Люди, горы, небо, стр. 4

Звучит гонг – это на построение.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Для начала нам предстоит взбежать на одну из вершинных залысин Семенов-Баши: всего два рюкзака на отделение с кое-какой едой; ничего лишнего. Но осуществим мы это панорамное восхождение в темпе. Оно должно выявить реакцию наших организмов на перегрузку. Если кто-нибудь окажется «слаб в коленках», дальнейшие, более серьезные испытания в горах будут такому товарищу решительно не по силам.

Рюкзаки достаются Тутошкину, как наиболее рослому, и почему-то Володе Гришечкину. Я возражаю. Я говорю, что нужно и девчонок приучать к грузу. У нас их трое, девчонок. Одна, правда, уже в возрасте – Янина Янковская. Она конструктор из Липецка. Ей, пожалуй, лет двадцать семь. Длинная такая – и потому неженственная, непривлекательная.

Посудачив между собой, отдаем рюкзак полегче девчатам. Те не возражают, одна только Венера Сасикян бросила на меня негодующий взгляд. Она считает, что не к чему раньше времени переутруждать себя.

Зато рюкзак Тутошкина утаптываем основательно. Ему все равно. Легкая рубашонка на нем вразлет, так что выпирает пуп, похожий на брелок в виде футбольного мяча. Морда простецкая. А золотистые волосы, свисающие на лоб, он изредка трогает пальцами, как бы подбивает, чтобы не распрямлялись кокетливые завитушки. Чего доброго, в такого и влюбиться недолго, несмотря на весь его непрезентабельный вид. Он не без обаяния, этот кладовщик. Жить ему, вероятно, легко и просто. Проще пареной репы.

Колонна растягивается необозримо: голова ее скрылась в лесу, а хвост еще мельтешит в лагерных воротах.

Через час, ломая строй, кого-то на подъеме обходим. Кто-то там, в переднем отделении, не выдерживает темпа. Какая-то девчонка.

– Трупики! – по-телячьи ликуя, восклицает Тутошкин в адрес незадачливого отделения: сострить, сказать что-то несуразное значит на его языке «выбросить антенну». Он их «выбрасывает» часто.

Кажется, я уже видел эту девушку из соседнего отделения, которая не выдержала темпа. Это Муся Топорик.

Вдогонку ей оригиналы вроде нашего Тутошкина плоско умничают:

– Туда же, в альпинистки ей захотелось!

– Смотри, мама заругает!

– Да, да, да! Мама курочку накажет, мама курочку побьет!

Народ в лагере, к сожалению, подобрался неоднородный. Это потому, что июнь: приезжают в лагеря все кому вздумается и редко действительно те, кто. влюблен в горы или есть надежда, что полюбит их. Просто в месткомах залеживаются случайные путевки. Их выдают как премии даже членам бригад коммунистического труда. Но хорошие токари не всегда становятся выносливыми спортсменами. Вот после экзаменов начнет съезжаться студенческая молодежь.

А мне все равно. Я доволен, что попал в одно отделение с Катей Самедовой. Для того чтобы потрепаться на отвлеченные темы, есть вот Ким Попов. Он грузноват, тяжел на ногу. Идет пыхтя и потея. Между прочим, борды, боксеры и даже футболисты чувствуют себя в горах неважно. Они непривычны к перегрузкам, которые длятся не два тайма или десять раундов, а иной раз сутками.

Легко взбирается по откосу Самедова.

Догоняю ее, поддерживаю на скалистом уступе.

– Я буду с вами идти.

– Все рады, и я немножко.

Она не очень-то щадит мое самолюбие, однако! Но у меня его не в избытке. У меня здоровая норма. Все-таки Катя «немножко рада», хотя и скрывает это за безыскусной шуткой,

Солнце жжет основательно. Дорога в гору терниста, что и говорить. Кровь пульсирует в висках учащенно. Все чаще спотыкаемся о разлатые корневища, выпирающие из грунта и скалистых расселин.

Зато какая отрада привал! А травы здесь густы и буйны. Альпийские луга… Дышишь воздухом точно разжиженным хлорофиллом и даже чувствуешь, как он рассасывается по альвеолам легких. У всех девушек да и у парней дужками темных очков прижаты листья – чтобы не обгорали носы. И щеки у всех пламенеют так, что не притронься. Солнце здесь как кузнечный горн, раздуваемый мехами.

