Валентина, стр. 63

Валентина долго стояла, размышляя над смыслом надписи. За огромными воротами крепости возник шум, и вдруг ворота распахнулись, как бы приглашая войти. Девушка осторожно приблизилась, тихо позвав Шадьяр.

Даже если ворота были распахнуты руками людей, увидеть их оказалось невозможно, но ощущение, что чьи-то глаза неотрывно следят за ней, неожиданно стало почти осязаемым.

Вокруг царили тишина и спокойствие. Едва дыша, Валентина двинулась вперед. Она бросила взгляд на Шадьяр. Пантеру, казалось, ничто не тревожило: она не прижимала уши и не била себя хвостом по бокам – и Валентина успокоилась. В случае опасности пантера вела бы себя иначе, в этом отношении хозяйка с уверенностью полагалась на свою питомицу.

Тропинка привела к другим воротам, и они тоже распахнулись при ее приближении, беззвучно повернувшись в петлях. Всадница спешилась, оставив коня в полной уверенности, что, когда вернется, найдет своего скакуна на этом же самом месте.

Валентина вошла в полутемную комнату, освещенную только слабым светом факелов, прикрепленных к стенам. Воздух был напоен сладким запахом благовоний, и Шадьяр наморщила нос. Незваная гостья Аламута медленно двинулась вперед в сопровождении пантеры.

Она нерешительно приблизилась к дальнему концу комнаты и, когда глаза привыкли к полумраку, различила очертания человека, сидевшего в позолоченном кресле, похожем на трон, позади завесы из блестящих бусин, отделявшей его от посетительницы.

У ног человека стояли горшочки с благовониями, от которых поднимался легкий дымок. Мерцающий свет факелов отбрасывал призрачные тени, скрывавшие лицо, походившее на череп, обтянутый кожей, тонкой, как бумага. На скулах проступали голубые вены, редкие седые волосы ниспадали на костлявые плечи. Тело казалось доведенным до крайней степени измождения. Скрюченные руки были сложены на коленях, худые ноги – скрещены. Дымящиеся благовония испускали струйки дыма, спиралеобразно поднимавшиеся вверх. Глаза старика оставались сомкнутыми, рот – сжатым в прямую линию.

Валентина содрогнулась: чем может этот слабый старик помочь ей? Он должен был знать, что прибывшая стоит перед ним, но не подал никакого знака. Однако, не для того же приехала она сюда, чтобы теперь развернуться и уйти, даже не попытавшись добиться своего! Валентина заговорила тихим, умоляющим голосом:

– Мне нужна твоя помощь, о шейх аль-Джебал! Я Валентина из Напура и хотела б, чтобы твои люди помогли мне доставить зерно и запасы провизии в войско христиан, – сказала она. – Может, мы договоримся поделить деньги, которые Ричард Львиное Сердце заплатит за продовольствие?

Все не то говорит она! Все не то! И почему так дрожит? Не от страха же за свою жизнь, которой ее легко могут лишить в наказание за оскорбление, нанесенное властелину федаинов появлением в Аламуте. Нет! Совсем по другой причине: от страха получить отказ.

Мысль поразила Валентину. Она поняла, что готова умолять шейха аль-Джебала и пресмыкаться перед ним – готова на все ради благополучия воинов Ричарда. Люди, принадлежавшие к тому же народу, что и она, умирали от голода, а в ее руках была пища!

Голос Валентины дрожал от волнения:

– Если ты не можешь дать мне сопровождающих, то хотя бы пообещай не трогать мой караван.

Дряхлый старец не подал виду, что расслышал ее слова, продолжая сидеть в прежней позе. Сладко пахнущие благовония все так же испускали змеевидные струйки у его ног.

Валентина опустилась на колени и протянула к старцу тонкую руку.

– Пожалуйста, помоги мне! – принялась умолять она хрипловатым шепотом. – В награду за твою помощь я сделаю все, что ты потребуешь.

Неожиданно завеса из бусин колыхнулась, и из-за нее появился высокий человек. Сверху вниз посмотрел он на низко склонившуюся в поклоне гостью Аламута и рассмеялся, весело запрокинув голову.

– Ты умеешь просить, женщина, правящая Напуром вместо Рамифа!

