Мёртвая зона (другой перевод), стр. 7
— Как скажешь, — согласился Джонни и протянул кассирше в будке доллар. Та, почти не отрывая глаз от журнала, занимавшего все ее внимание, сунула ему два красных билета и двадцать центов сдачи.
— Что значит «как скажешь»? Что еще за тон?
Он пожал плечами, изображая невинность.
— Дело не в том, что ты сказал, Джон Смит, а как ты это сказал.
Аттракцион остановился, и пассажиры потянулись мимо них. В основном это были подростки в голубых армейских рубашках из тяжелого сукна или в расстегнутых куртках-алясках. Джонни провел ее по деревянному помосту и вручил билеты служителю, похожему на самое скучающее разумное существо во вселенной.
— Просто дело в том, — объяснил он, пока служитель усаживал их в кабинке и застегивал ремни безопасности, — что эти кабинки вращаются. Верно?
— Верно.
— И закреплены на платформе, которая раскручивается, так?
— Так.
— И когда платформа раскрутится, то кабинки своим вращением создают перегрузки, лишь немногим уступающие тем, что испытывают астронавты при взлете с мыса Кеннеди. И у меня был один знакомый…
Джонни наклонился к ней с самым серьезным видом.
— Опять выдумываешь? — неуверенно осведомилась Сара.
— Так вот, в пять лет он упал со ступенек на крыльце, и у него на шейном позвонке образовалась тонюсенькая трещинка. А через десять лет он пошел прокатиться на «Хлысте», на ярмарке в Топшеме, и… — Джонни пожал плечами и сочувственно похлопал ее по руке. — Но может, все и обойдется, Сара.
— Ой! Я хочу вый…
В это время платформа тронулась и начала крутиться все быстрее и быстрее, пока ярмарка и центральная аллея не превратились в наклонное смазанное пятно из огней и лиц. Сара засмеялась, завизжала и начала колотить Джонни.
— Тонюсенькая трещинка! — кричала она. — Я устрою тебе тонюсенькие трещинки, когда выйдем, врун несчастный!
— Чувствуешь что-нибудь в шейном позвонке? — участливо поинтересовался он.
— Врун несчастный!
Они вертелись все быстрее и быстрее, и на десятом или пятнадцатом круге платформы он наклонился и поцеловал ее. Кабинка в этот момент тоже сделала оборот, с силой сливая их губы в волнующе-жарком поцелуе. Потом платформа замедлила ход, кабинка вращалась все медленнее и наконец, покачиваясь, замерла на месте.
Они вышли, и Сара схватила Джонни за шею.
— «Тонюсенькая трещинка»! Как не стыдно! — прошептала она.
Джонни обратился к проходившей мимо полной женщине в синих брюках и дешевых легких туфлях:
— Эта девушка пристает ко мне, мэм. Если встретите полицейского, пожалуйста, пришлите его.
— Все норовите умничать! — Зажав еще крепче сумку под мышкой, женщина ускорила шаг в сторону палатки с бинго.
Сара прыснула:
— Ты невозможен!
— Да, я плохо кончу, — согласился Джонни. — Моя мама всегда так говорила.
Они зашагали рядом по центральной аллее, приходя в себя после головокружительного аттракциона: земля под ногами еще качалась, и перед глазами все плыло.
— Твоя мама очень религиозна, верно? — спросила Сара.
— Законченная баптистка. Но старается держать себя в рамках. Конечно, когда я приезжаю домой, она подсовывает мне всякие брошюрки, но особо не докучает. Мы с отцом уже привыкли. Раньше я затевал с ней всякие беседы на эту тему, типа — с кем сожительствовал Каин, если его родители были единственными людьми на Земле, но потом решил, что это некрасиво, и перестал. Я сам два года назад искренне верил, что Юджин Маккарти может спасти мир. Баптисты по крайней мере не выдвигают Иисуса в президенты.
— А твой отец далек от религии?
Джонни засмеялся:
— Не знаю, но что он не баптист — это точно. — Подумав, Джонни добавил: — Он — плотник.
Сара улыбнулась:
— А что сказала бы твоя мама, узнав, что ты встречаешься с никудышной католичкой?
— Попросила бы позвать тебя в гости и вручила бы несколько брошюр.
Сара остановилась.