Трещат цикады.

Втыкаю в грунт два ледоруба и растягиваю на их клювиках рубашку: чтобы для Кати была тень. Она благодарно кивает и падает в траву, мажется в тени рижским кремом «Нивея». Здесь этот крем пользуется повышенным спросом.

Катя протягивает мне баночку, и я тоже мажусь – обгореть никогда не поздно, еще успею. Я только не вешаю на нос этот фиговый листок. Нос мой достаточно закален. И не крашу губ красной помадой, как некоторые парни, хотя знаю, что губы растрескаются.

Еще один рывок в гору – на этот раз с траверсами по склонам Семенов-Баши. Траверсируем с непривычки неумело (для меня это сравнительно несложно, но ведь теперь я волей-неволей буду говорить от имени новичков).

Ледорубы в руках скованы, и Беспалов не устает покрикивать.

– Манипулируйте ледорубом свободнее, но не забывайте, что это не тросточка!

Ледоруб – опасный инструмент. В горах он необходим, без него в прямом смысле как без рук, но иногда он направляет свои острия – штычок, клювик и лопатку – против тебя же. Осторожно, не наткнись! И смотри не нанеси травму товарищу!

На очередном привале мысль только об одном – пить, пить и пить! Но до снежников далеко – и мы удовлетворяемся подножным кормом. Едим листики заячьей капусты – они шершавые, но терпкие и сочные. Чуть-чуть освежают.

Вниз, к лагерю, спускаемся быстро, почти бежим. Стремительно теряем высоту, которую так трудно набирали. Все это называется активной акклиматизацией.

Беспалов наступает на пятки.

– Инженеры, археологи, -- бубнит он себе под нос.- Забудьте думать, кто вы такие. Здесь горы, и здесь я из вас буду делать альпинистов.

Он не может забыть недавней нашей беседы: обиделся. А мы, между прочим, тоже обижаться умеем, мы не из глины вылеплены. Ребята кипятятся. Тутошкин вполголоса выбрасывает очередную «антенну»:

– Гляди ты: воробей малый и тот сердится.

Ким бормочет мне в шею:

– Возможность повелевать вышибла остатки интеллекта из нашего инструктора.

Киму при его весе затруднительно толковать на бегу, но он не упускает возможности «проехаться» по адресу Беспалова.

Насчет мастеров спорта у меня есть кое-какие субъективные соображения. Мне кажется, без мастеров было бы проще. Вероятно, это чушь? Надо же кому-то учить новичков и водить их в горы? Надо же кому-то досконально знать эти горы? В принципе – да.

Но кое-кто из мастеров чаще, чем возникает необходимость, демонстрирует свой незаурядный физический комплекс. У меня он вполне зауряден, и мне неприятно, когда об этом излишне настойчиво напоминают. Заметьте: мало кто носит сейчас боевые ордена, заработанные потом и кровью на полях сражений. Между тем вы редко встретите мастера, который не носил бы значка, удостоверяющего его исключительные успехи в области спорта. Жаль, что получение звания и значка зачастую превращается в самоцель. Ради этого иные парни головой рискуют. Спроси кого-нибудь из них о горах Кавказа, и он начнет толковать про категории трудности такого-то скального отвеса, такого-то гребня, такого-то ледопада. Интерес к горам лишь узкопрактический: что они представляют в смысле проходимости, не больше. Ни тебе флоры, ни фауны, ни геологической либо современной истории края – ни слова об этом!

Любовь к природе, эстетическое упоение высотой подменяются в этих случаях культом чисто выполненного трюка, артистизмом его: сбалансировал над пропастью – значит молодец, и теперь тебе осталось только пробежать по проволоке, натянутой между пиками Эльбруса и Кавказа. Что? Из области фантастики? А то почему же, охотники нашлись бы…

Что касается меня, то я никогда сознательно не стремился в спешке набирать очки для очередного разряда. Нет, не было этого. Я отдыхал в горах, любуясь их неповторимостью, карабкался по ним в упоении, хотя и с оглядкой, и вдруг оказалось, что у меня вот-вот будет второй разряд… Ну что ж, второй так второй. Но я никогда к этому не стремился – без хвастовства, это точно.