Всевидящее око, стр. 80

– Лея, дорогая моя! – воскликнул Кембл, протягивая к ней руки.

– Здравствуйте, дядюшка Кембл, – с улыбкой ответила она.

Лея шагнула ему навстречу и… остановилась, заметив, что глаза заводчика смотрят не на нее, а на человека за ее спиной.

Какой-то армейский офицер – это все, что я пока мог о нем сказать. Издали, да еще в сумерках, было не разглядеть, в каком он чине. Вдобавок он стоял отвернувшись. Теперь я знал в лицо всех офицеров Вест-Пойнта и даже гордился, что могу узнать их раньше, чем они узнавали меня. Но этот офицер почему-то не торопился поворачиваться к нам.

Тайна сохранялась недолго. Сойдя на берег, незнакомец попал в полосу света одного из кучерских фонарей. И тогда я сразу его узнал. Никакой грим, никакое актерство не могли скрыть от меня его истинную личность. То был кадет четвертого класса Эдгар По, нарядившийся в форму покойного Джошуа Маркиса.

Рассказ Гэса Лэндора

30

Впрочем, я забегаю вперед. Поначалу я совершенно не знал, чья эта форма. Но затем По снял плащ, заботливо накинул его Лее на плечи, а сам оказался в пятачке света. Вот тогда-то я и узнал, в чьей форме мой влюбленный поэт явился в гости к Кемблу. И лишь одна маленькая деталь прибавилась на офицерском одеянии покойного Джошуа Маркиса – желтая нашивка. Она помещалась там, где ей и положено быть – на рукаве, почти у самого плеча.

– Мистер Лэндор! – воскликнула Лея.

Чувствовалось, мое присутствие ее заметно удивило, но она не смутилась.

– Позвольте мне представить вам дорогого друга нашей семьи, лейтенанта Ле-Реннэ. Анри Ле-Реннэ.

Я едва обратил внимание на имя. Я смотрел только на форму. Казалось, она сшита хорошим портным специально для По – до того ладно сидела на нем эта форма.

От пристального разглядывания у меня начала кружиться голова. Мне казалось, что меня несет вниз и я, виток за витком, лечу по длинной спирали. Спираль эта состояла из… слов. Из стихотворных и прозаических фраз По. Здесь были слова его любовных стихов и слова его многостраничных отчетов, на которые я возлагал столько надежд. Я впервые задался вопросом, насколько они правдивы. И дело не в подозрительности Хичкока. Откуда я знаю, был ли правдив По со мной или же он искусно мне лгал? А вдруг он уже давно знаком и с Артему сом, и с Леей? Но самой ужасной мыслью была не эта. Я отгонял пугающую мысль, однако она вилась и вилась у меня в мозгу с назойливостью августовской мухи: что, если сердце из тела Лероя Фрая вырезал не кто иной, как По?

Безумие какое-то. Я это понимал и пытался спорить с самим собой, выставляя логические доводы.

«Лэндор, – говорил я себе, – парень всего-навсего надел чужую форму. С таким же успехом он мог надеть любой другой костюм. Он не знал, что связано с этой формой. Лея предложила ему развлечься, и он с удовольствием включился в игру. Ну не будь таким подозрительным, Лэндор. Это просто игра…»

Я смотрел на его лицо и уверял себя, что ничего особенного не случилось. Когда-то По носил солдатскую форму, теперь на время нарядился офицером.

Я проглотил комок слюны и заставил себя сказать:

– Очень рад с вами познакомиться, лейтенант.

– И я тоже очень рад знакомству с вами, мистер Лэндор.

Он говорил с легким акцентом, где-то подражая манере мсье Берара. Но меня больше поразил не акцент, а изменившееся лицо. Лея (или кто-то другой) соорудил ему усы из конского волоса. Эти усы, для большей черноты намазанные сапожной ваксой, торчали над верхней губой По. Грим получился достаточно грубым, однако нужная цель была достигнута – усы делали парня старше, прибавляя ему лет десять-двенадцать. Кстати, с усами он выглядел даже обаятельнее.

