Дарю веснушки, стр. 8

— Кто выдумал эти автоматы?!

А фотограф сказал:

— Я верну мальчику его веснушки. Сам же вокруг клоуна крутится.

— Как я рад видеть вас у себя! Ну, скажите на милость, кто не знает Кирилла Яковлева! Когда я вас в столичном цирке смотрел, очень смеялся. Чуть не задохнулся. Для нашей фирмы большая честь — запечатлеть такого клиента. Вы — наш почётный гость! Надеюсь, никто не будет возражать, если я сниму вас вне очереди?

Все зашумели:

— Пожалуйста!

— Конечно!

Только сейчас я понял, как оплошал. Недаром Лида меня простофилей зовёт! Клоун-то самим Кириллом Яковлевым оказался. Знаменитейшим артистом. Я его сколько раз по телевизору смотрел. Выступал он там без маски. И веснушек по телевизору не было видно. Поэтому я его и не узнал. А все узнали. И стали просить, чтобы он оставил автограф. Так называется его подпись.

Белёсая девчонка с конским хвостиком попросила написать что-нибудь на книге, которую она читала.

Кирилл Яковлев взял у неё книгу. На обложку посмотрел. Писать не стал.

— Это же Пушкин, — засмеялся. — Не я сочинил. Возьми лучше на память мою визитную карточку.

Женщина в голубой шляпке подсунула записную книжечку и попросила расписаться в ней. Фотограф хитрее всех оказался. Вытащил жалобную книгу и уговорил знаменитого артиста оставить в ней свой автограф.

Наконец-то смогли мы войти в комнату, где стояли фотоаппарат и прожекторы. Фотограф подбежал к ним, чтобы подготовить их к съёмке. А Кирилл Яковлев вынул коробочку с гримом. И я понял, для чего он нужен артисту.

Кирилл Яковлев загримировал мои веснушки. Помазал мне кремом — настоящим, актерским, а не пирожным — щёки и нос. Специальной палочкой взял из той же коробочки коричневую краску и подмалевал ею мои веснушки. Протянул мне зеркальце. Я посмотрел в него и ахнул. Очень замечательно выглядели веснушки на моём лице. Я стал благодарить Кирилла Яковлева. А он сразу предупредил меня:

— Только знаешь, старик, ты уж потом не хвастайся! С кино-то, может, ничего ещё не получится... У нас, клоунов, такое правило: попусту не болтай... — Он подтолкнул меня к фотоаппарату.

— Так не пойдёт! — запричитал фотограф, увидев, что сам Яковлев сниматься не хочет. — А вы?

Почему вы не хотите запечатлеть себя? Почему обижаете мальчика?

Пришлось Кириллу Яковлеву согласиться. А мне— его загримировать. Я всё точь-в-точь старался делать, как он. Веснушки у него получились не хуже моих. Он сам это сказал. И коробочку с гримом мне подарил.

— Оставь себе, — сказал. — Может, пригодится. Вдруг ещё снимки понадобятся!

Фотограф несколько раз щёлкнул перед нами своим фотоаппаратом.

— Карточки, — пообещал он, — будут готовы через два дня.

— Это ужасно! — возмутился Кирилл Яковлев.— У меня телеграмма. Я сегодня после концерта должен выехать на киностудию. Вы понимаете, что случится, если я не привезу режиссёру фотографий вот этого будущего молодого артиста?! Весь цирковой зверинец, который будет сниматься в фильме, завоет!

— Ай-ай-ай! — захныкал фотограф. — Все думают: фотограф не человек.

Он начал жаловаться, что лаборантка больна и некому печатать карточки. Сам же он не может печатать. Он должен снимать. Иначе его задушит очередь. И всё же, добавил он, если Кирилл Яковлев пригласит его вечером на концерт, то он, фотограф, вышлет ему карточки на следующий день. Если же ему не удастся попасть на представление, то он будет мучиться всю жизнь. Будет мучиться так, как если бы он потерял лотерейный билет, по которому выиграл автомобиль.

Мне стало его жалко. Потерять лотерейный билет, который выиграл автомобиль?! Да от этого утопиться можно! Кирилл Яковлев тоже пожалел фотографа. Дал ему записку, чтобы пропустили на представление. И свой адрес оставил, куда фотограф должен будет прислать наши снимки.

Он ещё раз поблагодарил Кирилла Яковлева и выпустил нас через запасную дверь.

На улице Кирилл Яковлев дал мне записку для моих родителей, чтобы не ругали меня. Ещё велел вручить им два билета на представление. Мне билет клоун отдельно подарил.

