Зеленая миля, стр. 34

Он тяжело дышал.

— Я человек просвещенный, мистер Эджкомб. Окончил колледж в Боулинг-Грин, изучал не только журналистику, но и историю, философию. Во всяком случае, я считал себя просвещенным. Не уверен, что северяне согласятся со мной, но такое уж у меня мнение о себе. Я не собираюсь возвращать на Юг рабство. Я думаю, что мы должны быть человеколюбивы и великодушны в наших усилиях по решению расовой проблемы. Но мы должны помнить, что ваш негр укусит, если ему представится такая возможность, точно так же, как укусит дворовый пес, если получит такой шанс и решит, что должен укусить. Вы хотите знать, он ли это сделал, ваш плачущий мистер Коффи со спиной, покрытой шрамами?

Я кивнул.

— Да. Он. Не сомневайтесь в этом, но и не отворачивайтесь от него. Он мог устоять перед искушением раз или сто раз… даже тысячу… но в конце концов… — Хаммерсмит поднял руку, а потом резко свел пальцы, превратив ее в кусающую пасть. — Вы понимаете?

Я вновь кивнул.

— Коффи их изнасиловал, он их убил, а потом пожалел… но эти маленькие девочки остались изнасилованными, они остались убитыми. Вы с ним разберетесь, Эджкомб, не так ли? Разберетесь через несколько недель, чтобы он уже никогда ничего такого не натворил. — Хаммерсмит встал, подошел к ограждению веранды и посмотрел на конуру, стоящую посреди двора. — Надеюсь, вы меня извините. Раз уж мне нет нужды сидеть весь день в суде, я бы хотел побыть с семьей. Дети очень быстро вырастают.

— Конечно, конечно. — Губы плохо меня слушались. — Извините, что отнял у вас время.

— Пустяки.

Сев за руль, я сразу поехал в тюрьму. Путь был неблизкий, но на этот раз я не пел веселых песен. На какое-то время я позабыл про песни. Перед моим мысленным взором стояли изувеченное лицо мальчика и рука Хаммерсмита, превращающаяся в кусающую пасть.

Глава 5

Дикий Билл Уэртон довольно быстро познакомился с нашим изолятором. Утро и вторую половину следующего дня он сидел смирный как овечка. Тогда мы еще не знали, что такое состояние для него нетипично, оно означает, что надо ждать каких-нибудь гадостей. А где-то в половине седьмого вечера Гарри почувствовал, как что-то теплое течет по его брюкам, которые он как раз в этот день получил из чистки. Моча. Уильям Уэртон стоял у решетки, скаля прогнившие зубы, и поливал брюки и ботинки Гарри Тервиллигера.

— Этот сукин сын, должно быть, терпел весь день, — возмущался потом Гарри вне себя от ярости.

Что ж, мы поняли — пришло время показать Уильяму Уэртону, кто хозяин в блоке Е. Гарри, Зверюга и я позвали Дина и Перси. Помните, в блоке находились трое осужденных на смерть, поэтому и надзирателей дежурила полная команда. Наша смена началась в семь вечера и должна была закончиться в три утра, именно в это время чаще всего что-то случалось. Остальную часть суток дежурили две другие смены, составленные из надзирателей других блоков. Одной из них руководил Билл Додж. Такой порядок меня вполне устраивал, разве что я искал способ перевести Перси в одну из дневных смен, чтобы стало совсем хорошо. Однако это мне так и не удалось. Иногда я задаюсь вопросом, а произошли бы события, о которых я вам еще расскажу, если б я смог убрать Перси.

Так или иначе, пожарный кран находился в кладовой, неподалеку от Старой Замыкалки, и Дин с Перси потянули туда брезентовый рукав. Подсоединили к крану и остались там ждать команды. Зверюга и я поспешили к камере Уэртона. Тот по-прежнему стоял у решетки и лыбился во весь рот, с болтающимся между ног прибором, который он не удосужился убрать в штаны. Прошлой ночью, перед тем как уйти домой, я достал из изолятора смирительную рубашку и бросил ее на полку в своем кабинете, словно предчувствуя, что скоро она нам понадобится. Теперь я держал ее в руке. Гарри присоединился к нам, нацелив на Уэртона медный наконечник шланга, протянувшегося по Зеленой миле через мой кабинет до кладовой.

— Эй, как вам это понравилось? — спросил Дикий Билл и громко, как ребенок на карнавале, расхохотался. Смеялся он долго, до слез. — Быстро же вы прискакали. А я как раз готовлю вам кекешки. Мягонькие такие. Завтра я вас ими попотчую…

Тут Уэртон увидел, что я отмыкаю замки, и хищно сощурился. Увидел он и Зверюгу с револьвером в одной руке и дубинкой в другой, и его глаза превратились в щелочки.

