Гензель - 2 (ЛП), стр. 8
Шелли нежно треплет меня по волосам и садится вперед.
Я начинаю судорожно хватать ртом воздух, словно рыба, выброшенная на сушу. Вдох… Вдох… Вдох…
Она выезжает с подъездной дорожки и сворачивает на дорогу, когда понимает, что со мной что-то не так.
— Лукас, что случилось?!
Я начинаю истерически плакать. Всхлипываю, пытаюсь поймать ртом воздух и не могу остановиться.
У меня сильная истерика. Я не могу прекратить плакать.
— Держись, держись, малыш! Дай мне припарковаться, держись! Секунду. Хорошо. Все хорошо.
Я закрываю лицо руками.
Шелли рядом. Я чувствую, как она гладит меня по голове, расстегивает ремень безопасности, садится рядом, прижимая к себе. Я плачу, словно глупый маленький ребенок. Все вокруг кружиться, словно я на карусели. Я не могу сойти… страх поглощает…
— Что такое, мой родной. Поговори с Шелли.
Я начинаю рыдать еще сильнее.
Я не могу произнести ни слова. Такое ощущение, что вокруг нет воздуха, я не могу вдохнуть и что-либо сказать.
— Никто меня не любит! Никому я не нужен! Только тебе! - я крепко обнимаю ее своими маленькими ручонками и прижимаюсь к ее груди. — Шелли, пожалуйста, будь моей мамочкой? Я так тебя люблю, Шелли. Будь моей мамочкой! Пожалуйста, мне больше ничего не надо, просто будь моей мамочкой!!! Я буду самым лучшим мальчиком на свете, пожалуйста, не бросай меня!
*****
Леа.
Я крепко прижимаю его к себе в попытке успокоить и создать комфорт, безмолвные слезы стекают по его щекам, он молча плачет, но я чувствую крик в его душе! Он даже не всхлипывает, это просто слезы.
Его синяки на ребрах выглядят болезненно темного цвета и сильно опухшими под марлевой повязкой. Скорее всего, это больно до слез.
В течение долгого времени я шепчу ему: «все хорошо, все хорошо», хотя понимаю, этого недостаточно. Мое горло перехвачено подступающими рыданиями, его стягивает, словно удавкой, настолько сильно, что я не могу сделать вдох. Даже тогда, когда очень хочу спросить, кто такая эта Шелли… Кто она?
Изо всех сил я стараюсь держаться и сохранить мысли и чувства на потом, когда он придет в более адекватное состояние. Я продолжаю шептать успокаивающие слова, поглаживать его и, наконец, мне кажется, он заснул, а может просто отключился.
Я хочу отвести его в ванну, потому что мне кажется, ему бы пошло на пользу немного освежиться, но я не смогу доставить его туда. Я даже не смогу его поставить под душ, поэтому я намочила несколько полотенец и вытираю кровь с нескольких мелких порезов. Я даже не порываюсь снять с него брюки или как-то его потревожить, потому просто немного обтираю его грудь, руки и лицо.
Он приподнимается, но я рукой обратно укладываю его на пол. Накрываю его одеялами, но он продолжает дрожать и прерывисто дышать.
— Я так хочу остаться, — срывается нечетким стоном с его губ. — Можно мне остаться?
— Конечно, ты можешь, не волнуйся. Ты можешь остаться так долго, как тебе хочется.
Я, правда, начинаю волноваться, что он до сих пор не приходит в себя. Мне нужно позвонить врачу. Я достаю телефон и набираю номер Рэймонда.
— Мне кажется, ему нужен доктор, — говорю я тихо.
— Ты проверила его зрачки? — спрашивает Рэймонд.
— Нет. А зачем? Почему я не могу вызвать доктора? Он чего-то опасается? Чего он боится?
У меня возникает острое желание рассказать все Рэймонду о человеке, который находится рядом со мной. Выяснить, что знает о нем Рэймонд. Что скрывает этот человек. Что послужило причиной такого его состояния? Кто заботился о нем в течение долгих десяти лет? И почему, мать вашу, он так боится докторов?
Он снова начинает шептать имя Шелли. Я крепче обнимаю его, прижимая к себе, потому что он — мой, мое сердце, душа, воздух. Я не могу смотреть на его боль, на его дрожь и безмолвные слезы, но то, что он произносит чужое женское имя, ранит мое сердце.