На прощанье Кирилл Яковлев сказал:

— Если режиссёр даст согласие на тебя взглянуть, я сразу напишу твоим родителям. Без их согласия нельзя.

Я подумал, что мама и бабушка обязательно согласятся. С папой будет потруднее. Он не любит, чтобы я разбрасывался. Но он добрый. И в конце концов я его уговорю. Но всё-таки лучше им пока ничего не говорить.

Всё это я подумал про себя. Клоуну же только мотнул головой. Он пожал мне руку.

И мы разошлись.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

САМЫЙ ДОРОГОЙ БИЛЕТ

Можешь отрезать мне кусочек языка

Иду я по направлению к дому и про себя большую и малую клятвы даю: держать язык за зубами. При большой клятве нужно поднять правую руку вверх. Я поднял её, а в ней кулёк, который сунул мне Кирилл Яковлев, когда мы от фотографа уходили. С пирожными. Я про них совсем забыл. Что же мне с ними делать? Принесёшь домой, будут допытываться: «Откуда взял?» Ответишь: «Подарили!» — накинутся: «Зачем клянчил?» Начнёшь оправдываться: «Не клянчил — угостили!» — заругают: «Почему до обеда сладким напичкался?»

Постоял я немного. Вижу, урна у ворот стоит. Я около неё кулёк и положил. Кто-нибудь заметит его и пирожные съест. Не пропадать же им!

Отошёл я. Обратно вернулся. Совестно стало: подарок Кирилла Яковлева в мусор кидаю! Поднял кулёк. Иду. Лидка откуда-то появилась. Как всегда — кстати.

— Я на вокзале была, — затрещала. — Думала, что ты уехал поступать в цирк. Тебя вся школа ищет. Я твой портфель к вам домой принесла, бабушка твоему папе позвонила. Он — твоей маме. Она — моей. Интересно как! Обе мамы прибежали домой. Забыли про ссору. Вместе куда-то понеслись...

— Может, по радио передавали, что пропал мальчик Илья Ильюшин? Приметы — веснушки?..— перебил я Лидку.

Она растерялась.

— Не знаю. Не слушала радио. Может, и передавали.

— Эх ты! Самое главное прозевала! — упрекнул я её.

Лида отвернулась и обиженно заморгала.

— На, ешь, — решил я её утешить. И протянул кулёк.

Лида раскрыла его. Посмотрела на пирожные, вернула мне их обратно.

— Не возьму! Скажи сперва, кто тебе их дал?

Я сунул ей кулёк в руки. И сказал те же слова, что мне Кирилл Яковлев говорил:

— У нас, клоунов, положено так: угощают — отказываться нельзя. Так что, старуха, действуй! Выбирай по вкусу.

— Как это «у нас, клоунов».?

Ты что теперь — клоун? Ты же фокусник. Я твоя помощница.

— Фокусы тоже пригодятся, — выпутался я. — Вообще-то я клоуном стал. — И, чтобы не проговориться о киношной тайне, добавил: — На всю жизнь.

— А я?

— Тебе бы всё «А я?»! Так это просто! Ты же девчонка... Много ты видела клоун... тьфу, даже выговорить трудно... клоун-их?

Лида опять заморгала. Не могу видеть, когда она жалобно моргает!

— Ладно, так и быть, попробую похлопотать, — успокоил её.

Лида обрадовалась.

— Как это похлопотать?

— Сам не знаю. Ешь пирожные.

— Давай вместе. Вдвоём веселей.

Я подумал: вдвоём и вправду веселей.

— Разве говорят — клоуниха? . . — продолжала она допытываться.

— Не мешай, — прервал я ее. — Не знаю, что с тобой делать. Мало того, что ты девчонка. Ещё и веснушек у тебя нет. Попробуй сделай из тебя клоуниху...

А про себя подумал: «Что, если Кириллу Яковлеву про Лидку рассказать? Может, он сё в дочери возьмёт. Ну а то, что у неё нет веснушек... Бывает же: у сына есть, а у дочери нет».

— Вечером посоветуюсь с одним человеком, — пообещал я. — Завтра ответ тебе дам.

— Ой! Как долго! — вскрикнула Лида, приканчивая последнее пирожное.

— Ничего. Потерпишь. — И предложил: —А сейчас поклянись самой страшной клятвой, что не проболтаешься никому!

Лида высунула язык... и уколола его булавкой, которую выдернула из воротника.

— Проболтаюсь, отрежь мне кусочек языка! —