Стожары, стр. 14
— И мы… пять лет можем! — запальчиво спорила Маша.
— Хоть десять! А мне с вами делать нечего. — Санька вяло махнул рукой и, опираясь на палочку, медленно побрел к дому.
«Что это с ним? — подумала Маша, удивленная столь неожиданной вспышкой. — Щетинится, как еж колючий. Слушать ничего не хочет…»
«Векшинская бригада», как прозвали в колхозе помощников деда Захара, между тем собиралась на участке почти каждый день.
Ребята вскопали всю землю; как лист бумаги, разлиновали ее на клетки, понаделали грядок.
Починили изгородь, построили шалаш, протянули через участок проволоку, увешанную пустыми консервными банками, бутылками, железными обручами из-под бочек. Стоило кому-либо приоткрыть калитку, и участок наполнялся веселым бренчанием, звоном и треньканьем.
Один за другим мальчишки Большого конца вступали в «векшинскую бригаду».
Однажды Санька с Петькой встретили Степу Так-на-Так.
Согнувшись в три погибели, тот тащил к участку огромную вязанку прошлогодних стеблей подсолнечника.
— И тебя завербовали? Грузчиком или как? — Девяткин загородил ему дорогу.
— Что ж, Степан? — спросил Санька. — Собирались в поле вместе работать, а ты вон куда…
— Понимаешь, Коншак… — Степа опустил на землю вязанку стеблей и вытер потное лицо. — Занятную штуку Федя придумал… водопровод строим.
— Водопровод?!
— Вот стебли подсолнуха срастим и проведем к реке. А там бочку поставим, журавль… Вода самоходом и пойдет. Нам теперь никакая засуха не страшна. Мы еще с Федей ручной культиватор изобретаем!
— Изобретают изобретатели, а вы кто такие? — сказал Девяткин.
Но Степа сделал вид, что опять не заметил его.
— Ты ходи, да оглядывайся! — строго предупредил Девяткин. — Еще наши рыбные места покажешь этому Феде, а потом за грибами, за ягодами поведешь в заповедные участки. Смотри у нас!
— Нужны ему ваши места! — засмеялся Степа. — Он сам что угодно найдет. Знаешь, у него глаз какой! Он нам вчера про целебные травы пояснял: какая кровь останавливает, какая рану заживляет. Они с дедушкой партизан ими лечили, когда в отряде жили.
— А ну, изобретатель, разбрасывай свое добро на все четыре стороны! — строго приказал Девяткин и начал развязывать веревку, стягивавшую вязанку.
— Не тронь! — остановил его Санька. — Пусть забавляется, его дело.
Девяткин неодобрительно покачал головой:
— Чего ты раскис, Коншак? Так же весь наш конец переметнется в Федькину команду.
Но Санька, казалось, не замечал недовольного вида Девяткина.
Глава 12. НА ПОМОЩЬ
С утра деда Захара не было дома, и Федя решил постирать белье.
Принес из колодца воды, с речки — мелкого песку, приготовил из рогожи мочалку.
Потом намочил в воде свою заношенную гимнастерку; как на стиральной доске, расстелил ее на плоском камне, что лежал около крыльца, посыпал песком, немного помылил и принялся яростно тереть мочалкой. Хлопья мыльной пены летели во все стороны, лопались радужные пузыри.
Федя спешил: не ровен час, прибежит Маша, возьмется, конечно, помогать да учить, а он любит стирать по-своему.
— Ой, прачка, ой, домоводка! — услышал вдруг Федя чей-то голос. — С таким усердием не только рубаху — камень протрешь.
Федя оглянулся. За его спиной стояла Катерина Коншакова.
— Где это видано, чтобы белье так стирали?
— Видано, — немного обидевшись, ответил Федя. — У нас в отряде все так делали. И чисто, и мыла меньше идет.
Катерина покачала головой и вспомнила недавний разговор с Захаром.
Старик рассказал ей, что Федину мать, бригадира из совхоза «Высокое», захватили немцы, когда она поджигала хлеба, и бросили в огонь.
— Чего вы смотрите так? — неловко поеживаясь, привстал Федя, заметив пристальный взгляд Катерины.
— Нет, нет… я ничего, — спохватилась Катерина. — Как вы тут с дедушкой-то живете?
— Хорошо живем…
Катерина прошла в избу. Пол был вымыт наполовину, чело у печки закоптело от сажи, посуда на столе стояла грязная.
