Годы испытаний. Книга 2, стр. 64

Подзывает старшина Митюхина - ротного нашего гармониста. Способный парнишка. Дай ему любые ноты - разберет и разделает лихо на трехрядке. Притащили балалайки, гитары, барабан, а кому не хватило инструмента - ложками вооружили.

Построились на тренировку, а смех всех душит, как поглядим на «лебедей» ротных. Новохатько - здоровенный такой был боец, битюг прямо. Ножищи, ручищи заросли волосьями. Сам в трусиках, а кирзовые сапоги сорок пятого размера. Башка - тыква кормовая, а на ней пилотка махонькая. И другие бойцы не красивше выглядят. У нас во взводе был такой боец - Мурадьян. Росточка незавидного, черный, будто сухарь зажаренный. Ножки тонюсенькие. А голенища у сапог - хоть в каждую еще по две ноги суй. И тут прямо скажу вам, товарищи, вид у каждого до того стеснительный, будто все они голышом стоят. И только бросают друг на дружку пристыженные взгляды. Я тоже в эти самые «лебеди» попал.

Начал старшина нас дрессировать по кругу. Кричит: «Выше ножку, и раз, и два, и три, четыре. Делай ласточку, и раз, и два, и три, четыре». На Новохатько набросился: «Ты что, как медведь, топчешься? Ласточку надо воображать. Спину покруче выгибать. Голову держи как штык. Ножку повыше задирай!»

Три дня эти прошли для нас в муках. Вечером погрузились в поезд и на смотр отправились. Ожидаем своей очереди за занавесками и волнуемся. А как не волноваться? Номер уж больно необычный.

Вызывают на сцену, идем, а у всех поджилки трясутся. Шутка ли сказать - окружной смотр! Тысячи людей нашу затею глядеть будут. Старшина подбадривает: «Головы повыше, товарищи! Нельзя нам в грязь лицом ударять. Не затем мы с вами сотни километров отмахали». Помните: вы - лебеди, а не какие-то куры мокрые. Делай точно все по моей команде и без дураков».

И только объявили наш номер, мы взошли на сцену, построились, как нас оглушили хлопками. И смех такой пошел по залу, того и гляди потолок, обрушится. Три раза повторяли мы номер, замучались, а со сцены не отпускают. Занавес закрыли, а народ шумит, нас снова требует. Прибежал распорядитель - красный, как рак вареный. Кричит на старшину, ругается: «Вы мне срываете программу, буду жаловаться». Вызвали нашего старшину к члену Военного совета. Долго не было. Истомились мы, ожидая. А пришел старшина, налетел на нас, что коршун на цыплят: «Я вам покажу лебедей Чайковского! Осрамили меня на весь округ». Подъезжаем мы уже к станции, где нам высадка предстоит, и вдруг вагон, в котором мы ехали, задерживает военный комендант. Вызывает старшину и передает приказ командующего войсками округа: «Немедленно роту вернуть». От этой вести мы окончательно пали духом: значит, крышка… У командующего на нашего брата по уставу прав много отпущено.

- И что же с вами командующий сделал? - нетерпеливо перебил Ежа сосед.

- А ничего страшного. Старшину именными часами наградил. И мы все премии и благодарности получили… Вопросы еще будут? - спросил Еж, обводя всех лукавым взглядом.

Дивизия Канашова сделала последний привал. Еще один переход - и они на Дону.

Канашов, Шаронов и Стрельцов сидели втроем, обсуждали, как до рассвета всем переправиться через Дон. Высланная разведка что-то задерживалась.

Стрельцов то и дело смотрел на часы, вставал и глядел на запад. Его высокий темный силуэт на фоне потухающего заката маячил, как одинокий столб в степи.

- Садись, ноги беречь надо. Нам еще порядком топать, - сказал Канашов, хотя сам не меньше Стрельцова был озабочен задержкой разведчиков.

- Должны были вернуться в двенадцать часов, - сказал начальник штаба, - А сейчас уже двадцать два тридцать.

Из сумерек донеслось погромыхивание гусениц. Зашуршала сухая трава. Появился запыхавшийся начальник разведки дивизии майор Желанов.

- Товарищ полковник,- только что прибыли наши разведчики. Немецкие танки в тридцати пяти - сорока километрах отсюда, - говорил он быстро, задыхаясь.

Канашов поднялся, смерил его сердитым взглядом.

- Возьмите себя, в руки, товарищ майор. Немедленно ко мне разведчиков. И без паники… Ясно?

- Товарищ полковник… - Желанов стоял в нерешительности - сказать или нет?

