Магия госпожи Метелицы, стр. 42

– И любите читать, – подчеркнула я. – Но ни одной художественной книги у вас нет, даже в санузле детектив не валяется.

– Не интересуюсь развлекательной литературой, – поморщился Кокозас.

– В ней нет ничего плохого, – улыбнулась я, – она создана для отдыха.

– Жизнь человеку дана не для пустого времяпрепровождения, – язвительно заметил хозяин.

– Изданий по физике у вас мало, всего пять книг. Это странно, – продолжала я.

– Ничего странного не вижу, – фыркнул Сергеев. – Зачем они мне? Я знаю предмет, который преподаю.

– Вы не хотите совершенствоваться в выбранной профессии? А еще меня удивляет, что у вас не сборники задач по физике, не методические пособия, а своего рода самоучители. «Что такое физика?», «Как быстро понять физику?», «Занимательная физика». Необычно видеть такой набор в библиотеке педагога. Скажите, Кожзам…

– Я Кокозас! – вспыхнул хозяин. – Постарайтесь запомнить! Неприлично перевирать чужое имя!

– Неужели вы до сих пор не привыкли к этому? – засмеялась я. – Давно перестала реагировать на Леопардовну, Кариатидовну, Лавашевну и прочие варианты. И с Виолой было не просто, одноклассники дразнили меня «сырной помазкой». Во времена моего детства в магазинах появился плавленый сыр «Виола». Добрые школьники запихивали в мой портфель пустые баночки из-под сыра. Еще они кричали: «Вилка, пилка, колбаса, сожрала крысу без хвоста». Ух, как я злилась! Лезла в драку! Обижалась! Придумывала в ответ обзывалки для ребят. Но от этого они только заводились, понимали, что здорово ранят меня, и изощрялись, как умели. Лет в двенадцать мне стало ясно, что тактику поведения необходимо менять. Я сделала вид, что мне все равно и обращение «Вилка» даже нравится. Первое время я прикидывалась веселой, всегда отзывалась, когда дети упоминали столовый прибор, но потом мне и впрямь стало по барабану, называйте, как заблагорассудится, хоть Зебра Африкановна, меня это забавляет. И кстати, классе в пятом я стала сама представляться как Вилка. А вы все никак не привыкнете. Как вас дразнили в школе?

– Не помню, – хмуро ответил Сергеев.

– Да ну? – изумилась я. – Детские обиды навсегда врезаются в память. Может, Коко? Отрезали вторую часть имени и обращались, как к курице, – ко-ко-ко-ко?

Собеседник дернул плечом.

– Возможно!

– Или песок? – вкрадчиво спросила я.

– Песок? – повторил Кокозас. – Почему?

– Производное от фамилии Песков, – пояснила я. – Вы же Сергей Песков. Как я догадалась? По книгам! Вы с их помощью изучали физику, когда Полина Владимировна взяла вас, бывшего однокурсника, в свою школу. Наверное, все ставки оказались заняты, осталась вакансия преподавателя предмета, который вы не знали. И вас до зубной боли раздражает имя Кокозас. Но ведь его легко поменять. Отца, который по-дурацки назвал вас, давно в живых нет. Похоронив его, вы могли обратиться в паспортный стол, но не сделали это. Почему? Может, боялись, что в милиции начнут проверять личность Сергеева и выяснится нечто нехорошее?

Выпалив на одном дыхании эту тираду, я поняла, что поступила на редкость глупо, бросилась в прихожую и попыталась открыть замок на входной двери. Но хозяин схватил меня за плечи и поволок назад в комнату.

Я заорала на зависть пожарной сирене.

– Помогите!

– Заткнись! – велел Сергеев и ударил меня по щеке.

Ладонь задела мой несчастный нос. Я издала новый вопль, из глаз полились слезы, но я начала изо всех сил пинать Сергеева ногами, решив дорого отдать свою жизнь.

И тут в прихожей раздался грохот, послышался топот, и грубый голос завопил:

– …! Лицом к стене! …!

Глава 31

Кокозас разжал руки, я медленно села на пол, увидела, что хозяин дома обут не в уютные тапочки, а в ботинки на толстой подошве, и вытерла рукавом свитера слезы.

– Где мальчик? – закричал Андрей. – Немедленно отвечай!

– О чем вы? – испугался учитель физики. – Что происходит?

– Куда ты дел Эдуарда Обозова? – надрывался Платонов. – Живо рассказывай, иначе пожалеешь, что на свет родился.