— А ты хотел бы пригласить меня в гости к родителям?
— Да, я хотел бы познакомить тебя с ними… а их — с тобой.
— Зачем?
— А разве ты сама не знаешь? — мягко спросил он.
— Джонни, ты мне очень нравишься.
— Ты мне больше чем нравишься.
— Покатай меня на «чертовом колесе»! — вдруг потребовала Сара. Больше никаких разговоров на эту тему, пока она все не осмыслит и не разберется в себе. — Я хочу оказаться на самой верхотуре, откуда все видно.
— А позволишь мне поцеловать тебя там?
— Два раза, если успеешь.
Они вернулись к кассе, где Джонни заплатил еще доллар. Покупая билеты, он сказал Саре:
— Со мной в школе учился парень, который работал на ярмарке. Он рассказывал, что при монтаже этих аттракционов многие рабочие напиваются в стельку и не завинчивают до конца…
— Ну тебя к черту! — беззаботно ответила она. — Никто не живет вечно!
— Но все норовят, заметила? — Джонни влез за ней в качающуюся кабинку.
Наверху ему удалось поцеловать ее несколько раз. Октябрьский ветер трепал их волосы, а расходящиеся веером аллеи ярмарки напоминали светящийся циферблат часов.
4
После «чертова колеса» они покатались на детской карусели, хотя Джонни признался Саре, что чувствует себя на ней полным придурком. Гипсовая лошадка была такой маленькой, что запросто уместилась между его расставленными ногами. В отместку Сара рассказала ему, что училась в школе с одной девочкой, у которой было слабое сердце, но никто об этом не знал, и вот однажды она пошла со своим ухажером покататься на карусели и…
— Смотри, как бы не пришлось пожалеть, — серьезно предупредил ее Джонни. — Отношения нельзя строить на обмане, Сара.
В ответ она послала ему воздушный поцелуй.
После карусели они отправились в «зеркальный лабиринт». Вполне достойный аттракцион напомнил ей о старой учительнице из рассказа Брэдбери «Кто-то страшный к нам идет», едва не потерявшейся там. Сара видела, как неловко топтался в отражениях Джонни и махал ей рукой. Десятки Джонни махали рукой десяткам Сар. Они обходили друг друга, мелькали под невозможными углами и, казалось, куда-то исчезали. Она поворачивала то налево, то направо, несколько раз натыкалась носом на обычное прозрачное стекло в раме и беспомощно хихикала, отчасти из страха перед замкнутым пространством. Одно зеркало превратило ее в сидящего на корточках карлика из книг Толкина. В другом Сара оказалась доведенной до абсурда мечтой всех девчонок-подростков о длинных ногах: ее голени тянулись аж на четверть мили.
Наконец они выбрались наружу; Джонни купил им по хот-догу и огромный бумажный стакан с жаренным во фритюре картофелем, вкусным, как в детстве.
Они прошли заведение, перед которым стояли три девушки в юбках и бюстгальтерах с блестками. Они пританцовывали под старый хит Джерри Ли Льюиса под надзором зазывалы с микрофоном в руках.
— Давай же, малышка… — взывал Джерри Ли под зажигательные переливы фортепьяно, разносившиеся над аллеями, посыпанными опилками. — Схвати-ка быка за рога… давай же, малышка… не будем валять дурака…
— «Плейбой-клуб»! — Джонни засмеялся. — В Харрисон-Бич было подобное заведение. Зазывала утверждал, что девчонки с завязанными за спиной руками могли снять с тебя очки.
— Оригинальный способ подцепить какую-нибудь заразу, — заметила Сара, и Джонни покатился со смеху.
Усиленный динамиком голос зазывалы перекрывали бешеные звуки фортепьяно, по клавишам которого Джерри Ли колотил с неистовым темпераментом. Постепенно все это стихало за их спинами. Музыка походила на старинное авто с форсированным двигателем, не желавшее сдаваться и, как оживший призрак, рассекавшее наше время, возродившись из канувших в Лету пятидесятых.
— Смелей, ребята, заходите, не стесняйтесь! Разве вы хуже девчонок? А они у нас ничего не стесняются! Заходите и убедитесь сами! Без шоу в «Плейбой-клуб» ваше образование неполное!
— Не хочешь вернуться и завершить образование? — спросила Сара.
Он улыбнулся: