Годы испытаний. Книга 2, стр. 82
- Оставь ее в покое, Григорий Александрович, раз ей воевать захотелось, пускай воюет. У них ведь все в семье военные. Батька в гражданскую погиб, мать в милиции служила, брат сейчас политруком на фронте.
- А ты не уговаривай его, - сказала она Малкову, - я не на спектакль прошусь без билета. Буду плохо воевать, тогда гоните.
Тут только, все обратили внимание на значок «Ворошиловский стрелок» на ее груди.
Истребительный батальон занял оборону на берегу реки.
Немцы были на противоположной стороне, а сзади, в нескольких километрах, дымил, дышал и жил родной, завод. И, может, это усиливало чувство ответственности. Немцы не торопились атаковать позиции, занятые бойцами-рабочими истребительного батальона. То ли они ожидали подкрепления, то ли перегруппировывались.
Командир батальона Петрович - старый рабочий завода и член партии с 1917 года - решил: чем лежать под огнем и бездействовать, неся потери, лучше перейти самим в наступление и уничтожить врага.
Он подал сигнал ракетой и поднял батальон в атаку. Бойцы шли, даже не пригибаясь, в рост, не делая перебежек и не окапываясь.
Немцы не ждали такой смелой атаки. Смутила их и разная одежда наступающих, похожих чем-то на моряков, которых они смертельно боялись и по возможности избегали с ними встреч. Противник начал отступать. Но вскоре немцы опомнились, открыли из-за деревни сильный минометный огонь, и наступление батальона приостановилось. А тут откуда ни возьмись ударил в спины отступавшим пулемет, оставленный немцами в балке.
Зинаида Куранда подползла к Русачеву.
- Командир батальона, Петрович, убит. Разрешите, товарищ комиссар, я пулемет их накрою.
- Да что, у нас мужиков нет? Лежи да стреляй, и на этом спасибо.
Глянула она на Русачева, отползла, будто и впрямь послушалась.
А немецкий пулемет ведет огонь, головы не дает поднять. Вызвал Русачев двух бойцов из мартеновского цеха - Тарабарина и Уханова, поставил задачу - уничтожить вражеский пулемет. Но Зинаида опередила их: подползла и гранатами забросала. И самой попало: осколками задело голову, грудь и ногу. Ее вытащили Тарабарин и Уханов. Русачев не мог простить ей самовольства.
- За уничтожение врагов благодарность тебе, Зинаида. А за нарушение приказа отчисляю из отряда и больше знать не знаю… Понятно?
Уцелевшие после наступления бойцы отошли ночью на берег реки. Комиссар, принявший командование батальоном, Приказал им закрепиться.
Потянулись дни обороны. Немцы не атаковали, но часто бомбили и обстреливали из минометов и орудии. Затянувшийся бой потребовал организации снабжения боеприпасами, налаживания питания. Возникли трудности и в управлении батальоном. Позиции тянулись на несколько километров, боец от бойца лежал в окопе на сотни метров.
Русачев напряженно вглядывался в темноту: ожидал, что вот-вот немцы их атакуют. Ему показалось, что кто-то ползет.
- Кто тут? Стрелять буду! - крикнул он и щелкнул затвором винтовки.
- Это я, товарищ комиссар.
По голосу угадал он Зинаиду Куранду.
- А ну, сейчас же уходи отсюда!…
- Ходить-то мне больно. Пожалел бы гонять, товарищ комиссар.
Голова и ноги у Зинаиды перебинтованы.
- Тьфу ты, чертова баба! Как репей прицепилась, не отвяжешься от тебя. Ты же нас днем демаскировать будешь.
- Вот поэтому и пришла ночью…
- А что тебе делать здесь? Без тебя управимся. Подумаешь, сила прибавилась: одна баба.
- Ты, я замечала, и днем в очках-то не больно видишь, ну, а ночью что с тебя взять? Со мной пришло еще пятнадцать женщин. Тоже мне одна баба!…
Глава четырнадцатая
Подполковник Бурунов был ранен во время августовского наступления немцев. Остатки его дивизии, в которой служила военврач Аленцова, были переданы в состав 62-й армии генерала Чуйкова, оборонявшей Сталинград.
