Человек-луч (илл. Г. Шевякова), стр. 3

— Слоистый полиэфир, — услышал Юра чье-то довольное хихиканье. — Новичок?

— Да, — поспешно подтвердил Юра, оглядываясь. Никогда еще он не чувствовал себя до такой степени новичком.

Перед ним стоял плотный, краснолицый человек, с коротко подстриженными бобриком седыми волосами. Он был без шляпы, в толстом свитере. Его лыжи валялись около скамьи воздушно-фиолетового цвета, на которую садиться, казалось, так же противоестественно, как на цветочную клумбу. Тем не менее, посмеиваясь над Юрой, лыжник спокойно плюхнулся на фиолетовую скамью.

— Приходилось ли вам слышать такой научный термин — молекула? — озабоченно спросил он в следующую минуту, с явным превосходством поглядывая на Юру. — Приходилось? И о полимерах вы также, конечно, имеете представление — ведь сейчас это знает каждый школьник. — И, не дожидаясь ответа, лыжник продолжал. — Но, видно, вам не приходилось специально заниматься пластмассами. Знайте же, что если девятнадцатый век был веком пара и электроэнергии, то двадцатый стал веком атомной энергии и полимерных материалов! Из полимеров, этих гигантских молекул, делают всё. Пластмассы заменяют все цветные металлы: медь, никель, свинец, золото, тантал, что угодно! Они заменяют любые жаропрочные и кислотопрочные стали, любые антикоррозийные покрытия; они заменяют каучук, шерсть, шелк, хлопок. Средний завод синтетического волокна дает в год тридцать пять тысяч тонн пряжи — столько же, сколько дадут двадцать миллионов тонкорунных овец. Впрочем, никакие овцы не могут дать волокно такого качества, как современные химические заводы. Самолеты «ТУ- 150» почти целиком сделаны из пластмасс. Даже в «ТУ- 104», предке современного самолета, насчитывалось более ста двадцати тысяч деталей из пластмасс и органического стекла… Сегодня пластмассы — это водопроводные трубы и дома, самолеты и суда любого тоннажа, это одежда и станки, обувь и шины. Пластмассами начинают ремонтировать людей…

Взглянув на лыжника, Юра поспешно отвел глаза, в которых мелькнула усмешка над горячностью открывателя всем известных истин.

Он попытался остановить словоизвержение незнакомца:

— Я работаю на Химическом комбинате и со многими вещами сталкивался, но…

— Не верите?! — воскликнул возмущенный собеседник. — А между тем особые пластмассы уже много лет используются для операций сердца, операций на коже, для протезирования внутренних органов! У нас в горах я знал человека, которому сделали новый пищевод из пластмассы, а в этом городке вы сами увидите людей с искусственными руками и ногами, неотличимыми от настоящих.

— Вы давно здесь живете? — спросил Юра, снова пытаясь остановить этот водопад слов.

— Шестой год… Раньше я пас овец в Ставрополье, давал людям хорошую натуральную шерсть, гордился этим. Это была одна моя жизнь. Теперь начинается вторая. Я решил стать ученым и делать химическую шерсть, лучше натуральной…

— А эта скамья, — спросил Юра, переминаясь с ноги на ногу, но все же не решаясь опуститься на великолепное фиолетовое сиденье, — она тоже из пластмасс?

— Слой стеклянной ткани, слой полиэфирной пластмассы вперемежку, — заявил лыжник, похлопывая по скамье, в нежной глубине которой как будто плыли яркие кленовые листья. — Прочнее стали, но в шесть раз легче. Приподымите!

Юра послушно подошел, взялся за скамью и неожиданно поднял ее в воздух вместе с лыжником.

— Эй, вы! — завопил тот. — Полегче!

Сам встревоженный этим фокусом. Юра осторожно опустил скамью на снег.

— Верно, тоже из чабанов? — сердито спросил лыжник. — Ну конечно! А какого вы года?

— Сорок пятого…

— Молодец! — похвалил лыжник. — Прекрасно выглядите! Хотя рядом со мной — вы действительно юнец. Значит, тысяча восемьсот сорок пятого года?

— Да нет! — рассмеялся Юра обмолвке чабана. — Девятьсот сорок пятого.

— Как же вы сюда проникли?! — завопил встревоженный лыжник. — Что вы тут делаете?

