Синие лыжи с белой полосой, стр. 11

Славка так устал от своей спортивной фантазии, что без сил прислоняется к стеклу витрины, уткнувшись в нее лбом.

Пока Славка размахивал руками перед стеклом, занавешенным синим полотном, Яна с интересом поглядывала на малыша, правда не отрываясь от своих красок. Дел у нее, если честно, по горло. А вот сейчас у нее опустились руки. Мальчишка уже давно стоит неподвижно, чертит что-то пальцем на стекле у себя перед носом.

Ну и как тут можно работать, когда у этого маленького человека что-то не клеится в жизни?

И совершенно неожиданно для самой себя она, подобно мальчугану за стеклом, подобно тучам над городом, застыла без движения перед своими красками. По стеклу бегут маленькие ручейки, под дождем мельтешат люди, мимо несутся автобусы, и лишь один мальчишка неподвижен в этом водовороте. И еще — Яна. Она склонила набок голову и молча смотрит на него.

Да уж. Не до работы тут.

Глава 10. О том, как человечество чуть не оказалось на пороге глобальной катастрофы

В пустом зале, который напоминает планетарий с картами звездного неба, тишина. Сейчас в нем не так многолюдно, как тогда, когда ученые обсуждали «открытие» двух «субчиков» — как Эдуард Ильич назвал Гогова и Магогина. Сейчас в центре зала — небольшой стол, на нем светится экран компьютера. Над ним склонились всего два человека. Так, так, так, посмотрим… ну, конечно, это они и есть. Эта та самая парочка астрономов, которой так недоволен профессор. Придется их рассмотреть получше.

На первый взгляд эти двое настолько не похожи друг на друга, что трудно представить себе более разных людей: Гогов, если помните, долговязый, худой и даже желчный, а вот Магогин — коротышка и толстяк. Но это только на первый взгляд. Если к ним приглядеться, то можно сделать сенсационное открытие — это же близнецы-братья! Ну, разумеется, это не родные братья и не двоюродные, и вообще они никакие не братья, но так похожи, что просто диву даешься. Сами посудите: даже одеты одинаково. И самое поразительное — прически, которые больше напоминают маскарадные перья, торчащие в разные стороны (кажется, что они попали в ураган, а причесаться потом забыли), у обоих — словно в зеркальном отражении. Видать, они не только вместе работают, но и стригутся у одного парикмахера, вместе покупают одежду в одном и том же магазине, да еще очки им прописывает один доктор. Но, правда, в очках есть одно заметное различие: у Гогова стекла — темные, а у Магогина — прозрачные.

Вот такие они.

В ночной тишине раздается шорох «мыши» и монотонное постукивание по клавиатуре. Вдруг две фигуры застывают перед картинкой на экране.

— Чего это? Неужели получилось… — то ли спрашивая, то ли утверждая, растерянно придыхает Гогов. Лицо его от удивления становится еще длиннее. Хотя куда уж больше?

— Ну! Точняк! Это же… и есть формула дождя! — более уверенно шепчет Магогин. Какое-то время смотрит на Гогова, затем выпрямляется и кричит, раскинув руки под куполообразным сводом, закрывающим небо: — Мы открыли формулу дождя!!!

И эхо поскакало по нарисованным звездам обсерватории. Какое-то время братья-астрономы лупят друг друга по спинам — радуются, ну прямо как дети. Несколько успокоившись, Гогов произносит, почесав взъерошенную голову:

— Ну ничего себе, какой я умный! — и начинает полнеть от сознания своей гениальности.

Его раздувания останавливает Магогин:

— Не понял? Кто это здесь умный? Кто это все первый придумал?

— Ну я. А кто ж еще!

— Не, ну это наглость! Это же моя научная идея. Я первый сообразил, что можно использовать парниковый эффект против зимы, чтобы никогда не простужаться и не закаляться. — Магогин даже становится агрессивным.

— Чья? Чья идея? Подумаешь, идея какая-то дурацкая! Главное — научная мысль! Может, она у меня в голове с самого детства вызревала! Я, еще когда маленький был, уже ненавидел солнце. У меня от него аллергия. — Он снимает свои темные очки для убедительности. — Завтра же пойду к Эдуарду Ильичу — за научной степенью.

— А я пойду сегодня. Прямо сейчас. — Магогин даже засобирался.

— Ну-ну, он как раз тебя ждет не дождется. Все думает: «Где же Магогин? Чего это он не идет степень получать?» — кривлялся Гогов, передразнивая Эдуарда Ильича. — Да он даже слушать не станет такого оболтуса.