Аленцовой, как начальнику санитарной службы дивизии, было приказано организовать эвакуацию раненых за Волгу.
Утро разрушенного, истерзанного, но продолжавшего упорную борьбу осажденного города начиналось обычно с обстрела вражеской артиллерии и минометов, бомбежек переправ и правого берега реки.
Накануне ночью Аленцова с большим трудом перевезла на двух машинах тяжелораненых к переправе, под открытое небо, надеясь эвакуировать за ночь. Но ее надежды не оправдались. Большую часть времени переправа работала с левого берега к Сталинграду, перебрасывая осажденным войскам боеприпасы и продукты. Наплыв раненых, непрерывно поступающих из города, все увеличивался. Между представителями частей, ответственными за эвакуацию, разгорался чуть ли не бой. Спорили, кричали, доказывали, каждый старался поскорее переправить своих, Не вмешайся в это дело майор, руководивший переправой, пожалуй, Аленцовой не удалось бы переправить раненых. Озябшие от близости воды и начавшихся осенних холодов, голодные, изнемогающие люди лежали на носилках под обрывом берега, в нескольких стах метрах от врага, который засыпал их снарядами и минами. Аленцова вместе с Наташей Канашовой и двумя санитарами бегали, просили, умоляли переправить раненых через Волгу. Во время обстрела Аленцова была легко ранена в руку и голову. И все эти свалившиеся разом неприятности приводили ее в отчаяние. Она отвечала за жизнь многих людей, находящихся в беспомощном состоянии, и это заставляло ее, преодолевая страх, усталость и опасность, непрерывно искать выхода из создавшегося тяжелого положения. Когда Аленцова узнала, что до вечера нет надежды на эвакуацию, она решила найти для раненых надежное укрытии или подвал, где бы они могли передохнуть до наступления темноты»
Найти такое укрытие было не просто. Немцы держали весь город под непрерывными бомбежками и артиллерийскими обстрелами. Ей посоветовали идти к председателю исполкома райсовета Беларевой.
Среди руин и развалин с большим трудом отыскала она обгоревшее и полуразрушенное здание исполкома. Вокруг него выгорело несколько кварталов. Случайно встретившаяся женщина провела Аленцову в другое здание, куда переехал исполком. И вот, когда она, казалось, уже достигла цели, выяснилось, что попасть к председателю не так-то легко. В маленькую приемную председателя набилось много народу, и, если ждать очереди, то и через сутки не попадешь. И Аленцова, преодолев смущение, ринулась в дверь за первым же очередным посетителем, несмотря на то, что за ее спиной послышались протестующие голоса и даже ругань.
В кабинете она услышала спокойный, но требовательный голос сидевшей за столом женщины средних лет, в темном костюме.
- Минуточку, товарищ военврач, выйдите и подождите.
- Никуда я не пойду, пока не решите моего вопроса.
- Кто вы? Расскажите мне толком, какой помощи вы хотите от меня?
Аленцова долго рылась в карманах, как это бывает обычно, когда человек нервничает и торопится, и не находила своего удостоверения.
- Нате, читайте, - резко сунула она свое предписание. - Мне приказано эвакуировать раненых за Волгу.
- Аленцова? - удивленно проговорила председатель. - Любопытно…
- А что тут любопытного? Да, Аленцова.
- Скажите, а это ваша девичья фамилия или по мужу?
Военврач окончательно вышла из терпения.
- Да вы что, издеваться надо мной? Вам, может, еще брачное свидетельство показать?
- Слушайте, - спокойно проговорила Беларева, - зачем вы нервничаете и кричите?
Спокойный и твердый голос Беларевои несколько остудил горячность Аленцовой.
- У вас муж не капитан-пограничник?
- Да, - вскинула удивленные глаза Аленцова. - А вы что, его знаете? Он находился в госпитале…
Беларева все так же улыбаясь, подошли и взяла ее за руку.
- Давайте знакомиться. Аленцова, по мужу Беларева, родная сестра Николая, Татьяна Ивановна.
- Сестра Николая? - И только тут она мигом вспомнила о сестре мужа, которую он очень любил. Летом прошлого года они собирались в отпуск к ней в гости.