Пораженная до глубины души, Валентина застыла от изумления, в ее зеленовато-голубых глазах мелькнуло удивление, но тут же улетучилось вместе с образом изможденного старца и мыслями об умирающих от голода христианах, из-за страданий которых и пришла она сюда, на вершину горы. Только счастье видеть человека со смеющимися темными глазами выражала теперь каждая мельчайшая черточка ее лица. Она нашла его! Это был тот мужчина, что похитил ее на турнире в Мессине. Это был бедуин, продававший персики на базаре, и музыкант, игравший на флейте. Это был всадник, которому она сказала, что не может ждать целую вечность.

Сердце девушки бешено билось, слезы застилали глаза.

– Кто ты? – прошептала она. – Пожалуйста! Ты должен сказать мне на этот раз!

Время остановилось – она ждала ответа. Это лицо, веселые темные глаза, сильные руки и высокая гибкая фигура навеки запечатлелись в ее сердце, и ей уже не нужно было слышать, как произносит он свое имя:

– Менгис.

ГЛАВА 18

Менгис смеялся, блестели белые зубы. Лицо, словно высеченное рукой искусного резчика, поражало мужественностью и красотой. Изгиб смеющегося рта пронзала чувственность. Юноша поглядывал на прекрасную женщину. На его голове не было тюрбана, и пряди угольно-черных волос свободно ниспадали на лоб. Рукой он поглаживал усы.

– Шейх аль-Джебал не слышит тебя! Он находится в состоянии глубокой медитации, ожидая часа своей смерти.

Валентина постаралась взять себя в руки. Ноги у нее дрожали, и невозможно было усмирить безудержно бьющееся сердце.

– Если он не может меня выслушать, то кого же мне просить?

– Можешь попросить меня. Я слышал твою просьбу, и она показалась мне странной. Ты правишь владением мусульман и радеешь о христианах? Скажи, почему ты решила, что я помогу тебе?

– Христианам необходимо продовольствие, иначе они погибнут.

Смеющиеся темные глаза помрачнели.

– А если я откажусь, что ты станешь делать? Валентина взволнованно ответила своим низким и хрипловатым голосом.

– Ты оставишь людей умирать от голода, в то время как в твоих силах помочь им! Не понимаю! Неужели у тебя нет ни сердца, ни чести?

Менгис рассмеялся и заключил ее лицо в свои ладони.

От его прикосновения огонь побежал по жилам Валентины. От близости этого человека она ослабела.

– Пошли погуляем по саду. Вечер очень хорош. Мы обсудим, есть ли у меня сердце и честь, в прохладе ясной ночи, где благовония не будут будоражить наши чувства.

Дрожь пронзила Валентину снова, когда Менгис взял ее за руку и вывел из комнаты в сад. Сгустились сумерки, на небо высыпали звезды. Легко двигаясь в полумраке, юноша повел гостью Аламута по узкой дорожке, и шли они молча, ощущая присутствие друг друга и пытаясь разобраться в своих чувствах.

Валентине показалось, что она была в отъезде, но теперь вернулась, наконец, домой, где ее встретили с любовью и нежностью, и в словах не было нужды.

Менгис приноровил свой шаг к шагам Валентины. Он гордился тем, что из двух прекрасных дам выбрал лучшую, когда в день турнира в Мессине Паксон вознамерился похитить королеву. Эта женщина столь же трепетна и отважна, сколь и красива.

Из-под опущенных век юноша рассматривал ее профиль, оценивая изящество тонко очерченного носа и решительную линию подбородка. Распущенные волосы в живописном беспорядке были откинуты за спину. С трудом удалось ему удержаться и не погрузить пальцы в темную, как ночь, густую пелену.

Но чаще всего его глаза возвращались к губам Валентины, полным, сочным, плотным, изысканной формы – рот казался просто созданным для поцелуев. Менгис понимал, что прикосновение этих губ к его губам окажется нежным и прохладным. Он понимал, с какой радостью утонул бы в их сладости.

Юноша подвел Валентину к ручью с небольшим водопадом и сел рядом с нею на берегу.

– Ты спрашивала, есть ли у меня сердце. У меня его нет, – рассмеялся он. – И чести тоже.