— Ты войдешь сюда на своих двоих, но обратно тебя вынесут. Крошка Билл это гарантирует. — Взгляд его переместился на меня. — А если ты думаешь, что сумеешь нацепить на меня эту хламиду, то я бы на твоем месте не стал и пытаться, старый козел.

— Ты не первый, кто так говорит или хорохорится, — ответил я. — Тебе бы следовало знать об этом, но ты так глуп, что не понимаешь слов, поэтому придется преподать тебе наглядный урок.

Я открыл замки и откатил дверь в сторону. Уэртон отступил к койке, его конец по-прежнему торчал из штанов. Дикий Билл поднял руки, пальцы его призывно шевельнулись.

— Иди сюда, козел вонючий. Сейчас посмотрим, кто у нас будет учителем. — Он посмотрел на Зверюгу. — И ты подходи, громила. На этот раз тебе не удастся подкрасться сзади. И убери револьвер, все равно ты не выстрелишь. Вот мы и посмотрим, кто из нас лучше…

Зверюга вошел в камеру, но не двинулся на Уэртона, а взял влево. Глаза Дикого Билла широко раскрылись: он увидел направленный на него пожарный шланг.

— Нет, нет! — воскликнул он. — Нет, вы…

— Дин! — заорал я. — Открывай. На полную!

Уэртон прыгнул вперед, но Зверюга ловко ударил его дубинкой (я уверен, что Перси мечтал наносить такие удары) по лбу. Дубинка легла точно над бровями. Уэртон, который думал, что до его появления мы имели дело только с агнцами, упал на колени. Глаза его оставались открытыми, но он ничего не видел. И тут же хлынула вода. Гарри качнуло, но он восстановил равновесие и направил мощную струю в грудь Дикого Билла Уэртона. Струя сбила его с ног и закатила под койку. Дальше по коридору в своей камере бесновался Делакруа, пронзительно вскрикивал, честил Джона Коффи, требовал, чтобы тот рассказывал ему, что происходит, кто берет верх, как этот новый парень реагирует на китайскую баню. Джон молчал, стоя у решетки в коротких тюремных штанах и шлепанцах. Я лишь однажды глянул на него, но и этого хватило, чтобы отметить странное выражение его лица. Словно он уже видел все это раньше, причем не раз и не два, а многократно.

— Выключите воду! — обернувшись, проревел Зверюга, затем бросился к койке. Схватил ничего не соображающего Уэртона под мышки и вытащил из-под койки. Уэртон кашлял, в горле у него что-то булькало. Кровь заливала глаза, так как дубинка Зверюги разорвала кожу над бровями.

Процедуру обряжения проблемного мальчика в смирительную рубашку мы со Зверюгой отработали до автоматизма, так как репетировали ничуть не меньше, чем водевильные артисты, готовящие новый номер. И усилия, затраченные на длительные репетиции, окупались сторицей. В таких вот ситуациях, как с Уэртоном. Зверюга поднял Уэртона, повернул ко мне лицом, вытянул вперед его руки. Парень в этот момент более всего напоминал тряпичную куклу. Сознание только начало возвращаться к нему, он уже понимал, что сопротивляться надо прямо сейчас, потом будет поздно, но каналы связи между мозгом и мышцами еще не открылись и не успели открыться до того, как руки Уэртона оказались в рукавах смирительной рубашки, а Зверюга уже застегивал ее на спине. Я же завел рукава за спину и перевязал их. Теперь Уэртон обнимал себя руками, эдакий спеленутый младенец.

— Черт бы тебя побрал, дубина ты стоеросовая, — орал Делакруа на Коффи. — Кто побеждает?

Я слышал, как попискивает Мистер Джинглес. Ему тоже хотелось знать, что происходит в камере Уэртона.

Появился Перси в мокрой рубашке, прилипшей к телу, видать, его обдало из шланга, когда он отсоединял его от пожарного крана. Дин пришел следом с синяком-ожерельем на шее.

— А теперь пошли, Дикий Билл. — Я как следует встряхнул Уэртона. — Шевели ножками.

— Не смей меня так называть! — взвыл Уэртон, и мне показалось, что впервые он явил нам свои истинные чувства, а не маскировочный окрас умного зверя. — Дикий Билл Хикок никогда не был лесником! И не выходил на медведя с ножом! Он был законопослушным идиотом. Да еще в кабаке сел спиной к двери и его убил какой-то пьянчужка!