Всевидящее око, стр. 91

– Все образуется.

Знакомая фраза. Ее часто повторяла моя дочь.

Рассказ Гэса Лэндора

36

Профессор Папайя не любит, когда у него появляются сюрпризом. Как мне думается, это не позволяет ему приготовить собственные сюрпризы и ошеломить гостя. А без сюрпризов он… Скажу лишь, что я почти не узнал человека, открывшего мне дверь.

Впрочем, начну по порядку. Не найдя нигде Леи, я оседлал Коня и отправился к Папайе. Пока ехал, короткий зимний день кончился. Надвигались ранние сумерки. Профессорский двор выглядел довольно уныло. Кусты жасмина и жимолости сбросили листья. Под ногами уже не хрустели лягушачьи косточки. Не было ни птичьих клеток, некогда висевших на грушевом дереве, ни дохлой гремучей змеи у порога.

Не было и самого Папайи. Во всяком случае, я так подумал, когда увидел на пороге человека в драных панталонах и кое-как натянутых чулках. На шее у него висело распятие из слоновой кости.

«Вот так выглядит знаменитый профессор, когда его никто не видит, – подумал я. – Заурядный церковный сторож, удалившийся на покой».

– Лэндор, я не ждал сегодня гостей, – вместо приветствия буркнул Папайя.

Мы были не настолько с ним дружны, чтобы я мог приезжать к нему, когда заблагорассудится. Я растерянно остановился, вдыхая ядреный запах давно не мытого профессорского тела и не зная, чем кончится мое самовольное вторжение. Потом Папайя с крайней неохотой отошел от двери и впустил меня в дом.

– Вчера, Лэндор, я бы угостил вас воловьим сердцем…

– Спасибо, профессор. Я ненадолго.

– Идемте внутрь.

И по дороге сюда, и сейчас, в сумрачном пространстве профессорского дома, меня одолевали сомнения: стоило ли вообще ехать к Папайе? Нарушать привычный уклад жизни этого человека ради какой-то догадки, мелькнувшей у меня в мозгу? А если она окажется полнейшей чушью?

– В прошлый раз, профессор, вы рассказывали об одном охотнике за ведьмами, который вдруг начал служить силам зла. Потом его сожгли… Вы еще говорили, что он успел бросить в огонь свою книгу…

– Понял, о ком вы, – раздраженно махнул рукой Папайя. – Это Леклер. Анри Леклер.

– Кажется, он был священником?

– Вначале был.

– Вот я и подумал: может, у вас имеется его портрет. Какая-нибудь старинная гравюра.

Он удивленно покосился на меня.

– И ради этого вы ехали сюда? Из-за картинки?

– Да, профессор.

Он молча повел меня в библиотеку. Там Папайя уверенно прошел к нужной полке и, по-беличьи подпрыгнув, вытащил маленькую потрепанную книжицу.

– Вот, – сказал профессор, раскрывая книгу. – Полюбуйтесь на этого служителя дьявола.

Передо мной был портрет человека в темной, богато украшенной сутане. Его шею стягивал священнический воротничок. Слегка скуластое лицо, милосердный взгляд глаз, красивые полные губы. Идеальный «добрый пастырь», которому хочется исповедаться.

Папайя – этот старый лис – сразу заметил блеск в моих глазах.

– А ведь вы его уже где-то видели, – сказал он.

– Да. В одном доме.

Мы молча переглянулись. Затем Папайя снял с шеи распятие и вложил мне в ладонь.

– Я не суеверен, Лэндор. Но иногда… Возьмите, это может вам пригодиться.

Я улыбнулся и вернул ему распятие.

– Спасибо, профессор, пусть оно останется у вас. Я и так уже перешел все рамки приличий, вломившись к вам.

В гостинице меня ждал конверт, подсунутый под дверь моего номера. Знакомый витиеватый почерк с сильным наклоном вправо. Мне не хотелось вскрывать конверт. Я даже подумал, а не сжечь ли мне его не читая. Почему-то мне стало грустно. Я вздохнул и все-таки решил вскрыть конверт.

Лэндор!

Я более не обязан отчитываться перед вами. Но поскольку вы проявляли живой интерес к моей жизни (или мне это только казалось?), надеюсь, вам будет любопытно узнать о новом повороте в моей судьбе. Не далее как пять минут назад мы с Леей обручились, принеся друг другу клятву верности. Я безотлагательно подам прошение об отчислении из академии, после чего заберу свою жену (как только она станет таковой), и мы навсегда покинем это захолустье, уехав далеко-далеко.

