История Лизи (др. перевод), стр. 110

Он вновь кивает. Показывает, чтобы она сняла маску.

– Но с тобой все было в порядке, когда ты читал отрывки из своей новой книги! – говорит она. – Профессор Мид сказал, что ты выступил блестяще.

Он улыбается. Должно быть, никогда она не видела столь грустной улыбки.

– Роса, – поясняет он. – Слизал с листьев. Последний раз, когда ушел… из теплицы. Думал, она может…

– Ты думал, она лечебная. Как пруд.

Глазами Скотт отвечает: «Да». Не отрывается взглядом от ее глаз.

– И тебе полегчало. На какое-то время.

– Да. На какое-то время. Теперь… – Он чуть пожимает плечами и отворачивает голову. На этот раз приступ кашля сильнее, она с ужасом видит, как поток в трубках густеет, сильнее окрашивается красным. Скотт находит ее руку, сжимает. – Я заплутал в темноте, – шепчет он. – Ты меня нашла.

– Скотт, нет…

Он кивает. «Да».

– Ты увидела меня. Все… – Он отпускает ее руку, чтобы кистью очертить круг. Этот жест означает: все по-прежнему. Теперь, глядя на нее, он чуть улыбается.

– Держись, Скотт! Просто держись!

Он кивает, словно до нее наконец-то дошло.

– Держись… жди ветра перемен.

– Нет, Скотт, лед! – Это все, что приходит ей в голову. – Дождись льда!

Он говорит «крошка». Он называет ее «любимая». А потом слышится только один звук – шипение кислорода, подаваемого в маску на его шее. Лизи закрывает лицо руками

а когда убрала их, они были сухими. Она этому и удивилась, и нет. Но точно почувствовала облегчение. Похоже, наконец-то перестала горевать. Понимала, что в кабинете Скотта ей предстоит еще огромная работа (они с Амандой только ее начали), но Лизи подумала, что за последние два-три дня достигла немалого прогресса в расчистке собственного дерьма. Прикоснулась к раненой груди и почти что не почувствовала боли. Тем самым самолечение поднято на новый уровень – от этой мысли она улыбнулась.

В другой комнате Аманда негодующе воскликнула: «Дубина стоеросовая! Оставь эту суку в покое, разве ты не видишь, что ничего хорошего от нее не дождешься?» – Лизи прислушалась и решила, что Джейси как раз пытается женить на себе Сонни. Фильм заканчивался.

«Наверное, она прокрутила часть фильма», – подумала Лизи, но, посмотрев на темноту, прижимающуюся к стеклянному люку над головой, поняла, что ошиблась. Просто просидела более полутора часов за Большим Джумбо Думбо, погрузившись в воспоминания. Немножко покопалась в себе – как сейчас любили говорить. И к каким выводам она пришла? Что ее муж умер, и это навсегда. Умер и ушел. Не ждал ее на тропе в Мальчишечьей луне, не сидел на одной из каменных скамей, где однажды она его нашла. Не завернулся в эту жуткую кисею. Скотт покинул и Мальчишечью луну. Как Гек, отправился в Долины [118].

И что вызвало болезнь, которая свела его в могилу? В свидетельстве о смерти указали пневмонию, и она не возражала. Могли бы написать: «Насмерть заклеван утками», – и ничего бы для него не изменилось, но Лизи не могла не задаться этим вопросом. Принес ли смерть цветок, который он сорвал и понюхал, или насекомое, которое укусило его, когда солнце, наливаясь красным, опускалось в свой дом грома? Нашел ли он свою смерть во время короткого посещения Мальчишечьей луны за неделю или за месяц до последнего выступления в Кентукки или она жила в нем десятилетия, словно бомба со взведенным часовым механизмом, и часы эти отсчитали последние секунды? Может, смерть вызвала крупинка земли, которая попала под его ногти, когда он руками рыл могилу для старшего брата. Может, какой-то вирус «спал» в нем долгие годы, а потом наконец проснулся в его «компьютере», получив закодированное слово-приказ, и удовлетворенно щелкнул пальцами. Может (ужасная мысль, но кто знает?), она сама принесла этот вирус в одно из прошлых посещений Мальчишечьей луны, что-то смертоносное в цветочной пыльце, которую он сцеловал с кончика ее носа.

Ох, черт, вот она и заплакала.

