Утренняя война, стр. 3

Спеша к своей кузнечной мастерской, Дэйн прошел мимо слабоумной женщины лет сорока; он остановился и повернулся, чтобы поздороваться с ней. В городе она получила прозвище Мусорная Тэсс, потому что постоянно рылась в мусорных бачках. Никто не знал ее фамилии, не знал, откуда она пришла. Она и сама этого не знала. По городу ходили слухи, что она отстала от поезда, следовавшего в Орегон месяц назад. Вслед поезду отправили всадника, но он не смог найти в поезде кого-нибудь, кто знал бы эту женщину.

— Доброе утро, Тэсс, — сказал Дэйн, подходя к ней.

Она сидела на тротуаре, поедая нечто, по виду похожее на кусок цыпленка. Рядом стоял огромный черный ридикюль — видимо, в нем она хранила все свое имущество. Ее седеющие волосы были спутанными и грязными. Правую половину лица то и дело перекашивало в приступе нервного тика.

— Как вы себя чувствуете сегодня? — спросил инспектор.

На Тэсс было довольно новое платье — Мэри Трессиан недавно отдала ей кое-какую одежду.

Подняв на инспектора глаза, слабоумная помахала куском цыпленка и пробубнила:

— Хочешь кусочек?

— Нет, Тэсс, я не голоден. Спасибо за предложение.

Он пошел дальше, сказав себе, что власти города должны найти ей пристанище.

Иногда Дэйн позволял Тэсс провести ночь в сарае за гостиницей; сарай служил тюрьмой, в основном для удержания пьянчуг, которые совсем распоясались. Холодными ночами Эдвард Линдсэй, владелец гостиницы, позволял женщине спать в холле или в пустующем номере.

Войдя в кузницу, Дэйн снял пальто и шляпу и повесил их на один из фонарей, торчавших из стены. На краю печи притулился почерневший кофейник. Это был ежедневный ритуал — сварить и выпить кофе. В полуметре от печи стояла прямо на полу его кофейная чашка. Дэйн попивал из нее периодически в течение дня. Каждый день.

2

Сняв передник, Дэйн налил себе свежий кофе, сделал глоток, затем взялся за мехи, чтобы заново разжечь печь. Он раздул мехи пять раз, испытывая молчаливое удовольствие при виде заплясавших языков пламени.

— Хорошая работа, Иерихо, — пробормотал он. — Как насчет еще кофе? — И ответил на свой вопрос двумя большими глотками горячего напитка.

Его кузнечный огонь мог соперничать по яркости с самим восходящим солнцем. Дэйну нравилась уединенность кузнечной работы, не меньшее наслаждение доставляло ему создание чего-нибудь полезного из твердого бесформенного куска железа. Первый из четырех колесных ободьев был накрыт горящими дровами, чтобы создать равномерный жар на всей поверхности железной дуги. Сами колеса кузнец успел сделать утром. Удовлетворенный температурой обода, он поместил колесо на лежавший горизонтально жернов и вдавил сердцевину в центральное отверстие. Удерживая обод тяжелыми щипцами, он с силой надел его на колесо и ударил кузнечным молотом по наковальне. Дерево ворчало и дымилось, но в итоге смирилось с ободом.

— Кажется, сегодня будет хороший день. Может быть, жарче, чем вчера. Пока еще трудно сказать, — сказал Дэйн сам себе и, нашарив кружку, сделал большой глоток.

Разговор с самим собой был не единственной привычкой, выработавшейся за долгие часы одиночества. Иногда он тихонько напевал — в основном просто «Твердыню вечную» (религиозный псалом) или «Сладкий час молитвы» (Церковное песнопение). Он считал себя духовным человеком, но не воцерковленным. Его всегда раздражала необходимость долго стоять в тесном помещении, битком набитом людьми, и слушать проповедь. Эти песни были единственными стихами, которые Дэйн смог запомнить, точнее, лишь первые строфы каждой из них. Да, еще он знал припев к «Джимми Крэк Корн». И это было все.

Уже успев вспотеть, несмотря на прохладное утро, кузнец перенес только что сделанное колесо в корыто с водой. Он поворачивал его в холодной воде, постукивая молотом, чтобы закрепить стыки. Пять легких ударов. Поворачивая колесо, Дэйн слегка покряхтывал.

Число пять было для него особенным. Этим скромным суеверием он обзавелся во время войны. У Дэйна осталось всего пять патронов, когда стрельба со стороны армии Союза, против которой они воевали, наконец прекратилась. Именно с тех пор он считал число пять счастливым.