Мне не нужно от вас ни поздравлений, ни сочувствия. Мне от вас вообще ничего не нужно. А вам я желаю избавиться от ненависти и подозрительности, которые столь уродуют вашу душу. Прощайте, Лэндор. Я иду к своей возлюбленной.

Ваш Э. А. П.

«Ого! – подумал я. – А Лея даром время не теряла».

Теперь я преспокойно мог кинуть письмо По в огонь.

Не скажу, чтобы я особо удивился этой новости. Меня почему-то взбудоражила ее… внезапность. Почему все разворачивается с такой быстротой? Почему Лея, которая еще днем собиралась умереть, теперь торопится связать свою жизнь с По? Он-то готов идти за любимой на край света, но что выиграет Лея, убежав с ним? Совсем недавно она горячо уверяла меня в невиновности брата, а теперь… Неужели она согласна бросить Артемуса и родителей в беде?

Все это выглядело полнейшим абсурдом, если только… если только грядущей женитьбой здесь и не пахло и Лея спешила совсем по другой причине.

«Прощайте, Лэндор». Обычная фраза, которую один человек пишет другому, разрывая с ним отношения. Но сейчас два этих слова будто картечью ударили по мне. Они вытолкнули меня из номера.

По в опасности! К черту логические доказательства; я чуял это нутром. Чтобы спасти парня, мне нужно было срочно увидеться с тем, кто сможет мне кое-что объяснить. Или кого я заставлю кое-что объяснить.

Время двигалось к полуночи, когда я постучался в дверь дома Маркисов. Ответа не было. Тогда я начал колотить со всей силой, будто подгулявший муженек, вернувшийся из питейного заведения. Наконец скрипнул засов. Передо мной в ночной сорочке стояла заспанная Эжени. Служанка уже приготовилась меня отчитать, но, увидев мое лицо, осеклась. Она молча впустила меня, а когда я спросил, где хозяин, с некоторым испугом махнула в сторону библиотеки.

Библиотека освещалась единственной свечкой. Доктор Маркис сидел в громоздком плюшевом кресле. На коленях лежала раскрытая книга. Глаза доктора были закрыты. Он слегка храпел, однако вытянутая рука прочно сжимала бокал с бренди. Жидкость в бокале замерла, как озеро в тихую погоду. (По тоже умел спать с бокалом в руке, не расплеснув ни капли.) Мне не пришлось будить доктора. Маркис встрепенулся, опустил бокал на стол и изобразил на лице подобие улыбки.

– Мистер Лэндор? Какая приятная неожиданность!

Он сделал попытку встать.

– Знаете, а я тут как раз читал замечательную монографию о родильной горячке. Возможно, вам будет интересно послушать, какая дискуссия развернулась относительно некоторых особенностей… А где же книга?

Он оглядел кресло, с которого встал, потом стол и только сейчас заметил, что держит книгу в руке.

– Совсем рассеянным стал!

Он поднял на меня глаза, но я, отринув правила приличия, двинулся прямо к зеркалу. Оглядел свое тощее лицо с всклокоченными бакенбардами и убедился, что вполне готов к разговору.

– А где же ваши домочадцы, доктор?

– Время довольно позднее. Женщины удалились спать.

– Вы правы, время позднее. А сын ваш где? Доктор недоуменно заморгал.

– Как где? В казарме.

– Простите, я забыл, что Артемус не ночует дома. Комната была узкой; перемещаясь по ней, я всякий раз слегка задевал доктора локтями. Его глаза ловили каждый мой шаг.

– Позвольте вам чего-нибудь предложить, мистер Лэндор. Хотите бренди?

– Нет.

– Тогда, может, виски? Я знаю, вы любите…

– Нет, благодарю вас, – сказал я, останавливаясь рядом с креслом и язвительно улыбаясь. – А знаете, доктор, я немного обижен на вас.

– Помилуйте, за что же?

– У вас в роду был такой выдающийся человек, а вы ни словом не обмолвились о нем.

Маркис тоже попытался улыбнуться, но его улыбка сломалась.

– Я право… не уверен, что у нас в роду…

– У вас в роду был священник по имени Анри Леклер. Маркис привстал, но сейчас же снова рухнул в кресло.