Солнце и луна, лед и снег, стр. 4

— У него снег набился в шерсть, — сказала девочка.

— Ну, Аскель, загонял ты нас изрядно, а все попусту! — негодующе воскликнул один из охотников.

Остальные тоже заворчали, и некоторые из них направились в разные стороны, высматривая признаки добычи.

— А-а! — Аскель в раздражении провел руками по лицу. — Нам никогда ничего не найти в такой темноте, даже при луне, — пожаловался он, фыркнул и повернулся к сестре: — Шла бы ты лучше домой, пика. Здесь тебе небезопасно, и ты это знаешь.

И тут его взгляд остановился на ее одежде. Аскель прищурился и втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Где ты взяла эту парку?

Его собственное одеяние представляло собой пеструю мешанину старых кусков меха и сукна, где заплаток было больше, чем целой ткани.

— Это Ханса Петера, — ответила ласси, отступая перед его жадным взглядом. — Он одолжил ее мне, но только на сегодня.

— Так вот что он прятал в том старом сундуке, — задумчиво произнес третий брат, и лицо его сделалось жестким. — Интересно, что еще он привез из своих странствий?

— Тебе — ничего, — огрызнулась девочка.

Но Аскеладден ее не слушал. Он глядел на ту сторону ручья, расчетливо прищурившись.

— Я иду домой.

Брат не ответил. Ласси не стала повторять, а просто повернулась и двинулась вдоль ручья и вниз по склону к родной хижине.

— Ну? — Мать стояла у огня с сердитым видом.

— Я нашла бурого оленя, — сказала девочка, снимая красивую парку и протягивая ее Хансу Петеру.

— От бурого оленя нам проку не много, — фыркнула мать. — У нас в хлеву полно бурых оленей, или ты не знала? — Она вернулась к котлу с супом.

Ханс Петер забрал у ласси парку и опустился на колени, чтобы помочь ей стянуть сапоги. Девочка похлопала его по плечу и, когда он поднял глаза, показала головой в сторону лестницы.

Ханс Петер понимающе кивнул.

— Помоги мне отнести вещи наверх, ладно? — сказал он сестре, чтобы слышала мать.

Ласси взяла правый сапог, Ханс Петер — левый, и оба полезли наверх. Ханс Петер не стал при сестре открывать свой морской сундук, а уселся на него и жестом велел ей поставить сапог в изножье его койки. Ласси почтительно поместила сапог рядом с его товарищем, а затем уселась на краешек койки. Так они с братом могли слышать друг друга, даже если говорили негромко.

— Аскель видел меня в этих вещах, — сообщила ласси пристыженно, словно выдала секрет. — Ему стало любопытно, что еще ты привез из странствий.

— Когда я только вернулся, он следил за мной, — покачал головой Ханс Петер. — Ладно, похоже, мне предстоит очередной раунд приставаний. — Он взглянул в ее пораженное личико и улыбнулся. — Не волнуйся, девочка моя. Аскель настойчив, но я упрям. Он не узнает ничего, чего я ему не позволю. — Он резко потер руки, словно смывая тему. — Так. Полагаю, ты не видела и следа белого оленя?

Ласси хотела соврать ему так же, как и Аскелю с матерью, но ее выдали глаза. Она не могла лгать Хансу Петеру. Он всегда был добр к ней и позволил надеть свою особенную парку и сапоги.

— Ты его видела, — выдохнул Ханс Петер. Лицо его прояснилось. — И как? Он был великолепен?

— Ага, — согласилась ласси, чуть подпрыгнув на койке при воспоминании.

— Как близко тебе удалось подобраться к нему?

— Очень близко. — Она приглушенно хихикнула. — Очень.

Ханс Петер уставился на сестру в восхищении:

— Ты поймала белого оленя?

— Колючки поймали его за меня, — прошептала она, наклоняясь еще ближе. — Мне стало его ужасно жалко, и я вызволила беднягу, не заботясь о том, белый он или бурый. А потом он…

Но тут она осеклась. Олень вручил ей дар, не тот, о каком она просила, но все равно бесценный.

— Он выполнил твое желание? — Ханс Петер ждал ее кивка. — Сдается мне, ты не стала просить новый дом или чтобы ужин никогда больше не подгорал, — добавил он, негромко хохотнув.

Девочка закрыла глаза, чувствуя себя дурой. Ну конечно, надо было попросить новый дом! Или котел, который никогда не пустеет. Или кошель золота.