«Собрались две сиротины — старый да малый», — с жалостью подумала Катерина, потом скинула ватник и кивнула Феде:
— Ну-ка, давай вместе… Воды нагреем, пол поскребем. Вы теперь с дедушкой не в лесу живете. Да и Первомай скоро. Вот и Маша на подмогу скачет, — заметила она бегущую через улицу девочку.
Когда дед Захар вернулся домой, Катерина уже развешивала на веревке выстиранное белье.
Почерневший стол был выскоблен, вымытый пол застелен вкусно пахнущими рогожами.
— Это что за мирская помощь такая? — насупился Захар, останавливаясь на пороге избы. — А если я не нуждаюсь?
— Услуга за услугу, Захар Митрич, — сказала Катерина и, вывернув карманы ватника, высыпала на стол зерна пшеницы. — Смотрите, какие семена для посева получила — овса полно. Два раза через сортировку пропускала — ну никак не отходит! Как тут сеять будешь?
Старик надел очки, долго перебирал зерна и согласился, что сеять таким засоренным зерном толку мало.
— Что ж делать, Захар Митрич, посоветуйте, — попросила Катерина.
— Егор Платонович как поступал, вспомни-ка? И так хороши семена, а он их еще вручную переберет. Каждую соринку удалит. А от этого урожаю только прибавка.
— И мамка моя тоже так делала, — тихо сказал Федя, выбирая из кучи зерен серебристые шероховатые овсинки.
— Думала я об этом, — призналась Катерина. — Получи мы семена пораньше — давно бы перебрали, ни с чем не посчитались. А теперь когда же… сев подходит.
Трудно сказать, кто кого первый подтолкнул под локоть, но только Федя с Машей переглянулись и отошли в угол.
— Ты тоже об этом подумал? — шепотом спросила Маша.
Федя кивнул головой.
— Посчитай, сколько ребят можно созвать?
— Для начала человек пятнадцать-двадцать…
— Давай так и скажем.
Они подошли к столу.
— Тетя Катя, — начала девочка, — мы много ребят созовем…
— Зерно перебирать — это не хитро. Справимся, — добавил Федя.
Катерина подняла голову, удивленно посмотрела на Машу и Федю, потом перевела взгляд на деда Захара.
— А ведь сущая правда! — Старик польщенно улыбнулся: я-то, мол, ребят вот как знаю!
— Охота есть, милости прошу! — обрадовалась Катерина. — Да у них же школа… экзамены скоро.
— А мы после занятий, это не помешает, — сказала Маша.
На другой день было воскресенье, но Катерина рано утром подняла колхозниц и вывела к амбару перебирать пшеницу.
Пришли помогать матери Санька и Феня.
Феня принялась за дело старательно, бойко, но Санька еле шевелил пальцами, молчал и недовольно поглядывал на ворох зерна.
«Что это с ним? Работа не по душе или приболел чем? — с тревогой подумала Катерина. — Как неживой ходит в последние дни».
И она шепнула ему:
— Может, уроков много… так иди занимайся.
Санька поднял голову. В самом деле! Работа здесь скучная, конца ей не будет. Лучше он пойдет на конюшню или в кузницу. Там куда интереснее!
Но не успел Санька подняться, как к амбару во главе с Машей и Федей подошла большая компания мальчишек и девчонок. Они разместились вокруг вороха зерна и принялись за работу,
— Это ты столько народу созвал? — вполголоса спросила у брата Феня.
Санька сделал вид, что не расслышал, и с недоумением посмотрел на подошедших ребят. И кому это в голову пришло собрать их? Неужели Феде с Машей?
Маша втиснулась между Феней и Санькой, отгребла себе кучку семян:
— А давай кто быстрее, Саня… на спор! — И пальцы ее проворно начали выбирать из пшеницы зерна овса. Санька молча отодвинулся в сторону.
— Чего неволишь себя? — наклонилась к нему Катерина. — Нужно куда, так иди… Управимся теперь…
Санька вдруг ощутил, как трудно ему подняться и сделать хотя бы несколько шагов в сторону от амбара.
— Никуда мне не нужно, — сказал он вполголоса и низко склонился над зерном.
— Тетенька Пелагея, — обратилась Маша к Колечкиной, которая напевала протяжную, унылую песню, — а вы другую знаете? Чтобы не такая скучная. А то мы свою запоем.