Пусть идет снег, стр. 5

— Я запястье вывернула! — простонала Эмбер Первая. — Ужас.

— Как же ты будешь делать баскет-тосс?!

Шестеро черлидерш совершенно явно дали мне понять, что они хотят, чтобы я освободила им дорогу к раненой соплеменнице: они вознамерились усадить ее на мое место. Джеб затерялся в толпе. Свет погас, затем с шумом отключился обогреватель и снова заработал громкоговоритель.

— Дамы и господа, — произнес тот же голос, — в целях экономии мы произведем частичное отключение электроэнергии. Если у вас есть одеяла или свитеры, они вам пригодятся. Если вы нуждаетесь в тепле, мы постараемся сделать все, что в наших силах. Просим тех, у кого найдется лишнее одеяло, поделиться с соседом.

Я посмотрела сначала на желтую вывеску за окном, а потом на стайку черлидерш. У меня был выбор — остаться в холодном, темном остановившемся поезде или как-то исправить положение. И я решила взять в руки ситуацию, которая сегодня уже столько раз из моих рук вырывалась. Перейти через дорогу и добраться до «Вафельной», должно быть, не так уж трудно. У них наверняка тепло и много еды.

Попытка не пытка. Ной наверняка одобрил бы мой план. Мой предусмотрительный план.

Я отыскала глазами Джеба и протиснулась к нему сквозь толпу Эмбер.

— Через дорогу есть «Вафельная», — сказала я ему. — Пойду проверю, открыто ли там.

— «Вафельная»? — переспросил Джеб. — Мы, наверное, за городом, у сороковой автострады.

— Ты с ума сошла? — сказала Эмбер Первая. — А если поезд уйдет?

— Не уйдет, — сказала я. — Мне проводница сказала. Мы на всю ночь здесь застряли. Там наверняка тепло, есть еда и свободное место, по которому можно ходить кругами. А чем еще заниматься?

— Мы можем порепетировать выступление, — тихим тоненьким голосом предложила одна из Мэдисон.

— Ты пойдешь одна? — спросил Джеб.

Я поняла, что он хочет пойти со мной, но Эмбер прижалась к нему так, как будто от него зависела вся ее жизнь.

— Ничего со мной не случится, — сказала я. — Это через дорогу. Оставь мне номер телефона и…

Он продемонстрировал свой сломанный телефон, напоминая о случившемся. Я кивнула и взяла рюкзак.

— Я ненадолго, — сказала я. — Я же должна вернуться, правда? Куда мне еще идти?

(глава третья)

Выглянув из холодного тамбура, в который уже намело скользкого снега из открытой двери, я увидела, что вдоль состава идут железнодорожники с фонариками. До меня им еще оставалось пройти несколько вагонов, поэтому я решила действовать.

Высокие, крутые металлические ступеньки были полностью покрыты смерзшимся снегом. К тому же между поездом и землей был зазор метра в полтора. Я сползла на нижнюю ступеньку, на голову мне сыпался снег. Собравшись с духом, я подалась вперед и упала на четвереньки, на тридцатисантиметровый слой снега. Промочила коленки, но ушиблась не сильно. Идти до «Вафельной» было недалеко — поезд стоял метрах в шести от дороги. Мне нужно было только перейти ее, но…

Но мне еще ни разу не приходилось переходить шестиполосную автостраду. Даже если мне бы подвернулась такая возможность, я бы решила, что это плохая идея. С другой стороны, машин совсем не было. Все вокруг было похоже на конец света, на новое начало, на крушение старого миропорядка.

На то, чтобы перейти автостраду, мне потребовалось минут пять, потому что дул жуткий ветер и снежинки летели прямо в глаза. Потом мне пришлось пересечь еще что-то. Еще одну дорогу, газон — не знаю что, сейчас все было скрыло белизной. Под снегом оказался бордюр, о который я споткнулась. Когда я добралась до двери, то была уже вся в снегу.

В «Вафельной» и в самом деле было тепло. Больше того — там было так жарко, что от окон шел пар и красивые праздничные аппликации почти что отклеились от стекла.

Из колонок доносились джазовые версии рождественских песен, веселые, как приступ аллергии. Пахло в основном моющим средством и подсолнечным маслом, но кое-что все-таки подавало надежду. Совсем недавно здесь жарили картошку с луком — вкусную.

