Таких щадить нельзя (Худ. С. Марфин), стр. 64

При обыске у Хамракула было обнаружено: традиционный узбекский нож в сыромятных ножнах, висевший под рубашкой на брючном ремне, несколько рублей денег и бутылочка с насваем, закрытая вместо пробки туго свернутой бумажкой. Механически развертывая эту бумажку, Кретов обнаружил, что на ней что-то написано. Сохранилась только часть записки. В свое время, решив использовать бумагу вместо пробки, Хамракул оторвал лишнее, но и то, что уцелело, заинтересовало Алексея. На бумажке жирным черным карандашом, неуклюжим, малоразборчивым почерком было написано: «Хамракул! Маши вай завтра ут ем ждать рота с шосс…….. дведи».

— Кто писал вам эту записку? — спросил Кретов.

— Эту? — удивленный тем, что жалкий клочок бумаги привлек внимание майора, переспросил Хамракул. — Это Сивоконь писал. Машину просил.

— За баранами ехать?

— Нет, раньше. Когда вишню в город возили. Давно уж, — уточнил Хамракул.

Корявый почерк на обрывке записки был определенно знаком Кретову. Юноша попытался припомнить, где он видал этот почерк, но не смог. «Ладно, покажу полковнику, — подумал он. — Полковник, наверное, знает» — и записал свои вопросы о записке и ответы Хамракула в протокол.

Убедившись, что больше по этому делу Хамракул ничего сообщить не сможет, Кретов дал ему прочесть и подписать показания. Пока Хамракул читал, Кретов обдумывал создавшееся положение. Ясно, что к убийству Лобова Хамракул отношения иметь не может. Как раз в ночь убийства он перевозил баранов в город. Степка Запрометов с ним ездил только один раз, с первым рейсом. Вторую партию Хамракул отвозил на следующий день один, и на обратном пути заехал в «Счастливое», около десяти часов утра за деньгами. Все это еще потребует проверки, но, похоже, что шофер не врет. Но как же тогда с отпечатками следов, обнаруженных Абдукадыром после убийства Лобова? По показаниям Хамракула, его машина стояла на самом въезде в «Счастливое» и ни на какие полевые дорожки не сворачивала. Да, надо проверить, почему до сих пор нет слепков. Скоро двенадцать. Кретов снял трубку, чтобы позвонить в научно-техническое отделение, но в этот момент сотрудник внес три слепка. В заключении говорилось: «Следы машины, стоявшей около колхоза «Счастливое» в ночь убийства Лобова, и позднее, в ночь попытки ограбления магазина Ювелирторга, увезшей преступника, идентичны со следами машины, водителем которой является арестованный шофер Хамракул Каримов».

Сотрудник НТО, передав слепки и заключение, ушел, а Хамракул все еще читал запись своих показаний. Но вот он закончил чтение и, потея от напряжения, поставил свою подпись.

— Теперь все? — спросил он, взглянув на Кретова.

— Нет, не все, — ответил тот, спрятав подписанный протокол в ящик стола. — Вот, смотрите сюда, — пригласил он Хамракула, разложив отпечатки следа трофейной покрышки на столе. — Видите? Этот след оставила машина, на которой приезжали в «Счастливое» люди, убившие товарища Лобова. Слышали вы об этом?

— Слышал, — кивнул головой Хамракул, еще не понимая, в чем дело.

— Теперь смотрите сюда. Это слепок следа той же машины, только сделан он в другое время и в другом месте. Вскоре после убийства Лобова на ней уехал преступник и совершил новое преступление. Во время этого второго преступления погибло еще два человека. Ясно? А вот это, — показал Кретов на третий слепок, — след вашей машины. Как видите, они одинаковы. Так вот, сейчас вы нам должны объяснить, кого вы привозили в «Счастливое»? Кто убил товарища Лобова?

Хамракул побелел. Чтобы устоять на ногах, он оперся руками о крышку стола. — Я… не… убивал… — еле выдавил он из себя. — Вы что?.. Нарочно… что ли?..

— Почему нарочно? — спокойно ответил Кретов, внимательно наблюдая за Хамракулом, — Научная экспертиза доказала, что трофейная покрышка, стоящая на левом крайнем баллоне вашей машины, оставила свой след вот тут и вот тут, — указал он на два отдельно лежащих слепка. — Абдукадыру Мергену вы сказали, что ездите на этой покрышке уже шесть месяцев. Значит, вы были тем шофером, который возил бандитов на преступление.