Лизи видела невскрытую коробку бумажных салфеток в верхнем левом ящике стола. Вытащила, открыла, достала пару салфеток, начала вытирать глаза. Услышала, как в соседней комнате закричал Тимоти Боттомс: «Он уходит, сучьи вы дети». Поняла, что время вновь прыгнуло вперед. В фильме оставался один эпизод: Сонни возвращается к жене тренера. Своей любовнице средних лет. Потом по экрану бегут титры.

На столе коротко звякнул телефон. Лизи знала, что это означает, точно так же как знала, что означает жест Скотта, круговое вращение рукой в конце его жизни: все по-прежнему.

Телефон больше не работал, провода обрезали или оборвали. Дули здесь. Черный принц инкунков пришел за ней.

Глава 15

Лизи и длинный мальчик

(Пафко у стены [119])

– Аманда, иди сюда!

– Через минуту, Лизи, фильм уже за…

– Аманда, сейчас же!

Она сняла трубку, убедилась, что услышит только тишину. Положила на рычаг. Она знала все. Безусловно, знала, что должно произойти, не сомневалась, что ощущает во рту сладкий привкус. Вот-вот погаснет свет, и если Аманда не придет до того, как чердак погрузится в темноту…

Но она пришла, возникла в двери между кабинетом и комнатой развлечений, внезапно испуганная и старая. На пленке видеомагнитофона жена тренера скоро бросит кофейник в стену, разозленная тем, что руки у нее сильно трясутся и она не может наполнить чашку. Лизи не удивилась, заметив, что тряслись руки и у нее. Она взяла со стола револьвер калибра 0,22 дюйма. Аманда это увидела и перепугалась еще больше. Она напоминала даму, которая предпочла бы в этот самый момент, учитывая все обстоятельства, оказаться в Филадельфии. Или впасть в кому. «Слишком поздно, Анда», – подумала Лизи.

– Лизи, он здесь?

– Да.

Вдалеке прогремел гром, похоже, соглашаясь.

– Лизи, откуда ты…

– Потому что он перерезал телефонные провода.

– Мобильник…

– В автомобиле. Сейчас погаснет свет. – Она подошла к краю большого стола красного дерева («Действительно, Большой Джумбо Думбо, – подумала Лизи, – на нем хватит места для долбаного реактивного истребителя»), и теперь оставалось преодолеть последнюю прямую (каких-то восемь шагов по белому ковру, замаранному ее кровью) до того места, где стояла старшая сестра.

Когда она добралась до Аманды, свет еще горел, и у Лизи вдруг возникли сомнения. А может (и почему нет?), ветвь, надломленная дневной грозой с ветром, только сейчас упала и оборвала телефонные провода?

Конечно, но причина не в этом.

Она попыталась отдать Аманде револьвер. Аманда брать его не хотела. Он упал на ковер, и Лизи напряглась в ожидании выстрела, за которым последовал бы крик боли, ее или Аманды. В зависимости от того, в чью лодыжку попала бы пуля. Но револьвер не выстрелил, просто лежал на ковре, уставившись вдаль единственным идиотским глазом. И наклонившись, чтобы поднять револьвер, Лизи услышала донесшийся снизу глухой удар, словно кто-то на что-то там наткнулся и свалил на пол. Должно быть, одну из коробок, наполненную главным образом чистой бумагой.

Когда Лизи вновь посмотрела на сестру, руки Аманды, правая над левой, прижимались к маленькой груди. Лицо побледнело, глаза превратились в темные озера страха.

– Я не могу держать револьвер, – прошептала она. – Мои руки… видишь? – Она вытянула руки перед собой ладонями вверх, демонстрируя порезы.

– Возьми эту долбаную штуковину, – прорычала Лизи. – Стрелять из нее тебе не придется.

На этот раз Аманда с неохотой сомкнула пальцы на обтянутой резиной рукояткой «Следопыта».

– Ты обещаешь?

– Нет, – честно призналась Лизи. – Но скорее всего не придется.

Она смотрела в сторону лестницы, которая вела в амбар. Та часть рабочих апартаментов была более темной, более зловещей, особенно теперь, когда револьвер перекочевал к Аманде. Не заслуживающей доверия Аманде, которая могла сделать все что угодно. В том числе, с пятидесятипроцентной вероятностью, и то, о чем ее и просили.