История Лизи (др. перевод), стр. 61

А тупаки? Тем вечером Скотт рассказал ей и о них. Тупаками он называл растениеподобных кататоников вроде ее сестры, которая лежала сейчас в «Гринлауне».

– Если все это для того, чтобы спасти Аманду, Скотт, – прошептала Лизи, – забудь об этом. Она – моя сестра, и я ее люблю, но не настолько. Я бы вернулась туда… в этот ад… для тебя, Скотт, но не для нее или кого-то еще.

В гостиной зазвонил телефон. Лизи подпрыгнула, словно ей ткнули в одно место шилом, и закричала.

Глава 9

Лизи и чёрный принц инкунков

(Долг любви)

Если Лизи и заговорила не своим голосом, Дарла этого не заметила. Она испытывала слишком уж сильное чувство вины. Но при этом радость и облегчение. Канти возвращалась из Бостона, чтобы «помочь с Анди». Как будто она могла. Как будто кто-нибудь мог, включая доктора Хью Олбернесса и весь персонал «Гринлауна», думала Лизи, слушая, как тараторит Дарла.

Ты можешь помочь, – прошептал Скотт, который всегда находил, что сказать. Даже смерть, похоже, не могла его остановить. – Ты можешь, любимая.

– …на все сто процентов ее собственная идея, – уверяла Дарла.

– Да, да, – прокомментировала Лизи. Она могла бы указать, что Канти и сейчас наслаждалась бы пребыванием в Бостоне в компании мужа, понятия не имея о проблемах, возникших с Амандой, если бы у Дарлы не возникло насущной потребности позвонить сестре (как говорится, «чтоб жизнь медом не казалась»), но меньше всего ей хотелось затевать ссору с Дарлой. А чего ей хотелось, так это поставить эту чертову кедровую шкатулку под meingottскую кровать и посмотреть, сможет ли она забыть, где нашла это «сокровище». Пока она говорила с Дарлой, в голову пришла еще одна из старых аксиом Скотта: чем больше тебе приходится возиться, открывая посылку, тем меньше тебя волнует, что в ней. Лизи полагала, что аксиома эта применима ко всем пропавшим вещам, в частности, к кедровым шкатулкам.

– Ее самолет приземлится в аэропорту Портленда вскоре после полудня, – продолжала тараторить Дарла. – Она собиралась взять напрокат автомобиль, но я сказала, нет, это глупо, я смогу заехать в аэропорт и забрать тебя. – Пауза, предшествующая последней очереди. – Ты могла бы встретиться там с нами, Лизи, если хочешь. Мы бы завернули на ленч в «Снежный шквал»… только мы, девочки, как в добрые прежние времена. А потом поехали бы к Аманде.

«И о каких добрых прежних временах идет речь? Тех, когда ты дергала меня за волосы, или о других, когда Канти гонялась за мной и дразнила «Губки-сиськи у маленькой Лизьки»?» Но сказала другое:

– Вы поезжайте, а я присоединюсь к вам, если смогу, Дарл. Мне тут нужно кое-что сделать…

– Опять что-то готовишь? – Теперь, признав свою вину в том, что заставила Кантату вернуться в родные края, Дарла считала себя вправе и грубить.

– Нет, занимаюсь старыми бумагами Скотта. – И где-то она не грешила против истины. Потому что, как бы ни закончилась эта история с Дули/Маккулом, она хотела освободить рабочие апартаменты Скотта. Пусть все бумаги отправляются в Питтсбург, где им, безусловно, самое место, но с условием, что ее приятель-профессор к ним не прикоснется. Вуддолби мог хоть повеситься, Лизи это не волновало.

– Понятно. – Дарле ее слова определенно не понравились. – Ну, в таком случае…

– Я присоединюсь к вам, если смогу, – повторила Лизи. – Если нет – увижусь с вами уже в «Гринлауне».

Но сразу отделаться от Дарлы не удалось. Она сообщила всю информацию о рейсе Канти, которую Лизи послушно записала. Черт, она даже подумала, а не поехать ли ей в аэропорт Портленда. По крайней мере эта поездка вытащит ее из дома – подальше от телефона, от кедровой шкатулки, от большинства ужасных воспоминаний, которые, похоже, так и вились над ее головой.