— Я соврал старому шайтану, — закричал, поняв свой промах, Хамракул. — Я нарочно обманул его! Зачем он лезет не в свое дело?!

— Ну, доказать вам это будет мудрено, — усмехнулся Кретов.

— Зачем доказывать? — кричал Хамракул. — Человек докажет, который мне эти покрышки продал. Я знаю, у кого их купил! Я не знаю, почему он их дешево продал. Я у него купил два ската. Хорошие покрышки, долго ездить буду. Поедемте сейчас, спросим этого человека. Его Махмудом зовут. Он шофером в МТС работает.

— Значит, вы утверждаете, что эти покрышки продал вам шофер МТС Махмуд, — спросил Кретов, вынимая новый бланк протокола допроса. — Как его фамилия?

— Фамилию не знаю. Поедемте, покажу, — ответил Хамракул. — Он в МТС один Махмудом называется.

Установилась длинная пауза. Кретов заполнял протокол и вписывал в него новые показания Хамракула. Шофер молчал, тяжело переводя дух. Он понял, что уголовный розыск более всего интересует трофейная покрышка его машины.

— Товарищ начальник, значит, этот шайтан из-за трофейной покрышки меня сюда притащил? — спросил он майора.

— В основном, из-за покрышки, — усмехнулся тот. — Но и про баранов нам узнать было очень полезно.

Хамракул обеими руками вцепился в свои длинные излохмаченные волосы. Кретов вызвал конвоиров.

— Идите, — приказал он Хамракулу, все еще терзавшему свою шевелюру. — Через часок мы с вами съездим, покажете, где этот самый Аркашка живет.

Хамракула увели. Забрав с собой протокол допроса, Кретов отправился на доклад к полковнику Голубкину.

20. РАЗДУМЬЕ И ВЫВОДЫ ПОЛКОВНИКА

Полковник Голубкин не ошибся. Не прошло и десяти минут с тех пор, как Кретов отправился допрашивать Хамракула, а в двери кабинета Голубкина уже постучался Игорь Непринцев.

— Товарищ полковник! Иван Федорович! — начал он от самого ворога. — Вы знаете, Гришу убили!

— Знаю. Не убили, а тяжело, очень тяжело, ранили.

— Откуда вы узнали? — поразился юноша. — Ведь его только что…

— Поздно узнали, — жестко ответил полковник. — Садись.

— Скажите, Иван Федорович, а найдут тех, кто ранил Гришу?

— Суток не пройдет, как бандит будет посажен, — так же жестко ответил Голубкин. — Ты очень испугался.

— Я… нет. Не очень, — признался юноша. — Света напугалась. Ну, с ней Тимур.

— Вот теперь ты видишь сам, как быстро использует враг любую нашу оплошность. Ослабили бдительность, не проявили чуткости к товарищу, не наладили дружбу в коллективе — и в эти щели сразу проскользнула гадина. Проскользнула и ужалила. Сильно ужалила.

— У нас, Иван Федорович, не получается дружба в коллективе. Каждый, конечно, дружит по отдельности. А так, чтобы весь коллектив был дружен, этого нет.

— А вот скажи, Игорь, — внимательно глядя на юношу, спросил полковник. — Ты уже не мальчик. Такие, как ты, в сорок первом году вовсю партизанили. Если бы тебе поручили выполнить важное задание в тылу врага, с кем бы ты пошел без колебания?

— С Тимуром! — не задумываясь, ответил Игорь.

— А еще? Для выполнения задания надо пять человек.

— Ну, Светка подошла бы, хоть и девчонка.

— Итого трое. Надо еще двух.

— Больше некого, — растерянно признался Игорь.

— А Гришу Молчанова? — спросил полковник.

— Не знаю, — нерешительно проговорил Игорь, — я с ним редко бывал вместе.

— Сколько у вас в классе комсомольцев?

— Тридцать один.

— Видишь, как получается. В классе тридцать один комсомолец, а ты пяти надежных среди них не нашел. Всего двух назвал. Да и то Тимур ведь не в одном классе с тобой.

Игорь молчал, подавленный справедливостью упрека.

— Я ведь тоже был комсомольцем. — Нас не так уж много уцелело — комсомольцев двадцатых годов. Очень многие погибли на фронте. Но те, кто живы, дружат до сих пор. Вот тридцать лет прошло, пораскидало наших ребят. Одни вверх пошли, крупными работниками стали, другие середнячками остались, партии рядовыми, а встретятся — как и не бывало этих тридцати лет. Старая комсомольская дружба сохранилась.