Валентина, стр. 95
Стражники ворвались, с саблями наголо, разъяренные и страшные в своем гневе. На мгновение они растерялись, не обнаружив в комнате пленницу. Свежий ветер с моря ворвался в открытое окно, и стражники решили, что она выпрыгнула, разбившись насмерть, и поспешили выглянуть из окна.
Валентина воспользовалась этим. Выбравшись из-под кровати, она бросилась к двери и поскорее захлопнула ее за собой, тут же повернув ключ в замке. Стражники ринулись к двери. Их проклятия следовали за ней до конца коридора.
Ричард высадился на берег. Из доспехов на нем была только кольчуга и стальной шлем. На плече висел арбалет, меч позванивал сбоку. Он продвигался под прикрытием стрел, посылаемых с корабля лучниками.
Мусульмане узнали Малика Рика и отступили. Рыцари сновали вокруг короля, стараясь защитить его своим телом. С других галер, причаливших к берегу, сгрузили всяческий скарб: стулья, скамьи, шатры и столы – чтобы использовать все это, как прикрытие.
Ричарда захватил пыл сражения, он отказывался скрыться за сооруженной наспех баррикадой. Заслоняясь щитом, английский король побежал по берегу к серым стенам Яффы. Приблизившись, он заметил ворота сихары и собрался взобраться по склону, чтобы попытаться открыть их, но как раз в тот момент, когда он был уже близок к своей цели, одна из створок ворот распахнулась и раздался хорошо знакомый ему приятный низкий женский голос:
– Сир!
– Леди Валентина! Вы мой ангел-хранитель! Для изъявлений благодарности времени было мало, но все же король бросил на придворную даму признательный взгляд и сказал:
– Вы открыли нам ворота Яффы. Когда я отвоюю город, мы вместе вернемся в Акру. А сейчас… берегите себя, леди Валентина, – предостерег он, – потому что самое худшее впереди!
Вместе со своими соратниками Ричард Львиное Сердце ворвался в крепость. Мусульмане удивленно завопили, увидев Малика Рика за стенами Яффы. Следом за королем шли его рыцари. Они теснили мусульман, приближаясь к той части города, где оказались в ловушке христиане, защищавшие крепость-порт.
Воины, высадившиеся с галер, заняли берег раньше, чем подоспели основные силы Саладина. На улицах Яффы растерявшиеся мусульмане умирали под ударами мечей храбрых рыцарей Малика Рика. Неожиданное нападение христиан заставило Саладина отступить к близлежащим холмам.
Весть о высадке английского короля распространилась по всей округе. С наступлением вечера бой в городе затих, и сарацины приближались к позициям врага, чтобы взглянуть на предводителя крестоносцев, осмелившегося высадиться на берег, на котором стояла целая армия.
Военачальники мусульман обратились к противнику с предложением о мире и были благосклонно приняты Ричардом. Король все еще оставался в кольчуге, и его окружали облаченные в доспехи рыцари. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем вид этих смуглых сарацин, явившихся в парадных кафтанах и с кислыми лицами, чтобы передать послание Саладина.
Торжествуя в душе, Ричард Львиное Сердце дал понять, что не возражает против заключения перемирия.
ГЛАВА 29
Менгис сидел неподвижно, мысли скручивались клубами и извивались спиралями, как густой ненавистный дым курений, витавший вокруг его головы. Мысли не были связаны с Аламутом – думал он о Валентине, хотя не должно было быть у него таких мыслей – теперь, когда он стал шейхом аль-Джебалом и отрекся от мира, лежавшего у подножия горы! Его жизнь закончилась в тот момент, когда он занял трон. Отныне и навсегда – навечно – он Старец Гор и не должно быть у него ни жизни, ни мыслей, не связанных с Аламутом. Но они были.
Менгис почувствовал, что к трону приблизились федаины, и ощутил, как сжалось у него сердце. На мгновение ему показалось, что оно сейчас разорвется. Федаины упали у ног Старца Гор на колени и почтительно проговорили:
– Женщина по имени Валентина вместе с султаном Джакарда отправилась в Яффу. Он собирался убить ее, но не сделал этого. Малик эн-Наср и Ричард Львиное Сердце будут биться за порт.
Федаины поведали, как Паксон обращался со своей пленницей в темнице.