– Не знаю, где ребенок, – захныкал Кокозас.

– Он Сергей Песков, – пропищала я, держась за нос. – Прямо озверел, когда я это имя вслух произнесла.

– Что у тебя с лицом? – оторопел Платонов, поднимая меня. – Это работа Сергеева?

– Сама ударилась, чтобы он меня в квартиру впустил, – объяснила я, косясь на мрачных парней в черных куртках, окружавших Платонова. – Получилось чуть сильнее, чем рассчитывала.

– Я не трогал ее, – запаниковал хозяин. – Виола, подтвердите, что я оказывал вам помощь, врача вызвал.

– Верно, – сказала я, – Кокозас соседку привел, она мне в ноздри ваты напихала.

Я замерзла, по спине побежали мурашки, руки-ноги затряслись.

Один из омоновцев сдернул с дивана плед и набросил мне на плечи.

– Спасибо, – прошептала я, – очень мило с вашей стороны.

– Знаете, какой срок грозит за похищение ребенка? – напал на Кокозаса Андрей. – В курсе, как заключенные относятся к тому, кто детей обижает? Станешь сидеть под шконками [6], задницу от пола оторвать побоишься, обедать из параши будешь, по кругу тебя пустят, пожалеешь, что на свет родился. Но если правду расскажешь, отправишься не в общую камеру.

– Не знаю я, где Обозов! – взвыл Сергеев. – Честное слово!

– Константин Эдуардович, если с его сыном что-то случится, тебя на том свете достанет, – предупредил Платонов. – Денег у Обозова лом, он их не пожалеет, чтобы убийцу мальчика наказать. Оклады у охраны в СИЗО невелики, кто-нибудь соблазнится, и кирдык тебе, голубок. Повесишься, вены вскроешь, от сердечного приступа загнешься, вариантов масса. В твоих интересах сообщить, куда Эдика упрятал.

– Ей-богу, ничего про него не знаю, – закричал Сергеев.

– Не хочешь сотрудничать? – прищурился Андрей. – Твое право. Мы все равно узнаем. Сейчас эксперты возьмут пробы с подошв твоих ботинок и колес автомобиля. По анализу почвы, которая застряла в протекторе и в обуви, живо сообразим, где ты в последние сутки шлялся, в какой лес мальчика завез. Прикинулся отцом паренька? Ну ты и сволочь! Зачем Соеву и Хатунову убил?

– Господи, я их не трогал, – побледнел Кокозас. – Полина мне помогала, она единственный мой друг. Я в день ее смерти в больнице лежал. Проверьте!

– Уж не сомневайся, все изучим, – пообещал Платонов. – Какое отношение директриса и библиотекарь имели к похищению Эдика? Кто это придумал?

– Нет, нет, вы ошибаетесь, – зачастил Кокозас, – Поля изумительный человек, она детей обожала. Никогда Хатунова ребенку плохо не сделала бы. И Соева на киднеппинг не способна. Мы ничего плохого не задумывали! Вы, допрашивая меня, теряете время. Настоящий преступник может мальчика убить.

Андрей надулся.

– Вы ничего плохого не делали? Только маршрутку взорвали и погубили невинных людей, включая своих же товарищей, которые с собой покончили. Зачем Кокозас, или лучше будем тебя называть Сергей Песков, и Вера Соева в школе у Полины очутились? Если вы не похищение ребенка затеяли, тогда что?

Хозяин квартиры перекрестился.

– Пусть Бог накажет, если я вру. Полина меня на работу взяла.

– Из жалости? – усмехнулся Андрей. – Добрая такая, да?

Песков исподлобья глянул на него.

– Если честно все расскажу, поверите, что я не трогал Обозова?

– Начинай, – приказал Андрей, – там посмотрим. Иди в комнату.

– Мое настоящее имя Сергей Песков, – зачастил Кокозас, очутившись в помещении, – я был членом организации «Свобода или смерть», но ничего плохого не делал. Это все Боб Вахметов и Полина, они самые неистовые были. Миша Катуков и Алена Вербицкая друг друга любили. Андрюшка Горелов в Аленку втюрился, жить без нее не мог. Верка надеялась, что она Боба у Полины отобьет…

– Хотели революцию совершить или романы крутить? – усмехнулся Платонов.

– Юными были, – засипел Песков, – кровь кипела. Можно я сяду? Ноги подламываются.