И тут, прежде чем она сумела остановить его, еще одно воспоминание вырвалось наружу. Лизи подумала: Ты не просто вышла из-под ивы в снег, Лизи. В этом переходе было нечто большее. Он вывел тебя…

– НЕТ! – вскричала она и шлепнула ладонью по столу. Звук собственного крика испугал, но принес нужный результат: резко и полностью оборвал опасную цепочку мыслей. Впрочем, мысли эти могли вернуться… и это была бы беда.

Лизи посмотрела на кедровую шкатулку, стоящую на столе. Таким взглядом женщина могла бы одарить любимую собачку, которая ни с того ни с сего укусила ее. «Вернешься обратно под кровать, – подумала Лизи. – Вернешься обратно под meingottскую кровать, и что потом?»

– Бул-конец, вот что, – ответила она. Вышла из дома и пересекла двор, направляясь к амбару, держа шкатулку перед собой, словно в ней лежало что-то очень хрупкое или взрывоопасное.

Дверь в кабинет она нашла открытой. От порога на полу коридора лежал освещенный прямоугольник: в кабинете горел свет. Последний раз Лизи уходила из кабинета смеясь. И не помнила, оставила ли дверь открытой или закрыла за собой. Она подумала, что свет был погашен, подумала, что вообще не зажигала его. Но, с другой стороны, в какой-то момент она абсолютно не сомневалась в том, что кедровая шкатулка доброго мамика стоит где-то на чердаке, не так ли? Может, один из помощников шерифа заглянул сюда и оставил свет включенным? Лизи полагала, что такое возможно. Она полагала, что возможно все.

Прижав шкатулку к животу, можно сказать, защищая ее, Лизи подошла к открытой двери кабинета, заглянула в него. Пусто… вроде бы пусто… но…

Без всякой застенчивости она приникла глазом к щели между дверью и косяком. «Зак Маккул» за дверью не прятался. Никто не прятался. Но когда она вновь оглядела кабинет, то сразу увидела, что в окошке автоответчика вновь горит сердитая ярко-красная единица. Лизи вошла, сунув шкатулку под мышку, и нажала на клавишу «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ». И после короткой паузы зазвучал спокойный голос Джима Дули.

– Миссас, я думал, мы договорились о встрече в восемь часов вчера вечером. А теперь я вижу вокруг дома копов. Похоже, вы не понимаете, как все серьезно, хотя я думаю, что появление дохлой кошки в почтовом ящике трудно истолковать неправильно. – Пауза. Она смотрела на автоответчик как зачарованная. «Я же могу слышать его дыхание», – подумала она. – Я с вами еще увижусь, миссас.

– Пошел на хер, – прошептала Лизи.

– Знаете, миссас, это… как-то… некрасиво, – сказал Джим Дули, и на мгновение она подумала, что ей ответил автоответчик. Потом поняла, что вторая версия голоса Дули принадлежала живому человеку, и источник этого голоса у нее за спиной. Вновь с ощущением, что пребывает в одном из своих снов, Лизи Лэндон развернулась на сто восемьдесят градусов.

Она пришла в ужас от его ординарности. Он стоял на пороге ее маленького, так ни разу и не использованного по назначению кабинета в амбаре, с пистолетом в одной руке (и вроде бы держал во второй пакет с ленчем), а у нее не было уверенности, что она смогла бы указать на него при опознании в полиции, при условии, что и другие мужчины были бы худощавыми, в рабочей одежде цвета хаки и бейсболках «Портлендских тюленей». Узкое, без морщин лицо, ярко-синие глаза – другими словами, лицо миллионов янки, не говоря уже о шести или семи миллионах жителей гор на среднем и дальнем юге. Шести или чуть меньше футов ростом, в одном месте из-под бейсболки торчала светло-русая прядь.

Лизи смотрела в черную дыру в стволе пистолета и чувствовала, как слабеют ноги. В руке он держал не игрушку калибра 0,22 дюйма, а настоящую «пушку», большой автоматический (она решила, что автоматический) пистолет, пули которого оставляли за собой огромные дыры. Лизи присела на край стола. Если бы стола в том месте не оказалось, плюхнулась бы задом на пол. На мгновение решила, что вот-вот надует в штаны, но в последний момент сумела удержать мочу в положенном месте. По крайней мере на какое-то время.

– Берите что хотите, – прошептала она сквозь не желавшие шевелиться, будто накачанные новокаином губы. – Берите все.