– Женщина спросила нас, вернемся ли мы в Аламут. Мы ей ничего не ответили.
Менгис легким кивком показал, что услышал сказанное, и федаины, низко кланяясь, удалились. Белая пантера, теперь уже совсем взрослая, зарычала и вскочила, обнажив клыки. Менгис ласково положил руку ей на голову, продолжая сидеть в дыму курений.
Валентина во власти Паксона… Как он, должно быть, пыжится, радуясь, что сдержал обещание, данное брату в ту ночь, когда бушевала гроза! Но как давно это было? Давно…
Валентина сейчас в объятиях Паксона. Его губы на ее губах… Слова брата снова и снова приходили Менгису на ум. У шейха аль-Джебала нет прав на красивую темноволосую женщину, которую он так горячо полюбил в той жизни, когда был просто Менгисом.
Да, Паксон победил, но еще не поздно все исправить! В силах шейха покинуть Аламут, спуститься с горы и вернуть себе Валентину. Остается лишь встать и пойти… Оставить Аламут и федаинов? Но в то мгновение, когда он начнет спуск с горы, он перестанет быть шейхом аль-Джебалом…
Белая пантера беспокойно шевельнулась и сонно приоткрыла один глаз. Не заметив ничего подозрительного, она снова заснула, стукнув по полу длинным хвостом пару раз.
Но как он сможет покинуть Аламут, отринув от себя все то, к чему обязали его обстоятельства рождения? Вправе ли он поступать так из любви к женщине? Менгису вспомнились слова отца, сказанные однажды много лет тому назад.
Они сидели тогда в саду, отец слабел здоровьем день ото дня, и настроение у него было печальное. С тоской говорил старик о своей умершей наложнице. Сын хорошо запомнил, что сказал тогда отец: «Некоторым мужчинам выпадает участь любить всю жизнь только одну женщину, и если мужчине посчастливится найти свою любовь, то он обретает невероятную силу и оказывается в состоянии даже сдвинуть горы».
Шадьяр ад-Дарр встала и ткнулась мордой в ладонь Менгиса.
– Идем, – сказал шейх, поднимаясь на ноги. – Может, и не в моих силах сдвинуть горы, но, по крайней мере, я в состоянии спуститься с одной из них, чтобы отыскать свою любовь.
Федаины с благоговением смотрели, как снимает шейх аль-Джебал белую одежду, чтобы нырнуть в кристально чистый ручей. Он встряхнул головой, прогоняя дурман смолистых курений, туманивших разум.
– Кажется, ко мне возвращается ясность рассудка, – сказал Менгис Шадьяр.
Надев привычную одежду из оленьей кожи, шейх аль-Джебал в последний раз обошел Аламут, храня на лице спокойно-непроницаемое выражение. Время от времени он делал повелевающие знаки федаинам. В цитадели Менгис написал послание Совету:
«Я, известный вам как шейх аль-Джебал, нахожу мирские соблазны слишком привлекательными для себя и потому не достоин оставаться хозяином Аламута. Менгис».
В последний раз покормил он ланей и отправился в путь.
Менгис был уже на краю пригорка, как вдруг что-то вспомнил. Чуть ли не бегом направился он на женскую половину и позвал Агаву.
– Идем со мной, – тихо сказал Менгис большеглазой девочке. – И обещаю, на этот раз у тебя не возникнет желания вернуться в Аламут.
Агава не стала задавать вопросов, поверив, что этот добрый человек защитит ее ото всех бед. Она уцепилась за его руку и пошла вместе с ним туда, где ждал их оседланный конь. Никто из них двоих не оглянулся назад.
Менгис посадил девочку перед собой, и она доверчиво прислонилась к его груди. Раздался треск ломаемых сучьев и шорох листьев: кто-то пробирался к ним сквозь кусты. Менгис насторожился. Кто же вздумал попытаться остановить его?
Из кустов выпрыгнула белая пантера.
– Шадьяр! Значит, ты тоже скучаешь по прежней своей хозяйке, да, проказница? Ну, тогда мы возьмем тебя с собой.
Когда они достигли подножия горы, Менгис оглянулся, отыскивая взглядом своих верных федаинов, и вдруг вспомнил: теперь они будут служить новому хозяину, он больше не шейх аль-Джебал! Да, теперь он просто Менгис.