Быстро протиснувшись под дверью, в кузнице появилась белка и прострекотала свое «доброе утро». Дэйн повернулся к маленькому зверьку и улыбнулся. Эта белка регулярно посещала его.

— Ну, доброе утро, дружок. Ты голоден? — ласково спросил Дэйн.

Молодой кузнец сунул руку в карман и вытащил кусок хлеба, который захватил из дома. Он отломил от него пять маленьких кусочков и положил их на землю в полуметре от белки. Ничуть не испугавшись, маленький грызун терпеливо ждал, затем торопливо подбежал к угощению и принялся за первый кусочек.

Дэйн всегда терпеть не мог прерывать работу в кузнице, особенно когда отставал от графика, как сейчас. Но вторая его работа в качестве инспектора по совместительству была обязательством, к которому он относился серьезно. У Дэйна имелось четкое представление о своих полномочиях. Во время Великой войны он сражался на стороне Юга и сполна насмотрелся убийства и смерти. Именно поэтому он так далеко уехал от выжженной дотла родной Луизианы, и в итоге осел здесь. В Торсмилле, в штате Техас.

Дэйн не был метким и опытным стрелком. Просто никто другой не хотел браться за работу инспектора полиции. А профессию кузнеца Дэйн получил по наследству. Его покойный отец был кузнецом, причем отличным кузнецом.

Сделав еще один глоток кофе, он поднял глаза и увидел, как в широкие двери его мастерской входит Мэри Трессиан. Чувства Дэйна к этой девушке было трудно утаить. Он влюбился во владелицу универсального магазина с первого взгляда. Но что простой кузнец мог предложить самой богатой женщине в городе? Он знал, что племянник Рудольфа Кросса сходит по ней с ума, да и все вокруг знают это, полагал он. Дэйн покачал головой — он не мог соперничать с таким богатством, с таким положением в обществе. И несмотря на это, ему трудно было избавиться от своих мыслей. Он наклонился и поставил свою кружку на землю.

— Что ж, инспектор Дэйн, судя по всему, утро у вас выдалось напряженным, — весело сказала Мэри Трессиан.

— Доброе утро, мисс Трессиан. Как вы себя чувствуете в такой прекрасный денек?

— Хорошо, спасибо. Мне кажется, вам нужно быть осторожнее. Эти ребята Кросса не шутят.

Дэйн улыбнулся — он всегда улыбался, когда слышал ее голос. Несколько секунд кузнец напряженно обдумывал, что сказать в ответ. Но лучшее, что он смог придумать, было:

— У вас сегодня будет загруженный день?

Девушка шагнула ближе, и кузнец пожалел, что снял пальто и шляпу. Он повернулся к вешалке, чтобы надеть их.

— Не волнуйтесь, мистер Дэйн, я не собиралась отвлекать вас от работы. — Взгляд Мэри говорил, что она по достоинству оценила его мускулистое тело. — Да, я надеюсь, что день будет загруженный.

Она повернулась, намереваясь выйти, затем оглянулась и попыталась поймать его взгляд.

— Если вам захочется, мы как-нибудь могли бы поужинать вместе. — Девушка отвернулась, не дожидаясь его ответа, и вышла.

Сквозь качавшиеся взад-вперед двери мастерской Дэйн видел, как она переходит улицу; затем двери остановились, и он больше ничего не мог разглядеть. Внезапно он вскрикнул и отдернул руку от печи.

— О, Господи! Осторожнее, Иерихо! — Кузнец бросился к корыту с водой и опустил туда пальцы, продолжая смотреть на улицу.

В голове у него металось множество мыслей. Неужели у него есть шанс? Иначе зачем бы Мэри говорить такое? Дэйн начал перебирать в уме все возможные способы — как и когда пригласить ее. Он наклонился за чашкой кофе.

В этот момент в мастерскую широкими шагами вошел пожилой коренастый мужчина в измятом костюме-тройке.

— Когда будут готовы мои колеса? — выпалил он вместо приветствия.

Дейн тряхнул головой, чтобы избавиться от мыслей о Мэри Трессиан.

— Они будут готовы сегодня, мистер Тернер. Возможно, после обеда.

— Если вам опять не придется удрать и заняться еще чем-нибудь… инспекторским, — сказал Бенджамин Тернер, улыбнувшись уголками губ.