Ритуал, стр. 11

И все-таки он продолжал подходить ближе, хотя и не очень понимал почему. Не похоже было, чтобы его лепет давал какой-нибудь результат. В следующий миг она нанесет удар.

Дорн ломал голову над тем, как достучаться до ее сознания, и ему показалось, что прошла уйма времени, прежде чем он нашел выход. Он вдохнул воздуха и запел одну из первых песен, что услышал в ее ислолнении, песню о том, как хорошо лететь в вышине вместе с ветром над просторами Фаэруна.

Как и следовало ожидать, звучало это ужасно, грубо и фальшиво. Он не пробовал петь с того самого дня, когда красный дракон убил его родителей. Змей вырвал желание петь вместе с его рукой и ногой.

Но как бы плохо не звучала песня, Кара мало-помалу перестала дрожать. Все еще продолжая напевать, Дорн подобрался достаточно близко и осторожно погладил голову певчей драконихи.

Кара вздохнула, закрыла глаза и стала уменьшаться, принимая человеческий облик. Когда превращение завершилось, она крепко прижалась к Дорну.

– Спасибо, – шепнула она.

Как всегда, ее прикосновение пробудило в охотнике какое-то приятное и странное ощущение, и это обеспокоило его. И все же секунду-другую он терпел ее объятия, прежде чем отстраниться.

– Ты в любом случае справилась бы с безумием, – сказал он.

– Может, и нет. Становится все хуже.

– Понятно, значит, я был не прав, позволив тебе участвовать в ненужном бою.

– Как будто ты смог бы остановить меня, – улыбнувшись, ответила Кара.

Дорн почувствовал, как его губы растянулись в ответной усмешке:

– Ну, значит, ничего не поделаешь. – Ему снова стало неловко, и он поспешил завершить разговор. – Надо бы взглянуть, что тут произошло.

Она склонила голову, будто пряча лицо.

– Да, конечно.

Убедиться, что Рэрун и Шатулио не пострадали и что медный дракон справился с бешенством, было делом одной минуты. После этого они занялись жителями поселка.

Простой люд ужасно боялся спасителей, несмотря на все то, что они сделали для их защиты. Дорну было горько это видеть, но он понимал, что жители правы, опасаясь во время бешенства любого дракона, и знал, что сам похож не то на тролля, не то на демона. Даже арктический гном, Рэрун, был диковинкой во внутренних областях Дамары, а значит, не внушал доверия.

Кара негромко пропела рифмованное двустишие и сделалась еще прекраснее. Дорн вынужден был бороться с собой, чтобы не таращить на нее глаза. И заклинание не просто добавило ей красоты. Кара выглядела теперь добродетельным, прямо-таки святым созданием, каждое слово которого исполнено мудрости и правды.

Окутанная этим колдовством, она смогла успокоить страхи поселян и начать приводить деревушку в порядок, распределяя работу. Вскоре уцелевшие жители уже ухаживали за ранеными, женщины занялись стряпней, пастухи отправились собирать разбежавшихся овец и коз. Шатулио при помощи иллюзий сотворил нечто вроде кукольного театра, чтобы помочь младшим детям позабыть о пережитых ужасах. Когда позволяло время, Кара общалась с теми, кто больше других пострадал от жестокости и утрат. Она выслушивала их тоскливые жалобы, брала их за руки и шептала слова утешения.

Дорн наблюдал за всем этим со стороны, понимая, что не может ничем помочь. Он не умел красиво говорить. Единственное, что он умел, – убивать.

Через некоторое время возле него принялся бесцельно слоняться Рэрун. Щеки и борода гнома все еще были забрызганы кровью разбойников, однако лезвие своего ледоруба он уже начистил до блеска. Карлик был очень скрупулезен, когда дело касалось оружия. Он объяснил однажды, что на Великом Леднике, где прошла его юность, оружие и инструменты доставались слишком тяжело, чтобы относиться к ним небрежно.

Двое охотников наблюдали за тем, как Кара, обнаружив в укромном уголке изувеченную собаку, голосом и лаской успокоила ее, а потом добила внезапным и точным ударом кинжала.

– Хорошая женщина, – сказал Рэрун.

– Она не женщина вовсе, – отозвался Дорн.

– Почти, – ухмыльнулся карлик. – Во всяком случае, на мой взгляд. Ведь если верить родовому преданию, кое-кто из моих предков женился на медведицах.

