После, стр. 62

– Как ты считаешь… Только не сердись… но ты уверена, что это неправда? Может, он тебя любит?

– Что? Конечно, нет. Я даже не уверена, что нравлюсь ему. Я имею в виду, что когда мы с ним наедине, он настолько другой, что может показаться заботливым. Но я знаю, что он меня не любит. Он не способен любить никого, кроме себя.

– Я на твоей стороне, Тесса, – говорит Лэндон. – Но когда мы уезжали, я заметил его взгляд: у него разбито сердце. И ты сама не была бы так убита горем, если бы не была влюблена.

Это неправда! Мое сердце рвалось на куски, когда он целовал Молли, но я его не люблю.

– Ты его любишь? – просто спрашивает Лэндон.

Я отвечаю слишком быстро и слишком неестественно:

– Нет, я не люблю его… он… ну… он придурок. Я знаю его меньше двух месяцев, и половину из этого времени, все это время мы с ним воевали. Нельзя полюбить кого-то за два месяца. Особенно, если этот кто-то такой дурак.

– Ты это уже говорила, – сообщает Лэндон.

Мелькает чуть заметная усмешка, впрочем, он пытается сохранить невозмутимость. Мне не нравится эта странная тяжесть в груди, когда мы говорим о любви к Хардину. Меня начинает подташнивать, в тесном салоне душно. Приспускаю стекло и прислоняюсь к окну, чувствуя головой слабый поток воздуха.

– Хочешь вернуться к нам или подбросить тебя до общежития? – спрашивает Лэндон.

Я хочу поехать в общежитие и свернуться клубочком на кровати, но боюсь, что там окажутся Стеф или Хардин. Шанс, что Хардин придет в дом своего отца, настолько мал, что ехать туда представляется мне лучшим решением.

– К вам, только не могли бы мы заскочить в мою комнату, чтобы я взяла кое-что из вещей? Извини, что постоянно прошу тебя возить меня туда-сюда.

– Тесса, тут маленькие расстояния, и ты мой друг, хватит благодарить и извиняться, – сурово произносит Лэндон, но его ласковая улыбка заставляет меня рассмеяться.

Он лучший парень, которого я тут встретила, и мне очень повезло, что мы познакомились.

– Ладно. Разреши уж мне последний раз поблагодарить тебя за то, что ты такой замечательный друг, – говорю я, и он шутливо хмурится.

– Пожалуйста. А теперь пошли в комнату.

Лихорадочно собираю одежду и книги. Я чувствую, что никогда больше не останусь в этой комнате. Это будет первая ночь за эти дни, когда я буду спать без Хардина. Я начала привыкать к нему, как глупо. Беру из ящика телефон и возвращаюсь в машину Лэндона.

Когда мы добираемся до дома, уже больше одиннадцати. Я совершенно без сил; хорошо, что Кен и Карен легли. Лэндон ставит в микроволновку пиццу, и я съедаю один из приготовленных сегодня кексов. Урок выпечки с Карен, кажется, состоялся неделю назад. Это был очень долгий день, так хорошо начавшийся с Хардина и стажировки, – а потом он все испортил, как он всегда делает.

Мы едим пиццу и поднимаемся наверх. Лэндон показывает мне гостевую комнату, где я ночевала прошлый раз. То есть не совсем там, потому что меня разбудил крик Хардина. Когда я познакомилась с ним, время потеряло смысл; все произошло так быстро… Голова кругом, когда я думаю о времени, когда нам было так хорошо, и эти периоды перемежаются многочисленными ссорами. Вновь благодарю Лэндона, и он закатывает глаза и удаляется в свою комнату. Включаю телефон, обаруживая множество эсэмэсок от Хардина, Стеф и мамы. Стираю все, не читая, кроме маминых. Я уже знаю, что в них, но на сегодня с меня достаточно. Отключаю звук входящих и эсэмэс, надеваю пижаму и забираюсь в постель.

Мне надо проснуться через несколько часов. Завтра будет длинный день. Если бы сегодня утром я не пропустила занятия, я бы просто осталась дома, то есть здесь. Или в общежитии. Зачем я убедила Хардина вернуться на литературу? Поворочавшись в постели, смотрю на часы: почти три. Несмотря на то что этот день сначала был лучшим в моей жизни, а потом оказался худшим, я так устала, что даже не могу заснуть. Не успев осознать, что делаю, я оказываюсь перед дверью в спальню Хардина. Вхожу. В комнате никого нет. Открываю ящик и достаю оттуда белую футболку. Я уверена, что он ее никогда не надевал, но мне все равно: снимаю свою футболку и надеваю его. Затем ложусь и утыкаюсь в подушку. Мятный аромат Хардина заполняет ноздри – и я, наконец, засыпаю.