— Меня привез Иван Дмитриевич Андрюхин…

Человек в свитере испытующе разглядывал Юру и, кажется, поверил, что тот говорит правду.

— Ага, будете участвовать в испытаниях. Так это вы… Слыхал! Похвально!… — одобрил он. — Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

Они подошли к широкому крыльцу. Казалось, что оно вытесано из золотистого хрусталя. В глубине крыльца, внутри эластичной массы, веселой процессией шагали семь мастерски сделанных гномов. Юра перепрыгнул, стараясь не наступить на их бороды. Двери сами бесшумно распахнулись, и они вошли в высокий, наполненный смолистыми запахами вестибюль, облицованный пластмассой, выделанной под кору березы. Все здесь поражало удивительной, корабельной чистотой. Из пластмасс были сделаны не только полы, стены, прозрачные потолки и золотисто-голубая крыша, которая сразу заставила Юру позабыть серый денек и наполнила его радостным ощущением веселого солнца. Из пластмасс в этом доме было сделано всё: мебель, занавески, скатерти, ванны, абажуры, подоконники, раковины, посуда… И совсем не чувствовалось однообразия материала: казалось, здесь собраны все драгоценные породы дерева, различные мраморы, благородные металлы, хрусталь, редкие ткани…

— Прогресс! — важно сказал лыжник. — Наука! В наше время ничего этого еще не было…

И так как Юра, жадно рассматривавший все вокруг, не поддержал разговора, он скромно добавил:

— Я ведь, знаете, ровесник Александра Сергеевича Пушкина…

Юру словно ударили по голове. С отчетливым ощущением, что он сходит с ума, Юра уставился на коренастого лыжника. Тот не обиделся.

— Да-да! Конечно, не верите? Проверьте- фамилия моя Долгов, звать Андрей Илларионович… Вам здесь всякий скажет. Год рождения 1799! Только Александр Сергеевич родился двадцать шестого мая, а я пораньше, да, пораньше! Семнадцатого февраля… Вот так! И, как видите, живу!…

Комната, предназначенная Юре, была нежно-синей и вся светилась, как прозрачная раковина. Мебель — белая, кремовых оттенков. Он еще не успел осмотреться, как над письменным столом серебристо вспыхнула часть стены, оказавшаяся большим экраном. С экрана весело смотрел на Юру и на лыжника Иван Дмитриевич Андрюхин.

— Ну как, нравится? — спросил он так тихо, будто был рядом.

— Спасибо… — Юра неуверенно раскланялся.

— Доставьте-ка его, пожалуйста, Андрей Илларионович, в Институт кибернетики… А с Деткой все в порядке!

Глава вторая

ИГРА

В суровом, несколько похожем на крепость, старинном здании Андрюхин встретил Юру и, по обыкновению посмеиваясь, предложил ему участвовать сегодня в хоккейном соревновании на первенство двух институтов. Команду кибернетиков будет возглавлять сам Андрюхин, команду долголетних — Юра.

— А судить игру попросим вас, — сказал Андрюхин, обращаясь к сидящему в углу молчаливому гиганту с розовым равнодушным лицом. — Не возражаете?

Тот молча наклонил голову.

К вечеру этого дня, показавшегося на редкость коротким, Юра поверил, что питомцы Института долголетия, среди которых не оказалось ни одного моложе девяноста лет, действительно способны играть в хоккей. Более того, он пришел к выводу, что для того, чтобы добиться победы над долголетними, пришлось бы порядком повозиться даже славной команде майского «Химика», где Юра, как известно, играл центрального нападающего.

Его все время не покидало ощущение нереальности всего происходящего; будто неведомая сила подхватила Юру и понесла в сказку. Но это не было сказкой; он мог пощупать романтические серые стены замка Института кибернетики, он ходил по комнатам воздушного дворца Института долголетия. Несколько раз в течение дня он проходил мимо подъезда и незаметно скользил глазами по маленькой вывеске: «Институт научной фантастики». Все было правильно! И ему очень хотелось выиграть сегодняшнюю спортивную встречу.

Однако вечером, когда он увидел, кого выводит на лед академик Андрюхин, надежды на успех значительно поблекли. Против «долголетиков» вышли на лед плечистые, розовощекие атлеты, такие же, как и тот, которому Андрюхин предложил судить. Они были похожи друг на друга, как близнецы. Среди зрителей и даже среди игроков Юриной команды пробежал сдержанный говор…