Стендинг или правила приличия по Берюрье, стр. 109

Мы катим в направлении Брид-ле-Бэн по этой прекрасной и утоляющей жажду Савойе.

На память школе Толстый оставляет свой ни на что не пригодный драндулет, такой же неприкаянный и потрепанный, как его великодушный хоззян-дароносец.

Мы помогли нашим лионским коллегам и, благодаря показаниям Дюпанара, можно надеяться, что будет арестован и мнимый Авель Канто, и станет, наконец, ясно, что случилось с настоящим! Бывший морской бродяга во всем признался: банда рондурасских террористов, пытаясь найти в школе союзника, вступила с ним в контакт, пообещав за услуги кругленькую сумму. И Дюпанар согласился. Он провел Долороса в школу, чтобы «прикончить самоубийством» Кастеллини. Он же заметил Матиаса на лестнице, когда стоял на карауле во время этой операция. Он подумал, что знаменитый преподаватель по пулевым отверстиям видел, как сбросили того, и сообщил об этом своим «нанимателям», которые и попытались нейтрализовать Рыжего. И это, по существу, их и погубило.

В тот день, когда Бардан, встревоженный открывшимся ему обманом, вернулся в школу, чтобы рассказать обо всем директору, в его приемной он что-то болтнул этому тихому малому на побегушках. Роковое стечение обстоятельств! Дюпанар понял, что все может провалиться. Он испугался и предложил несчастному Бардану пропустить рюмочку «для поднятия духа», и эта рюмочка того, собственно, и погубила. А поскольку этот типчик кроме всего прочего был еще ночным сторожем, мнимый Авель Канто смог совершенно спокойно установить свою адскую машинку! Сначала он хотел ее спрятать в санчасти, потому что это помещение было очень крошечным, и у него было больше шансов поразить свою знаменитую мишень, но мы с Ракре помешали ему. Тогда он был вынужден искать другое место и выбрал телевизионный салон. Он замаскировал бомбу в трубе подставки телевизора. Взорвать бомбу должен был по радиопередатчику Дюпанар.

— Над чем ты опять ломаешь голову? — с тревогой в голосе справляется у меня Его Высочество.

Удачно проведя операцию, он уже как-то забыл о своей крупной душевной неудаче.

— Я от начала до конца мысленно пробежал это дело, Толстый! Я всегда так поступаю, перед тем как предать дело пыли забвения.

— Да, мы не раз о нем вспомним, — соглашается он.

— Да нет, Берю, наоборот, мы его быстро забудем и выкинем из нашей памяти.

— С графиней будет посложнее! Как она меня унизила, эта дрянь!

— Твоя графиня исчезнет из твоего прошлого, как и все остальное. Когда ты встречаешься с людьми, вещами, то кажется, что ты их уже давно знал, но как только ты с ними расстаешься, кажется, что ты их вовсе и не знал…

Он пожимает плечами.

— Ты прав. Отныне я буду больше внимания уделять моей Берте. Когда я так много говорил о ней в своих лекциях, до меня дошло, как я к ней привязан!

На закате дня мы останавливаемся у гостиницы «Отельпансионат Пузо Махатмы Гранди», в которой остановилась Б.Б. (не путать с другой Б.Б. —Брижит Бардо).

Толстый хорошо знает хозяина гостиницы, и тот по знакомству сделал для него большую скидку, потому что сезон уже заканчивался.

Консьерж сообщает нам, посмотрев на доску с ключами, что госпожа Берюрье находится у себя в номере, от чего Мастодонт приходит в дикий восторг.

— Ты отдаешь себе отчет, — говорит он, смело поднимаясь по лестнице, — моя малютка ведь могла пойти погулять, но, нет: она замуровывает себя в своей комнатенке, чтобы подольше подумать о своем Александре-Бенуа и наслаждаться тем, что она худеет. Боже милосердный, как же я мог доставлять неприятности подобной супруге!

— Сейчас ты искупишь все твои грехи, — утешаю я его. — У тебя впереди целая жизнь, чтобы превратить ее жизнь в многоцветный рай.

Мы останавливаемся перед дверью с номером 22, что на жаргоне означает «атас» (положение жены полицейского обязывает). Тук-тук! Стучит указательным пальцем толстяк Берю.

Нам отвечает взрыв смеха. Тучного, обильного, радостного органического смеха, который чем-то напоминает бульканье опрокинутой винной бутылки. Берю смотрит на меня и улыбается.

— Она, должно быть, читает отрывной календарь «Вермо», говорит он.

И открывает дверь.

С первого взгляда комната кажется пустой, но мы все-таки решаемся войти. И перед нами открывается необычное зрелище. Берта Берюрье, в ванной комнате, в одной комбинации, сидит на коленях здоровенного мужика не менее десяти пудов весом. Мужик в одних плавках. Никогда еще такая куча живого мяса не сидела на одном биде (потому что громила сидит на биде). Никогда, никогда в жизни я не видел такого скопления сала в таком тесном пространстве. Ванная полна серого и пахучего дыма, и все кажется нереальным в этом чаду. На кафельном полу ванной стоит походная газовая плитка, на плитке чадящая сковорода, на которой в почерневшем масле жарятся около дюжины сарделек.

— Берта! — вопит Берюрье.

Она подскакивает и опрокидывает сковороду. Растекающееся по полу масло обжигает ступни толстокожего ископаемого. Тот издает звук, похожим на мычанье, от которого лопается эмаль ванны и срывается воронка душа. Чтобы облегчить страдания от ожога, он ставит ногу в умывальную раковину и открывает кран с холодной водой. Пол его тяжестью раковина срывается с кронштейнов и падает ему на вторую ногу. И он снова испускает дикий рев.

За это время Берта пришла в себя и с непринужденным видом восклицает:

— Какой приятный сюрприз! Вот чего не ожидала, так не ожидала, конспираторы вы мои хорошие!

Она подходят к нам, пожимает мне руку, а своего обалдевшего мужика целует в губы.

— Я представляю вам своего соседа по номеру господина Альфонса, говорит она.

Сверхтучный склоняет в поклоне свой бюст мамонта. У него двадцать три спадающих каскадом подбородка и свисающие на грудь щеки.

— Мы с господином Альфонсом убиваем время, — воркует хват-баба с курорта Брид, — жизнь здесь не очень веселая. Ты здесь, так сказать, в одиночестве.

Голос господина Альфонса напоминает тоненький голосок евнуха или сюсюкающей маленькой девочки. Он говорит, что не хочет нас беспокоить, забирает свои штаны размером с воздушный шар братьев Монгольфьер и, прихрамывая, репатриируется в свои владения.