Глава 62

Проснувшись, не сразу понимаю, что Хардина нет рядом. Солнце мирно светит в окно. Я замечаю в комнате чью-то фигуру и быстро сажусь, стряхнув остатки сна. Когда глаза привыкают к освещению, я убеждаюсь, что не сошла с ума.

– Хардин? – спокойно здороваюсь я, протирая глаза.

– Привет, – отвечает он. Хардин сидит в кресле, поставив локти на колени.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – восклицаю я.

В груди поднимается знакомая боль.

– Тесса, нам нужно поговорить.

Он склоняется ко мне, замечаю мешки у него под глазами.

– Ты смотрел, как я сплю?

– Нет, конечно, нет. Я зашел пару минут назад.

Интересно, мучают ли его кошмары, когда меня нет рядом? Если бы я не видела их сама, я подумала бы, что это часть спектакля, но я помню, как он метался весь в поту, и видела в его глазах настоящий страх.

Я молчу. Я не хочу с ним ругаться. Просто хочу, чтобы он ушел. С отвращением я понимаю, что на самом деле не хочу, чтобы он уходил, но понимаю, что он должен это сделать.

– Нам надо поговорить, – повторяет он.

Я отрицательно качаю головой. Он проводит обеими руками по волосам и глубоко вздыхает.

– Мне пора на занятия, – говорю я.

– Лэндон уже уехал. Я отключил твой будильник. Сейчас уже одиннадцать.

– Ты что!

– Ты поздно легла, и я подумал, что ты… – начинает он.

– И ты еще смеешь… Уходи!

Вчерашние страдания еще слишком свежи, к тому же во мне кипит обида, что я пропустила утренние занятия. Но не хочу показывать слабость – иначе он за нее ухватится. Он всегда так делает.

– Ты в моей комнате, – говорит он.

Я вылезаю из постели, не думая, что я в одной футболке, его футболке.

– Ты прав. Я пойду, – говорю я, удерживая комок в горле и слезы, грозящие пролиться в любой момент.

– Нет, я хотел сказать… я хотел спросить: почему ты в моей комнате? – мрачно спрашивает он.

– Не знаю… просто… не могла заснуть, – признаюсь я. Нужно прекратить этот разговор. – И на самом деле это не твоя комната. Я провела здесь столько же ночей, что и ты. Сейчас даже больше.

– В своей футболке не спится? – спрашивает он, глядя на белую футболку.

Конечно, он смеется надо мной!

– Давай, подразни меня.

Чуть не плачу. Он глядит на меня в упор, но я отвожу взгляд.

– Я тебя не дразню. – Хардин встает и делает шаг ко мне. Я пячусь назад, вытягивая руки перед собой, и он останавливается. – Просто выслушай меня, ладно?

– Что ты еще можешь сказать, Хардин? Мы всегда так поступаем. Мы же снова и снова ругаемся, и с каждым разом все хуже. Я больше не могу. Не могу.

– Я же попросил прощения за то, что ее целовал.

– Я не об этом. То есть и об этом тоже, но это мелочь. И то, что ты этого не понял, доказывает, что мы понапрасну тратим время. Ты никогда не станешь тем, кто мне нужен, а я не буду такой, какой ты хочешь меня видеть.

Я вытираю глаза, он глядит в окно.

– Но ты такая, какой я хочу тебя видеть, – говорит он.

Хотела бы я ему верить. Хотела бы, чтобы он не был таким бесчувственным.

– Нет, – только и могу ответить я.

Не хочу плакать перед ним, но не могу сдержаться. Я так часто плакала при встрече с ним, что если я снова запутаюсь в его сетях, так и получится.

– Что «нет»?

– Ты не хочешь, чтобы я была такой; ты ничего не делаешь, но ты ранишь меня.

Прохожу мимо него, пересекаю коридор и захожу в гостевую комнату. Там надеваю джинсы и собираю вещи. При этом Хардин следит за каждым моим движением.

– Ты слышала, что я вчера тебе сказал? – наконец спрашивает он. Я надеялась, он не будет поднимать эту тему. – Ответь.

– Да, я слышала, что ты сказал, – подтверждаю я, пытаясь не смотреть в его сторону.