Мёртвая зона (другой перевод), стр. 65
16
Стоя возле почтового ящика с письмом Дейва в руках, Джонни не верил своим глазам. Последний день 1975 года выдался на редкость холодным, и при дыхании из носа вырывались струйки пара.
— Черт! — прошептал он. — Черт бы их побрал!
Он машинально наклонился к ящику посмотреть, нет ли в нем чего-то еще. Как всегда, он был набит до отказа, но письмо Дейва, по случайности, торчало уголком наружу.
В почтовом извещении Джонни предлагали забрать пришедшие бандероли. Ох уж эти бандероли!
«В 1969 году меня бросил муж. Посылаю его носки — скажите, где он, чтобы я смогла выбить из мерзавца алименты».
«Мой маленький ребенок в прошлом году задохнулся насмерть, вот его погремушка, скажите, попал ли он в рай? Я не крестила его, потому что возражал муж, а теперь не могу себе простить…»
Нескончаемый перечень просьб.
Каким даром наградил тебя Господь, Джонни!
Причина: ты слишком неоднозначная личность, чтобы быть хорошим учителем.
Джонни яростно выгребал открытки и конверты из ящика. Некоторые упали в снег. В висках начала пульсировать боль; она, как черная туча, заволакивала сознание. По щекам вдруг потекли слезы, но на морозе они сразу застывали, превращаясь в блестящие полоски.
Джонни наклонился, чтобы собрать упавшие письма. Сквозь слезы он разглядел на одном из них жирно выведенную карандашную надпись: «Правидцу Джону Смиту».
«Правидец» — это я.
Руки у Джонни задрожали, и он выронил все письма, в том числе и Дейва. Оно спланировало, как опавший лист, и медленно опустилось на землю, накрыв собой всю остальную корреспонденцию. На логотипе бланка знакомая эмблема школы: факел, а под ним девиз «Учить, учиться, знать, помогать».
— Будьте вы все прокляты! — в сердцах воскликнул Джонни. Он опустился на колени и начал собирать письма, сгребая их рукавицами. Обмороженные пальцы ныли от боли, напоминая о Фрэнке Додде, сидящем на крышке унитаза, его перепачканных кровью светлых волосах и табличке на шее. «Я признаюсь».
Собрав все письма, Джонни услышал свой голос, он повторял, как заезженная пластинка:
— Вы меня убиваете, оставьте меня в покое, вы меня убиваете…
Усилием воли он заставил себя замолчать. Нет, так нельзя. Жизнь продолжается. Что бы ни случилось, но жизнь все равно будет продолжаться.
Джонни двинулся в обратный путь, размышляя над тем, что делать дальше. Может, что-то подвернется само собой. В любом случае он выполнил материнский наказ. Если Господь и возложил на него некую миссию, он выполнил ее. И не важно, что миссия была самоубийственной. Он все равно выполнил ее.
Он за все рассчитался сполна и никому ничего не должен.
Часть II
Смеющийся тигр
Глава семнадцатая
1
На ярком июньском солнце, в шезлонге возле бассейна, сидел юноша и, вытянув длинные тренированные ноги, медленно читал вслух, водя пальцем по строчке.
— «Молодой Денни Джу… Денни Джунипер был, безусловно, мертв… и вряд ли на свете нашлось бы много таких, кто не счел бы его смерть зас… зас…» Черт, не знаю!
— «…и вряд ли на свете нашлось бы много таких, кто не счел бы его смерть заслуженной», — прочитал Джонни Смит. — Проще говоря, многие полагали, что Денни получил по заслугам, и туда ему и дорога.
На приветливом лице Чака отразились удивление, досада, смущение и даже подавленность. Он вздохнул и опустил взгляд в приключенческий роман Макса Брэнда.
— «…кто не счел бы его смерть заслуженной. Но меня особенно удру… удру…»
— Удручало, — подсказал Джонни.
— «Но меня особенно удручало, что он умер в тот самый момент, когда мог оказать миру большую услугу и хотя бы частично искупить свои зло… злодеяния. Конечно, такое… такое…»
Чак захлопнул книгу и лучезарно улыбнулся:
— Джонни, может, хватит на сегодня? — От этой неотразимой улыбки болельщицы Нью-Хэмпшира теряли голову, чем он вовсю пользовался. — Хочешь искупаться? Вижу, что хочешь. С тебя пот льет в три ручья, хоть ты и худющий!