Дорн фыркнул.

– Ты ненавидишь ее за то, что она дракон, – продолжал Рэрун. – Но я думаю, что теперь это уже не так.

– Может, и нет.

– Тогда я спрашиваю, чего ты дожидаешься? Это ведь рискованное дело – болтаться по всему Северу, где на каждом шагу то взбесившиеся змеи, то еще какие-нибудь напасти, и совать нос в проклятые склепы, тревожа призраков в могилах. Я и хотел бы надеяться, что мы узнали достаточно, чтобы со всем этим справиться, но не дал бы за это зуба моей матушки.

– Ты воображаешь то, чего нет. Может, я и не ненавижу Кару, но и не могу желать существо вроде нее.

Рэрун пожал могучими плечами:

– Разумно, если ты в самом деле чувствуешь, что она тебе не подходит. Я-то боялся, беда в том, что глубоко в душе ты думаешь, будто недостаточно хорош для нее. Если так, то ты ошибаешься.

Часом позже они снова были в пути, на тропе, которая, как утверждали селяне, вела их прямиком к цели. Очевидно, они уже почти достигли ее. Рэрун и Кара, в конце концов, разобрались, куда идти.

Дорну тоже не терпелось добраться до места, но его энтузиазма поубавилось, когда они перевалили через гребень горы. Взглядам путников предстали серые скалы, внушительные стены, высокие башни и белое царство льда. Далеко впереди сверкали разноцветные пятнышки, и Дорн знал, что раз он может разглядеть их на таком расстоянии, значит, они должны быть огромными.

Рэрун, с его острым зрением, видел их еще лучше.

– Вот проклятие! – выругался карлик.

Глава 2

Хотя верхние этажи башни Огненных Пальцев были не такими просторными, как нижний, но все же столь вместительными, что Тэган заподозрил: маг с помощью заклинания сделал их изнутри больше, чем снаружи. В столовой можно было усадить сразу пару дюжин магов Фентии. Старик пригласил всех позавтракать с ним, прежде чем заняться неприятным делом приведения в порядок рабочей залы, пострадавшей от дракона.

Тэган и Дживекс, как почетные гости, сидели по правую руку от хозяина. Эльфийский маг Рилитар Тенистая Вода сидел рядом с ними. Наверное, Огненные Пальцы решил, что Тэган будет рад обществу представителя своей расы, хоть и несколько другой ее ветви.

Казалось, Рилитар тоже так считает, хотя на самом деле его фамильярность несколько раздражала Тэгана. А может, дело было в натянутой атмосфере всего этого собрания. Кое-кто из магов, оставшихся на поле боя, чтобы сражаться с латунным драконом, откровенно презирал тех коллег, что сбежали. Те обижались на любые намеки на их трусость, чем, похоже, только подтверждали мнение остальных.

Так, Фоуркин Одноглазый ввязался в особо язвительную пикировку с Рваным Плащом, магом, который всегда кутался в серую мантию с капюшоном. Рваный Плащ сидел, не притрагиваясь к пище, чтобы во время трапезы кто-нибудь случайно не увидел его лица.

– Я не сбежал, – монотонно повторял Рваный Плащ писклявым тенором. – Я просто закутался в невидимость. Вот почему ты меня не заметил.

– Лжец, – презрительно бросил Фоуркин. На его жирных черных волосах блестела полоска света.

– Возьми свои слова назад.

– Нет.

Профессиональный опыт Тэгана позволял ему распознавать прелюдии к свирепым перебранкам. Но дальше этого дело не пошло, поскольку мускулистый привратник Огненных Пальцев, Бэлрик, появившись в зале, привлек всеобщее внимание.

Повернувшись к хозяину, он объявил:

– Прибыл начальник стражи.

– Вот как? Что ж, проси, – кивнул Огненные Пальцы.

Бэлрик ввел в столовую плотно сбитого, сурового мужчину средних лет. Вновь прибывший был одет по моде, принятой на берегах Лунного Моря, хотя одеяние его не впечатлило бы повес светского Лирабара. На его груди, поверх черного бархатного камзола, висела цепь, а на боку – меч с золотой рукоятью в золоченых же ножнах, видимо еще один символ власти. За ним тащились секретарь и пара воинов, вооруженных алебардами. Все маги поднялись, чтобы приветствовать его, хотя некоторые из них сделали это весьма небрежно.