— Это я-то оболтус? Да без меня ты бы до сих пор перистыми облачками занимался… Оболтус!.. А кто главное астрономическое уравнение подглядел у Эдуарда Ильича, когда он записывал его в своей диссертации?

— Ну вот я ему и скажу, что ты стырил его открытие…

Но в этот момент на экране монитора изображение запрыгало, завертелось, и цифры, которые только что светились на нем, спутались. Душераздирающий крик вырвался из глоток братьев-астрономов. Они синхронно схватились за свои растрепанные головы и чуть не расплакались.

Глава 11. Прошло несколько дней, но в городе что-то не видно долгожданного снега. Все по-прежнему: и дождь, и ветер, и лужи, но только Славка почему-то больше не маячит у своей любимой витрины

Трое мальчишек шныряют между посетителями универмага так быстро и ловко, что кажется — это не просто обычные озорники, а юркие рыбки в воде. Смотрите, как они носятся в свое удовольствие где им вздумается… но внезапно появляется хищник. Акула! Расталкивая посетителей универмага, бежит, пыхтя и фыркая, толстый охранник. Он преследует пареньков, которые, умело лавируя между прохожими, стараются оторваться от преследователя. И мы их вполне понимаем: кому же охота попасться в лапы Сергеича? Но если быть честным, наше сравнение с акулой несколько хромает, он все-таки больше похож на бегемота, который старается поймать быстрых рыбешек, а это не просто, это, как вы знаете, удается даже не всем рыбакам с удочкой. Ему нужна помощь. Сергеич на ходу достает рацию:

— Сокол, Сокол, я Джульбарс. Сообщаю. На первом этаже по Северной линии наблюдаю вероятных нарушителей. Начал преследование. Прошу подтвердить готовность. Всем постам: готовность номер один! Прием!

В рации что-то хрипит в ответ. Не похоже, что его сообщение воспринято с энтузиазмом, и со стороны вовсе не кажется, что все в магазине сейчас бросятся ловить мальчишек. Но Сергеич продолжает борьбу со своей рацией, нещадно трясет ее, дует в микрофон, прикладывает к уху. В общем, очевидно, ему хочется, чтобы все было, как в настоящем боевике про героя, который преследует врагов родины. Это у него мечта такая — чтобы все на него смотрели и думали: надо же какой отважный герой, точно такой, каких в кино показывают. Но то ли из-за того, что рация не работает, то ли к его сообщениям относятся не очень серьезно, ему еще ни разу не удалось стать похожим на супермена из фильма. Всегда что-нибудь мешает. А это очень обидно, когда есть мечта, а она все не сбывается и не сбывается. Но мне его не жалко, потому что это очень неинтересная мечта, даже какая-то стыдная — ловить и пугать тех, кто слабее тебя.

А Сергеич тем временем повторяет попытку, кричит в неработающую рацию:

— Сокол, ответьте Джульбарсу. Сообщаю: объекты движутся по Северной линии этажа номер один, в направлении — строго на восток. Как поняли?

В рации опять что-то булькает.

— Повторяю… — И тут Сергеич резко теряет терпение, начинает злиться на рацию, а заодно и на всех на свете. Никто не поддержал его самоотверженную погоню. Кричит в рацию, правда, без прежней важности, даже насупившись: — Эй, вы! Я что, по-вашему, один должен ловить… этих козявок?

Мальчишкам надо во что бы то ни стало добраться до спасительного выхода, но поблизости, как назло, дверей нет. Убегающие сорванцы начинают метаться в страхе, они уже не похожи на беззаботных рыбок, которые резвятся у коралловых рифов, они чувствуют, что кольцо сжимается. Они все чаще спотыкаются, толкаются и уже мешают людям делать покупки. Еще мгновение, и они заденут нашу знакомую — Яну. Она задумчиво идет по галерее первого этажа, мысли ее далеко, — возможно, она что-то или кого-то вспоминает, а может, обдумывает, как лучше разукрасить витрину. Из задумчивости ее выводят три тени, несущиеся навстречу. В последний момент перед столкновением она делает шаг в сторону (хорошая реакция у бывшей спортсменки!), и тут же ее чуть не сбивает с ног толстый Сергеич. Сергеич, налетев на Яну, собирается, по обыкновению, обругать ее, но, слава богу вовремя узнаёт. «Пардон, мамзель», — бурчит он и продолжает бег дальше, при этом пыхтя и фыркая, как гиппопотам в зоопарке.