Душитель из Пентекост-элли, стр. 56

– Едва ли. – Сутенер попытался рассмеяться, но задохнулся и засопел пуще прежнего. В конце концов он сильно и надолго раскашлялся. Его массивная грудь ходила ходуном в попытке втянуть глоток воздуха.

Питт, не испытывая к нему никакого сострадания, круто повернулся и покинул комнату, оставив толстяка, чье лицо побагровело от злости, самому справляться со своей одышкой.

Когда позже, в этот же день, Томас решил навестить Альберта Костигана, он взял с собой констебля Бинса. Зная район, они без труда нашли меблированные комнаты, где поселился сутенер Ады. Это было на Пламберс-роу, по другую сторону от Уайтчепел-роуд и Пентекост-элли. Дом был узок по фасаду и сер, как и все дома в этом районе, но комнаты Костигана оказались неплохо обставленными и вполне комфортабельными. Видимо, он любил уют и удобства, а кое-какие мелочи говорили о его пристрастии к хорошим вещам: газовые светильники в витых железных бра, новый ковер и красивый дубовый стол с откидной крышкой и раздвижными ножками.

Сам Альберт оказался невысок ростом и белозуб, с бледно-голубыми глазами навыкате, красивым носом и зачесанными назад волнистыми каштановыми волосами. На первый взгляд, если не заметить обиженного выражения его лица, настороженности и некой резкости движений, он чем-то напоминал Финли Фитцджеймса. Получи этот человек от судьбы шанс стать богатым и уверенным в себе да подучись хорошим манерам, он вполне мог бы сойти за двоюродного брата Фитцджеймса-младшего.

У Питта не было улик против Костигана, кроме слов Джорджа, которые, как свидетельство, ничего не значили. Чего могут стоить слова одного сутенера против другого? Обыск в квартире Берта ничего бы не дал, даже если бы в ней оказались вещи Маккинли. Это легко можно было бы объяснить.

– Вы все еще ищете, кто убил Аду? – с недовольством произнес Костиган. – Так ничего и не нашли? – Его презрение было очевидным.

– У меня есть несколько версий, – ответил Томас, усаживаясь в огромное и удобное кресло. Констебля Бинса он оставил стоять у двери.

Альберт тоже остался стоять, с неодобрением глядя на суперинтенданта.

– Вот вы как? Что еще вы мне скажете? – пробурчал он недовольно.

– А то, что убийство Ады, оказывается, связано с тем, что она наведывалась в район Гайд-парка, – не задумываясь, ответил Питт.

Сутенер, прекратив переступать с ноги на ногу, остолбенело уставился на него:

– Кто сказал, что она туда ходила? Я этого не говорил!

– Вы, очевидно, хотите мне сказать, что ничего об этом не знали? – с невинным видом изобразил удивление Томас. – Полно вам, мистер Костиган! Одна из ваших девиц ходит в богатые кварталы Лондона, уже примелькалась там и стала своей, а вы ничего об этом не знаете? Полагаю, вам с этого ничего не перепадало, а? – Полицейский улыбнулся. – Что, будет кому в этом квартале потешиться над вами?

– Конечно, я знал, – не выдержал Берт, вскинув подбородок. – Считаете меня дураком?! Я не спустил бы этого ни одной из моих девиц. Но убивать за такое не стал бы! Это глупо. Разве с мертвой что возьмешь? – Он не сводил своих больших глаз с Питта; в них были вызов и торжество, словно он одержал над собеседником победу в невидимом поединке.

Томас быстро обвел взглядом комнату и снова посмотрел на Костигана. У него более не было сомнений в том, что сутенер делал на ком-то немалые деньги. Возможно, он говорил правду, кроме разве того, о чем поведал суперинтенданту Жирный Джордж; но тут ложь была вполне уместна, чтобы напакостить конкуренту.

– Вы посылали туда еще кого-нибудь из ваших девиц? – спросил Питт, уже ни на что не надеясь.

Альберт чуть помедлил с ответом, видимо решая, где следует солгать, а где не стоит.

– Нет… только Аду. У нее был класс, – сказал он наконец. Видимо, во всей этой ситуации сутенер прежде всего жалел самого себя и поэтому недовольно косился на констебля Бинса, записывающего все его слова.

– Класс? – с сомнением переспросил Томас.