- Что там еще у вас?

- Младший лейтенант Миронов из разведки не вернулся.

- Что с ним? - подошел к нему вплотную комдив, не сводя глаз. - Убит?

- Хуже… Пропал неизвестно куда. Я не хотел его посылать, товарищ полковник, знал, что он еще не подготовлен для такого ответственного задания.

- Не хотел? Знал? - повысил голос комдив. - А все остальные вернулись?

- Я не успел еще проверить. Доложу позже…

- Идите, - махнул рукой Канашов.

Желанов ушел обиженный и злой.

«Зачем я послал этого желторотого птенца? Канашов мне за него теперь всыплет».

Шаронов, Стрельцов и комдив сидели в раздумье.

Лязг гусениц совсем близко. Что такое могло быть? Канашов послал адъютанта.

Красночуб вернулся и с радостью выпалил:

- Это разведчики наши, товарищ полковник! Миронов на немецком бронетранспортере. И полно гусей привезли…

- Какие еще там гуси? - крикнул комдив. - Что это еще за штуки? А ну, давай сюда Миронова.

Младший лейтенант вырос в сумерках перед ним и доложил:

- Товарищ полковник, у деревни Завидово и хутора Кругляково обнаружены две немецкие танковые колонны. В каждой колонне не меньше полусотни танков.

Комдив смотрел на младшего лейтенанта Миронова и улыбался. «Досталось ему на орехи». Голова у него забинтована, нос распух грушей, гимнастерка порвана и в бурых пятнах крови.

- Танков не меньше полусотни? - переспросил Канашов. - А может, поменьше?

- Никак нет, товарищ полковник! Да вот захватили бронетранспортер с гусями и карту у убитого немецкого офицера. В сумке была…

- Давайте сюда. Значит, первое крещение в разведке состоялось, товарищ Миронов? Поздравляю!…

Канашов развернул карту. На ней с немецкой аккуратностью были нанесены синие ромбики со стрелками, обозначающими танковые войска. Острия стрелок были направлены в излучину Дона, именно в то место, где дивизия должна была совершить переправу. Комдив сидел, молча прикидывал расстояние до реки. «Видно, не придется отдыхать. Надо, используя темное время, переправлять людей и технику».

Канашов отпустил Миронова и двух разведчиков.

- Ну, каков орел, Федор Федорович! Не уступает брату.- И, подумав, решил: - Надо, комиссар, собрать нам коммунистов из дивизионной артиллерии. У меня на них все надежды. Если они не задержат немецкие танки вот здесь, в излучине, дивизии придется трудно.

Шаронов кивнул головой.

- Может быть, нам, Михаил Алексеевич, раненых сейчас в первую очередь отправить за Дон? Поручим заняться этим делом Нине Александровне. Я тут с председателями двух колхозов договорился. Дают двадцать шесть подвод со своими ездовыми и шестнадцать баркасов.

Канашов, зябко поеживаясь, набросил шинель на плечи. Чувствовалось, что Дон близко. Повеяло речной прохладой.

- Ты прав, Федор Федорович, надо поскорее переправлять раненых на восточный берег.

- Я пошел, - поднялся Шаронов.

Канашов сидел, уставясь в карту, будто заколдованный ею, и смотрел, не отрывая глаз. «Надо сделать так, чтобы наверняка задержать авангард танковых войск в излучине Дона».

Чуть забрезжил рассвет, и придонскую степь всколыхнул угрожающий гул, идущий с запада. Утренний ветерок вместе со свежим запахом росных трав донес до чуткого уха солдата этот гул, и тотчас же невольно заныло под ложечкой. «Немецкие танки», - облетела всех тревожная мысль.

Да, все было необычным на этот раз в обороне. Получив данные о больших танковых колоннах, Канашов долго раздумывал над тем, как ему обмануть врага, как задержать на переправе, чтобы успеть отвести дивизию до подхода главных Сил немецких танковых войск. Он решил создать видимость обороны на широком фронте и попытался, жертвуя одним батальоном и двумя артиллерийскими батареями, увлечь немцев в узкую горловину, туда, где Дон делал петлю, образуя полуостров. А на заросших его восточных берегах поставить на прямую наводку и замаскировать всю имеющуюся артиллерию. Й когда немецкие танки войдут в этот огневой мешок, ударить по ним с двух сторон фланирующим огнем орудий и сорвать переправу. Пока они придут в себя и подтянут новые силы, дивизия будет далеко от излучины и сумеет подготовить новый оборонительный рубеж.