— Пожалуйста, не покидай меня, Шелли, пожалуйста.
— Прости меня, Эдгар. Я тут, малыш, я не уйду.
— Люк, — он хмурится. — Мое имя Люк, — шепчет он более четко.
— Хорошо, Люк, — мягко и нежно поглаживаю его по волосам. — Я здесь. Я с тобой. Я рядом.
Я проверяю его зрачки, используя фонарик из набора. Они хорошо реагируют на свет, как, мне кажется, и должны реагировать зрачки. Просто он, скорее всего, пьян.
— Шелли, — продолжает хрипло постанывать он.
Я заботливо целую его в висок, когда он отвечает мне на это, мой желудок скручивает, заполняется безысходностью, и подкатывает тошнота.
— Я люблю тебя, — слышу я его шепот.
Затем он проваливается в спасительный сон, и я опять набираю номер Рэймонда.
Когда он приезжает, я ухожу.
Глава 6
Лукас.
Я просыпаюсь от боли. Не в постели. Подо мной что-то твердое — пол или земля.
Это все, что я могу различить, прежде чем сухость во рту перетягивает на себя все мое внимание. Я пытаюсь открыть глаза, но мои веки слиплись.
Бл*дь.
Малейшее движение головой, как сразу же подкатывает тошнота.
Я лежу неподвижно, слушая тиканье часов. Безбожно громкое тиканье. Будильник на тумбочке? Кухонные часы? Я слегка двигаю рукой и нащупываю мягкий ковер под своей задницей. Значит, я в спальне.
Приоткрыв глаза, вижу потолок.
Я делаю ошибку, пытаясь резко сесть. Взрыв боли справой стороны моей груди такой неожиданный, что на теле мгновенно выступает холодный пот. Все же нахожу в себе силы выпрямиться и открываю глаза. Осматриваюсь.
Я нахожусь недалеко от ванной, в куче одеял на полу. На мне черные шорты, которые обычно одевают на бой. Осмотрев часть тела, которая является источником боли, вижу, что она перебинтована. Что за херня?
Вытянув руки, тру глаза.
— Бл*дь!
Я моргаю еще раз и понимаю, что один глаза не открывается.
Глубоко дышу и пытаюсь покопаться в затуманенном разуме. Что я делал прошлой ночью? Честно... не помню. Есть одно воспоминание из машины. Я был не за рулем.
Меня кто-то вез.
Шелли.
Горло сжимается от воспоминаний.
Дерьмо, это была одна из тех ночей.
Я опираюсь о дверную раму и поднимаю мое больное тело. Боже, моя долбанная голова. Направляюсь в ванную, надеясь, что смена места положения просветлит мою память, но... ничего.
Я тру глаза и вновь вспоминаю о своем подбитом глазе. Смотрю в зеркало, и рот широко открывается от удивления.
Черт. Что, мать вашу, я делал прошлой ночью? Где был?
Я осматриваю шорты. Это шорты с ночного боя. Могу точно это сказать, поскольку они дико короткие.
Подняв руку, проверяю перевязку. У меня есть рана, которая тянется со спины, создавая впечатление, будто кто-то разрезал ее. Стягиваю шорты. Одна моя тазовая кость сильно ушиблена. Это все так чертовски странно.
Я открываю ящик и вытаскиваю глазные капли. Закапываю в нетронутый глаз и также в мой опухший. Адски жжет, но я с трудом могу открыть его.
Осматривая ванную, меня засасывают воспоминания о том, как я купал Леа. Реальность быстро возвращает меня назад. Леа была здесь. И я отправил ее прочь.
Что-то внутри мучительно ворчит, что произошло что-то плохое, что я забыл, и когда я иду под душ, все равно не могу вспомнить.
Все, что я знаю... меня снедает сильное желание. Огромное.
Что бы вчера ни произошло, чтобы я ни сделал... это заставило меня думать о вещах, которых я всячески избегаю.
Я вздыхаю и провожу рукой по волосам, затем убираю руки, потому что чертовски жжет. Костяшки. Каждый мой сустав на обеих руках разбит.
Дерьмо, я дрался.
У меня появляются туманные воспоминания о том, как кровь брызжет на пол. Мне интересно, где же я был.
Такое частенько случалось и раньше. Я не пил и вел себя подобным образом до этой недели, после того как узнал о Леа. После поиска саб с понедельника ни одна не подходила.