– Да! – дернув головой, ответил Костиган. – Она умела со вкусом одеваться, была красивой и смешила клиентов. А им это нравилось. Есть красивые девушки, но, увы, они чаще глупы. А Ада была умна и остра на язык. – Он распрямил плечи и уставился на полицейского, явно хвастаясь. – И, как я уже сказал, она красиво одевалась, как и положено проституткам в богатых кварталах. Не так, как наши, которые и понятия не имеют о том, как должна выглядеть леди.

У дверей громко хмыкнул Бинс. Берт воспринял это как недоверие к его словам.

– Ада была леди, да еще какая! – воскликнул он, вдруг рассердившись. – Ее красное с черным платье было не хуже тех, что носят на Хеймаркет. И ботинки с перламутровыми пуговицами. Стоили целое состояние… Девкам в этом квартале такие и не снились.

– Ботинки? – медленно переспросил Питт, чувствуя волнение. Он вдруг осознал весь трагизм этой ужасной истории.

– И ботинки тоже, – коротко подтвердил сутенер, не совсем его понимая.

– Когда вы их видели, мистер Костиган? – Томас бросил взгляд на Бинса, чтобы убедиться, что тот по-прежнему все записывает.

– Что? – удивился Альберт. – Я не понимаю. А почему это вас интересует?

– Припомните! – приказал ему суперинтендант. – Когда вы видели ее ботинки?

– А зачем это? Да, я видел их. – Костиган покраснел, и глаза его засверкали. Он сжал кулаки, и на верхней губе у него появилась испарина.

– Уверен, что вы их видели, – сказал Питт. – Я полагаю, вы отправились в Гайд-парк – возможно, разведать, нельзя ли вам и там иметь свое дело. Или вы уже подозревали, что Ада там понемногу подрабатывает. Именно там вы и повстречались с Жирным Джорджем. Он не преминул сообщить вам, что Маккинли захаживает в Гайд-парк, и не без успеха. Так вы узнали, что она вас обманывает. Вернувшись, вы высказали ей все, что думаете о ее поведении, а она заявила вам в ответ, что вы ей больше не нужны и плакали ваши большие деньги. Вы, возможно, решили припугнуть ее, да только она была не из пугливых. Вот тогда вы потеряли контроль над собой, произошла ссора, и вы убили ее. Возможно, вы не хотели этого, возможно, даже не помышляли, но ваше самолюбие было слишком уязвлено. Допускаю даже, что она посмеялась над вами. Вы больно сжали ей горло и прежде чем опомнились, она была уже мертва.

Костиган смотрел на полицейского, слишком ошарашенный, чтобы что-то сказать. Лицо его исказилось от страха.

– А когда вы поняли, что она мертва, – продолжал тот, – вы надели ей на руку повязку для чулок и застегнули и связали ее башмаки, сделав все так, будто это злая шутка клиента, некий садистский ритуал. А потом ушли.

Берт судорожно глотнул воздух. Во рту у него пересохло, кровь отлила от лица.

– Вас видели. – Томас не останавливался, торопясь сказать все, что хотел. – Думаю, если спросить Розу Берк, она узнает вас. А Нэн Салливан узнает ваше пальто. Она когда-то работала швеей на фабрике, и у нее наметанный глаз. Альберт Костиган, вы арестованы за убийство Ады Маккинли…

Сутенер, издав вздох полного отчаяния, рухнул в кресло и от охватившего его ужаса не смог вымолвить ни слова.

Глава 7

– Слава богу, – облегченно промолвил Джон Корнуоллис и, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на Питта. В противоположном конце ложи Шарлотта и ее мать Кэролайн, склонившись, с интересом смотрели в партер на входившую и выходившую публику. Половина спектакля была уже позади.

Джошуа Филдинг, новый муж Кэролайн, был звездой спектакля. Томасу было немаловажно знать, как воспримет его начальник новость о том, что мать его жены вышла замуж за актера, который к тому же был на много лет ее моложе. Но если Корнуоллис и нашел в этом что-то необычное, то, будучи человеком воспитанным, и виду не подал. Равным образом он ничего пока не сказал и о спектакле – довольно эмоциональной и ломающей каноны драме, которая поднимала непростые вопросы. Если бы суперинтендант узнал содержание пьесы раньше, он едва ли рискнул бы пригласить на нее своего начальника. С Микой Драммондом все было по-другому. Питт хорошо знал его пристрастия и слабости, знал, что могло оскорбить его чувства, а что нет. Новый же шеф пока оставался для Томаса незнакомцем. Они слишком мало работали вместе – по сути, только над делом Ады Маккинли, а оно оказалось не таким сложным и опасным, каким грозило стать вначале. Его вполне можно было не передавать Томасу. Но кто мог знать это тогда?