Всевидящее око, стр. 99
Меня поразила интонация его голоса. Артемус произнес эти слова с каким-то легкомыслием, будто шутил. Между тем он и не думал вставать. Наоборот, Артемус сел поудобнее и подтянул голову Леи ближе к своей груди. И только теперь я увидел то, что он прятал от нас. Ланцет, с помощью которого он безуспешно пытался спасти сестру, теперь был воткнут в его бок.
Когда он успел? Не знаю. Из его уст не вырвалось ни звука. Не было потока слов, театральных жестов. Он не резал себе горло, не вскрывал шейную артерию. Он хотел умереть спокойно и неторопливо. Наши слова, наши действия его уже не волновали.
И вновь мои глаза встретились с его глазами. Я понял его намерение, и он это заметил.
– Я иду, – произнес он слабеющим голосом.
Наверное, в последние минуты жизни человек гораздо острее видит и чувствует окружающий мир. Это лишь мое предположение, поскольку Артемус (вопреки своей отрешенности) первым устремил взгляд на потолок. Я тоже запрокинул голову, но еще раньше мои ноздри безошибочно уловили запах горящего дерева.
Казалось бы, после ритуального спектакля с трагическим финалом меня уже трудно чем-то удивить. Но нет: деревянный потолок явился для меня полнейшей неожиданностью. Почему-то я был твердо убежден, что в этом каменном подземелье и потолок тоже сложен из камня. Откуда такая уверенность? Я же не знал, для каких нужд строили это помещение. Скорее всего, здесь был склад провизии или имущества, куда входили с фонарями и масляными лампами. И уж конечно, строители не помышляли, что однажды семейство Маркисов устроит здесь грандиозную иллюминацию.
Страшен был не пожар. Более того, пожар был здесь просто невозможен, ибо над почерневшими потолочными балками располагался ледник. И когда обугленные балки треснули сразу в нескольких местах, начался… ледопад.
Вниз полетели не маленькие кубики, охлаждавшие лимонад в бокале полковника Тайера. Это были ледяные глыбы весом в пятьдесят фунтов. Сначала упала одна, похожая на мраморную плиту, и взорвалась фонтаном ледяных осколков. Затем другая, третья. После каждого удара на каменном полу появлялась вмятина.
– Артемус, – забеспокоилась миссис Маркис. – Артемус, ты видишь, что творится? Вставай! Нужно уходить отсюда!
Вряд ли миссис Маркис догадывалась, что задумал ее сын. Она устремилась к Артему су, намереваясь силой увести его из зала. Путь ей преградила ледяная глыба, упавшая в нескольких футах. Ледяные осколки царапнули миссис Маркис по лицу. Она инстинктивно прикрылась ладонями. В этот момент на пол шлепнулась другая глыба. Эта упала почти рядом. Миссис Маркис попятилась. Я схватил ее за руку и буквально выволок из зала. Ее губы без конца повторяли имя сына. Отрешенно, с оттенком покорности судьбе.
Человеку свойственно надеяться до конца. Быть может, миссис Маркис думала, что глыбы перестанут падать. Возможно, верила, что потолок над алтарем не треснет… Первая глыба, ударившая Артемуса, краем задела ему голову. Удар был несильным и лишь опрокинул его на бок. Второй удар пришелся ему в живот. Третий раздробил Артему су ноги. Он был еще жив – мы слышали его стон. Стон продолжался недолго. Четвертой глыбой Артему су Маркису расплющило голову. Даже в коридоре был слышен треск его черепа.
Миссис Маркис забилась в моих руках и стала громко звать сына. Я не знал, что делать. Можно ли найти слова утешения для матери, за полчаса потерявшей двоих взрослых детей? Сколько еще комнат в доме ее души, доверху наполненных горем?
И вдруг миссис Маркис замолчала. Нет, она не обессилела. Просто зрелище, открывшееся всем нам, было настолько ошеломляющим, что временно отодвинуло ее горе. Сквозь падающий лед мы увидели медленно поднимающуюся фигуру.
Первой моей мыслью было: «Артемус». Неужели у него еще хватило сил встать? Нет, это не Артемус: он лежал там, где упал. Это вставала… Лея. Она покачивалась, будто завсегдатай питейного заведения, проспавшийся на полу… Потом она встала и направилась к нам. Голубоглазая, розовощекая Лея Маркис с локонами каштановых волос.
