм был действительно новый, далеко не у всех хватало мужества досидеть до конца. И зрители, у которых украли полтора часа свободного времени, выходили из столовой, бормоча про себя традиционную фразу: «Лучше бы мне дали по физиономии!»

Милях в двадцати от берегов Пакистана мы забросили пробный трал. Рыбы он принес немного, тонны полторы, но зато это была целая ихтиологическая коллекция. На кормовой палубе вповалку лежали полутораметровые барракуды — морские щуки с хищной пастью, усеянной острыми зубами. Это барракуды, по убеждению моряков, виновны в большинстве преступлений, приписываемых акулам. Были и сами акулы: небольшие, до метра длины, катраны, плоские как доска, акулы-рохли и акулы-свиньи, названные так за широкую и заплывшую жиром пасть. Капитан приподнял одну акулу за хвост и предложил мне, но я вежливо отказался, поскольку художественная литература воспитала меня в духе уважения к этим рыбам, недопущения фамильярного к ним отношения. Украшением трала была акула-пила, милая рыбка длиной в четыре с половиной метра. Про нее распускают слухи, будто в океане она хулиганит и лезет в драку с первым встречным, но наша акула вела себя корректно и доброжелательно: она охотно со мной сфотографировалась и даже подарила на память свою полутораметровую пилу.

Извивалось на палубе и несколько узких, длинных лент — морские змеи. В их крохотных головках таилась грозная опасность: укус такой змеи убивает в тридцать секунд. Поэтому военный трибунал в лице технолога Анатолия Тесленко приговорил их к немедленной смертной казни без права кассации, а Павел Степанович Мельников, бывший водитель севастопольских троллейбусов, а ныне матрос первого класса, привел приговор в исполнение. В трале оказался десяток метровых угрей, злобно скаливших свои острозубые пасти и готовых вцепиться даже в стальной трос, множество длинных и очень плоских серебристых рыб, к которым удивительно шло их название — рыба-сабля; солидно лежали на палубе мерроу — пудовые рыбины, которых рыбаки ласково называли «кабанчики», и, наконец, две черепахи. Я с детства люблю черепах, добродушных, никому не приносящих зла животных, и эта любовь перешла по наследству к моему сыну Саше. От нашего общего имени я обратился с просьбой даровать им жизнь. Матросы Володя Елисеев и Вадим Сучков потащили их к слипу, и черепахи со слезами благодарности на глазах уплыли к своим семьям, которые они так опрометчиво покинули.

Рыбы, за которой мы сюда пришли, — карася, сома, макрели — было мало, но это никого не обескуражило. Всем было ясно, что рыба есть. Нужно только установить, на каких глубинах, в каких местах она пасется. Снова и снова летел в море трал, обшаривая дно и докладывая о добытых уликах. Все более упитанным возвращался он из океана. Кольцо вокруг рыбы сжималось, и, наконец, поняв бессмысленность дальнейшего сопротивления, она сдалась на милость победителя: очередной трал принес шесть тонн чистого карася.

Это уже был успех. Поиск закончился. Начались рыбацкие будни.