Подошла вторая барка с гостями. Прости, читатель, но я не запомнил всех имен. В числе приглашенных был один из издателей «Нью-Йорк миррор» [151]. Был еще художник, кажется, его звали Коул. Помню плотника из общины квакеров [152], а также женщину – сочинительницу религиозных гимнов. Ко всем своим гостям Кембл относился одинаково, не делая различий между полами: брал их под локоть и двигал их руками, словно то были рычаги насосов. Каждому он предлагал кофе, мадеру или иные вина из собственного погреба, прося не бояться опустошить оный. У всех спрашивал, не нужна ли одежда. Рот у Кембла не закрывался. Со стороны могло показаться, что силой своих легких он выдувал гостей с крыльца, перемещая их прямо в гостиную.

Поскольку я приехал первым, хозяин дал мне возможность добираться до гостиной самостоятельно. Я стоял в передней, слушая стук шагов по великолепным дубовым полам. Они не заглушали мерного тиканья часов (пожалуй, такие громадные напольные часы я видел только здесь). Постояв еще немного, я побрел в гостиную. Вскоре к моим шагам примешались еще чьи-то: легкие, танцующие, похожие на мышиное шуршание. Я поднял голову и увидел идущую мне навстречу Лею Маркис. Она улыбалась.

– Мисс Маркис, я…

– Вы ведь не выдадите нас, правда? – торопливо перебила меня она. – Уверяю вас, наш маленький маскарад никому не причинит вреда.

– Никому, кроме самого мистера По, – мрачно возразил я. – Вы-то хорошо знаете, что офицеры и преподаватели академии регулярно бывают у Кембла.

– Не волнуйтесь, мы это предусмотрели и оба находимся en garde [153]. А пока…

Сам того не желая, я улыбнулся и сказал:

– А пока я не стану вам мешать. Мне очень приятно видеть вас здесь, мисс Маркис. А то я уж думал, что проведу вечер в сугубо мужской компании.

– Сегодня – единственный день в году, когда женщинам позволяют переступать порог Машмура. В этот день за ними признают права и обращаются как с равными. Можно сказать, что вы присутствуете при историческом событии.

– Но, будучи племянницей мистера Кембла…

– Вы слышали, как я назвала его «дядюшкой»? Родство тут ни при чем. Просто я с детства привыкла его так называть. Мистер Кембл – давний друг нашей семьи.

– В таком случае почему все семейство Маркисов не приехало к нему в гости?

– Думаю, мистер Лэндор, вас едва ли удивит, что мама снова слегла.

– Опять приступ мигрени?

– Нет, по средам ее одолевает невралгия. Отец, разумеется, всячески старается облегчить ее участь. Брат добросовестно штурмует твердыни геометрии. Так что я здесь одна представляю всю нашу семью.

– К нашему всеобщему удовольствию, – вырвалось у меня.

Я чувствовал, как у меня покраснели щеки. Такие слова она вполне могла расценить как попытку ухаживания. Я спешно отступил назад.

– Я хотел сказать, что любая мужская компания только выигрывает от женского окружения. А в доме мистера Кембла нет даже служанок. Только слуги, которые вынуждены заниматься женской работой.

– Дядя Кембл ненавидит женщин, – без обиняков ответила Лея. – И не надо делать удивленный вид. Я знаю, он любит называть нас «таинственными существами», но суть от этого не меняется. Мы так и будем оставаться для него «таинственными». Разве можно понять тех, кого в душе ты презираешь?

– Бог с ним, с дядюшкой Кемблом. У вас и без него достаточно поклонников. Надеюсь, они вполне понимают и ценят вас?

Лея отвела глаза. Когда она снова заговорила, чувствовалось, что непринужденный тон дается ей с трудом.

– Я с детства слышала, что давным-давно какая-то женщина разбила сердце дядюшки Кембл а. Раньше я верила, а теперь мне это кажется выдумкой. Такой человек, как он, не позволит, чтобы кто-то разбил ему сердце.

Она взглянула на меня и слегка улыбнулась.

– И я, и вы, мистер Лэндор, – совсем другие. Она опять улыбнулась и наклонила голову.

– Идемте к гостям, пока нас не хватились.

В отличие от миссис Маркис, заводчик Кембл не терзался, как рассадить гостей за столом. Женщин (в тех редких случаях, когда они здесь появлялись) он сажал с одной стороны, мужчин – с другой. Но, поскольку стол был круглым, минимальное соседство обоих полов все равно сохранялось. Поэтому сочинительница религиозных гимнов оказалась плечом к плечу с плотником-квакером, а я получил в соседки некую даму по имени Эммелина Кропси.