Джонни внутренне согласился, что бассейн действительно выглядит очень заманчиво. Первые недели лета юбилейного 1976 года выдались на редкость жаркими. С лужайки, называемой Чаком — по аналогии с футболом — 40-ярдовой зоной, от дальнего крыла просторного белого особняка доносилось равномерное стрекотанье газонокосилки; вьетнамский садовник Нго Фат подравнивал траву. Так и хотелось выпить пару стаканов холодного лимонада и подремать.
— Толстый я или худющий — тебя не касается, — ответил Джонни. — К тому же мы только начали главу.
— Верно, но до этого прочитали целых две! — умоляюще воскликнул Чак.
Джонни вздохнул. Обычно ему не составляло труда заставить юношу заниматься, но только не сейчас. Сегодня Чак отважно преодолел описание охраны, расставленной Джоном Шербурном вокруг тюрьмы Эмити, и того, как подлому Красному Ястребу удалось пробраться сквозь нее и прикончить Денни Джунипера.
— Ладно, дочитай до конца страницы, — сдался Джонни. — А слово, на котором ты застрял, — «обескуражит». И ничего страшного в нем нет, Чак!
— Какой ты все-таки замечательный человек! — расплылся юноша. — И без всяких вопросов, верно?
— Там посмотрим.
Чак нахмурился, но, скорее, для виду, понимая, что уже выторговал неплохую поблажку. Он открыл книгу, на обложке которой ковбой расправлялся в салуне с целой шайкой бандитов, и начал медленно читать неуверенным голосом, непохожим на его обычный.
— «Конечно, такое… обескуражит любого. Но главная неприятность ждала меня у постели бедного Тома Ке… Кениона. Его подстрелили, и он искупал дух, когда я появился».
— Испускал, — поправил Джонни. — Следи за смыслом, Чак.
— «Искупал дух», — повторил Чак и, весело хмыкнув, продолжил: — «…и он испускал дух, когда я появился».
Джонни почувствовал жалость к юноше, склонившемуся над дешевым изданием «Смертельной погони». Незамысловатая проза Макса Брэнда обычно проглатывается на одном дыхании, а Чак с трудом продирался сквозь простые фразы, водя пальцем по строчке. Его отец Роджер Четсворт владел чуть ли не крупнейшим в Нью-Хэмпшире прядильно-ткацким производством. Они жили в Дареме в большом особняке из шестнадцати комнат и имели прислугу в пять человек, включая Нго Фата, который раз в неделю отправлялся в Портсмут на занятия для тех, кто хочет получить американское гражданство. Четсворт ездил на отреставрированном «кадиллаке» 1957 года с откидным верхом. Его жена, приятная и рассудительная женщина сорока двух лет, разъезжала на «мерседесе», а Чак — на «корвете». Состояние семьи оценивалось примерно в пять миллионов долларов.
Джонни часто думал о том, что семнадцатилетний Чак похож на человека, которого, наверное, и задумывал Господь, вдыхая жизнь в кусок глины. Он был великолепно сложен: его рост составлял шесть футов два дюйма, а вес — сто девяносто фунтов, причем в основном за счет мышечной массы. В чертах лица Джонни не усматривал ничего необычного, зато кожа была удивительно гладкой и чистой, а таких ярких зеленых глаз он не видел ни у кого, кроме Сары Хазлетт. В школе лидерство и авторитет Чака никто не оспаривал. Чака, капитана бейсбольной и футбольной команд и старосту класса, избрали на предстоящий учебный год председателем ученического совета школы. При этом в Чаке не появилось ни спеси, ни зазнайства. Эрб Смит, заезжавший посмотреть, как устроился Джонни на новом месте, сказал, что Чак «славный малый», а это в его устах означало высшую степень одобрения. И этот «славный малый» когда-нибудь станет невероятно богатым славным малым.
И вот Чак угрюмо склонился над книгой, как стрелок в пулеметном гнезде, отстреливающийся одиночными словами. И он превратил динамичное и увлекательное противоборство Джона Шербурна и преступного команча Красного Ястреба в нечто столь же «занимательное», как объявление о продаже радиодеталей.