Призрак? Нет, человек из плоти и крови. Крови. Одна рука Леи была протянута к нам, другой она зажимала рану на своем горле. Еще через мгновение мы услышали ее крик. Мне не с чем сравнить этот крик, ибо я никогда не слышал ничего подобного ни от людей, ни от животных.
В ответ По тоже закричал. Их голоса слились в единую песнь ужаса – хриплый не то вопль, не то стон. Разбуженные летучие мыши заметались у нас над головами, задевая когтями наши волосы.
– Лея!
Преодолевая слабость, По рванулся к ней. Он хотел было оттолкнуть меня, но не сумел. Тогда он попытался обогнуть меня. Когда ему и это не удалось, По стал карабкаться на меня, как на холм. Он был готов на все, только бы добраться до нее. Он не хотел жить. Он хотел умереть вместе с нею.
Миссис Маркис порывалась сделать то же самое. Мне приходилось удерживать их обоих. Сам не зная почему, я ухватил каждого за талию и потащил к выходу. Они почти не сопротивлялись – не было сил. Их головы были повернуты назад – туда, где в тускнеющем свете виднелся женский силуэт.
– Лея!
Понимала ли она происходящее вокруг? Знала ли, какая стихия торопится опрокинуть ее и погубить в первую минуту возрождения? Сомневаюсь. В крике Леи не ощущалось ни намека на понимание. Лед уничтожал ее – это все, что я могу сказать. Уничтожал, как летучих мышей, запертых между ледяным молотом и каменной наковальней.
А глыбы все падали… Они подминали факелы, срывали канделябры, выбрасывая из них свечи. Они терзали тело Леи Маркис, словно мстили ей за попытку переиграть судьбу.
Вскоре вход в зал был полностью забит льдом, осколки которого теперь выносило в коридор. Каждая минута промедления могла погубить и нас троих. А мы стояли, веря и не веря в это жестокое возмездие природы. Судя по глухим ударам, лед продолжал падать, пока было куда. И он падал, окончательно погребая под собой Лею и Артемуса Маркисов.
Рассказ Гэса Лэндора
40
С 14 по 19 декабря
Самое удивительное, что грохот падающих ледяных глыб не разбудил академию. Наверху его попросту не услышали. Никто не поднял тревоги, и кадеты спокойно проспали до утра. Ночное происшествие не нарушило движения колесиков и шестеренок академического механизма. С рассветом на площадке между Северной и Южной казармами, как всегда, появился барабанщик. Кадетский адъютант махнул рукой, и барабанщик принялся отбивать сигнал побудки. Вскоре эхо уже повторяло его дробь, донося ее до уха каждого кадета, офицера и солдата.
За все время, проведенное в Вест-Пойнте, я впервые увидел барабанщика. До сих пор, слушая звуки побудки в своем гостиничном номере, я воспринимал их как некий внутренний призыв. Мне бывало даже совестно, что я позволяю себе спать дальше, когда у кадетов уже начался новый день.
Но этим утром моя совесть была чиста, ибо остаток ночи я провел в караульном помещении Северной казармы, отвечая на вопросы Хичкока, а затем излагая на бумаге отчет о случившемся. Я подробно написал обо всем. Точнее, почти обо всем.
Это были последние листы, врученные мною Хичкоку. Он с серьезным видом принял мой отчет, сложил пополам и запихнул в кожаную сумку, чтобы передать полковнику Тайеру. Затем Хичкок столь же серьезно кивнул, заменяя кивком свои обычные слова: «Хорошо поработали». Теперь я мог с чистой совестью отправляться в гостиницу.
Нет, еще не мог. У меня оставался вопрос. Всего один вопрос, требующий ответа.
– Наверное, это был доктор Маркис?
Взгляд Хичкока выражал, я бы сказал, типично штатское недоумение.
– Я вас не понимаю.
– Вам ведь кто-то сообщил, где мы. Думаю, доктор Маркис.
Капитан слегка покачал головой.
– Нет, мистер Лэндор. Когда мы прибыли, наш дорогой доктор сидел возле ледника. Он стонал, скрежетал зубами и бормотал что-то маловразумительное.
– Тогда кто?
Лицо Хичкока тронула едва заметная улыбка.
– Цезарь, – ответил он.