Из кухни доносились голоса двоих мужчин, шлепки и смех. В самом дальнем углу сидела женщина, упивавшаяся собственным горем. Перед ней стояла пустая тарелка, усеянная окурками. Единственным из персонала был парень моего возраста, стороживший кассу. Его длинная футболка с логотипом «Вафельной» была не заправлена, колючие волосы топорщились из-под низко надвинутого козырька. На бейджике было написано «Дон Кин». Когда я вошла, он читал комикс, но оторвался от него, и его глаза немного посветлели.

— Эй, — сказал он. — Ты замерзла.

Проницательное наблюдение. Я кивнула.

Дон Кин изнывал от скуки. Это слышалось в его голосе и было видно по тому, как он обреченно горбился над своей кассой.

— Сегодня все бесплатно, — сказал он. — Угощайся чем хочешь за счет шеф-повара и младшего менеджера. И повар, и менеджер — я.

— Спасибо, — сказала я.

Кажется, он собирался сказать что-то еще, но вместо этого скривился от стыда — шлепки на кухне теперь стали еще громче. На сиденье у барной стойки лежали газета и несколько пластиковых стаканчиков. Я села рядом, надеясь поддержать разговор с кем-нибудь из посетителей, но Дон Кин внезапно шагнул в мою сторону.

— Наверное, тебе лучше не…

Он осекся и отступил назад. Со стороны туалетов к нам вышел мужчина лет сорока-пятидесяти, в очках, песочного цвета волосы и пивной животик. Да, и еще он был одет в фольгу. С головы до ног. И даже шапочка у него была. Из фольги.

Чувак-в-фольге сел через стул от меня, не тронув газету со стаканчиками, и приветственно кивнул мне, прежде чем я успела уйти.

— Как самочувствие? — спросил он.

— Могло бы быть и получше, — честно ответила я. Я не знала, куда мне смотреть — на его лицо или на серебристо-блестящее тело.

— В такую ночь по улицам не ходят. Плохая ночка.

— Угу, — сказала я, сфокусировав взгляд на его блестящем животе. — Плохая.

— Буксир не нужен?

— Только если поезд оттащить.

Он задумался. Когда кто-то не понимает, что ты шутишь, и задумывается над твоими словами, всегда становится неловко. И тем более если этот кто-то одет в фольгу.

— Поезд слишком большой, — наконец ответил он, мотнув головой. — Буксир — не вариант.

Дон Кин тоже мотнул головой и посмотрел на меня, словно говоря: «Уходи, пока не поздно, меня уже не спасти».

Я улыбнулась и попыталась проявить внезапный и всепоглощающий интерес к меню. Мне казалось, что я непременно должна что-нибудь заказать.

Я снова и снова пробегала по меню глазами, как будто не могла выбрать между вафельным сэндвичем и картофельными оладьями с сыром.

— Угощайся кофе, — сказал Дон Кин, подойдя ко мне и протянув стаканчик. Кофе подгорел и ужасно вонял. По-моему, он был из каких-то древних запасов, но сейчас было не время привередничать. — Ты с поезда? — спросил он.

— Ага, — сказала я, указав на окно. Дон Кин и Чувак-в-фольге обернулись, но снова поднявшаяся метель скрыла поезд из виду.

— Не, — повторил Чувак-в-фольге, — буксир — это не вариант.

Он поправил свои манжеты из фольги, чтобы подчеркнуть сказанное.

— А это помогает? — спросила я, решив наконец заговорить об очевидном.

— Чего?

— Ну, эта штука. Ее ведь бегуны носят после марафона?

— Какая штука?

— Фольга.

— Какая фольга? — спросил он.

После этих слов я решила пренебречь вежливостью и пересела подальше от Дон Кина и Чувака-в-фольге — к окну, рама которого дрожала под напором ветра и снега.

Где-то далеко Шведский Стол был в самом разгаре. Вся еда уже стояла на столе: жуткие окорока, несколько индюшек, тефтели, картошка, запеченная в сметане, рисовый пудинг, печенье, четыре вида соленой рыбы…

Другими словами, звонить Ною сейчас было не время.

Правда, он просил позвонить, когда я доеду. А дальше этого кафе я уже не доеду никуда.

Поэтому я все-таки позвонила ему, и звонок тут же был отправлен на автоответчик.

Я не решала заранее, что и каким тоном скажу, и оставила короткое и, наверное, совершенно непонятное сообщение в стиле «смешно, ха-ха». Я сказала, что застряла в незнакомом городе, у автострады, в «Вафельной», с мужчиной, одетым в фольгу. Только повесив трубку, я поняла, что он подумает, что я очень странно пошутила и к тому же совсем не вовремя его побеспокоила. Мое сообщение наверняка его только раздражит.