— Он и правда предлагал мне богатое приданое, — промямлила она.

— Но ты не взяла, потому что слишком мудра для этого, — сказал брат, гладя ее по руке. — Слишком мудра, чтобы пожелать золотой дворец для этой кучки неблагодарных людей.

— Я должна была…

— Вовсе не должна, — заверил он ее. — Пожалуйста, скажи мне, что хотя бы раз в жизни ты попросила чего-то для себя.

— Так и было. — Она покраснела и опустила голову.

— Можно спросить что?

— Имя.

Повисла тишина. Долго-долго брат с сестрой неподвижно сидели рядышком. Затем Ханс Петер отпустил ее холодную ладошку и обнял сестренку за плечи, крепко прижав к своему теплому боку.

— Ах, моя маленькая ласси, — сказал он наконец. — Какое сокровище можно подарить тебе, — тебе, у которой даже имени собственного нет!

— Хочешь… хочешь услышать его? — запинаясь, спросила девочка.

Она не знала, как сообщить родителям, что у нее спустя все эти годы появилось имя. А вдруг они спросят, где она его взяла? Имя было красивое, но любой понял бы, что оно нездешнее.

— Нет, — тихо ответил Ханс Петер. — Береги его. Храни глубоко в сердце. В мире есть места, где не иметь имени — большая удача, спасение. — Взгляд его устремился далеко за пределы хижины.

Девочка слегка вздрогнула, заметив уныние на его лице.

— Но зачем человеку имя, если никто его не знает? — прошептала она.

— Однажды для твоего имени придет время и место, — сказал ей брат. — Но до тех пор, наверное, лучше тебе оставаться нашей пикой.

— Твоей ласси.

— Моей ласси, — согласился он, пригладив ей волосы.

Они услышали, как стукнула, распахнувшись, дверь хижины и в дом с рычанием ввалился Аскель. Ханс Петер закатил глаза, а его младшая сестренка рассмеялась. Они вместе спустились по лестнице навстречу брату.

Глава 4

Вскоре ласси заметила в себе кое-какую перемену. Кошек в семье не держали, а за оленями ходил ее брат Эйнар. У них было несколько кур, но куры не ахти какие собеседники, и если ласси и обратила внимание, что понимает их кудахтанье, это не задержалось у нее в голове.

Она не придавала новому свойству значения, пока однажды не пришли в гости Йорунн и ее муж, Нильс, и не привели с собой охотничьего пса-подростка. Большелапый и ласковый щенок обожал сидеть у огня рядом с Хансом Петером, занимавшимся резьбой по дереву. Когда кто-нибудь подходил, щенок принимался стучать хвостом по полу и глядел на человека почти с улыбкой.

На второй вечер визита Йорунн ласси пекла лефсе. [2] Снимая готовую лепешку с горячей сковороды, она услышала голос:

— На вид очень вкусно.

Решив, что это сказал Ханс Петер, она улыбнулась брату:

— Спасибо. Хочешь кусочек?

— Мм? — Ханс Петер оторвал взгляд от резьбы. — Что ты сказала?

— Я спросила, не хочешь ли ты кусочек лефсе.

— Да нет, — скривился он. — Я не люблю их без ничего.

— Тогда почему ты сказал, что на вид вкусно? — Она ловко перенесла румяный плоский кружок на блюдо.

Ханс Петер озадаченно взглянул на нее:

— Я не говорил.

Девочка огляделась. Рядом больше никого не было.

Послышался стук по полу, и ласси взглянула сверху вниз на щенка. Тот таращился на нее, виляя хвостом:

— Можно мне кусочек, если он не хочет?

Ласси пристально посмотрела на щенка.

— Ты это слышал? — Она указала лопаткой для лефсе на собаку, но вопрос ее был адресован Хансу Петеру.

— Что слышал?

— Пес попросил кусочек лефсе.

— Он не просил.

— Просил, — возразил пес. Уши у него повисли. — Но ты не обязана мне его давать, если не хочешь.

— Ханс Петер, — сказала ласси, понизив голос, чтобы остальные не услышали, — этот пес со мной разговаривает.

— Понимаю. — Он отложил кусок дерева, на котором что-то вырезал, и аккуратно зачехлил нож. Потом поднялся, подошел к младшей сестренке и положил ей руку на плечо: — У тебя голова не болит?