Алмаз раджи. Собрание сочинений, стр. 22

Должно быть, второй залп наших ружей устрашил мятежников, потому что нам удалось без дальнейших помех с их стороны донести раненого доезжачего до блокгауза и положить в дом. Бедный старый товарищ! Он ни разу не произнес ни одной жалобы с тех пор, как начались наши смуты, и до этой минуты, когда мы положили его в дом умирать. Он держал себя как герой в коридоре шхуны, позади матраца, загораживавшего проход. Каждое приказание исполнял он верой и правдой, не противореча ни одним словом. Он был лет на двадцать старше самого старого из нас. И вот теперь этот верный слуга должен был умереть!

Сквайр опустился около него на колени, поцеловал его руку и заплакал как ребенок.

— Доктор, я умру? — спросил Том.

— Да, дорогой мой, — ответил я, — вам не поправиться!

— Хотелось бы мне пустить им еще одну пулю! — прошептал умирающий.

— Том, — со слезами проговорил сквайр, — можете вы простить мне, что я был невольной причиной вашей смерти?

— Что вы, что вы, сквайр, за что вам просить у меня прощения? Но уж если непременно хотите, то пусть будет по-вашему! Аминь!

Через несколько минут он попросил, чтобы кто-нибудь прочел молитву.

— Так уж обыкновенно делается! — сказал он, точно извиняясь.

А немного спустя после этого он тихо скончался, не проговорив больше ни одного слова.

За это время капитан, у которого, как я давно заметил, грудь и карманы подозрительно оттопыривались, вытащил оттуда целую массу вещей. Здесь были английские флаги, библия, клубок крепкой веревки, перо, чернила, корабельный журнал, свертки табаку. Отыскав на дворе длинный шест, он при помощи Гунтера укрепил его на доме в том месте, где бревна скрещивались, образуя угол. Затем он влез на крышу и собственными руками привязал и расправил английский флаг. Сделав это, он, видимо, успокоился, вернулся в дом и начал разбирать вещи, точно для него не существовало ничего более важного. Впрочем, это не мешало ему наблюдать издали и за умирающим Редрутом, и, как только тот скончался, капитан принес другой флаг и покрыл им тело.

— Не горюйте так, сэр, — сказал он, пожимая руку сквайру. — Ему теперь хорошо. Кто умирает, исполняя свой долг по отношению к другим, за того нечего бояться. Эта смерть — святая!

Затем он отвел меня в сторону.

— Доктор Лайвесей, — сказал он, — через сколько недель вы и сквайр ожидаете вспомогательный корабль?

Я ответил, что приезда этого судна нужно ожидать не только недели, но и целые месяцы, так как Блэнди собирался посылать за нами только в том случае, если бы мы не вернулись к августу, раньше же нечего и надеяться.

— Вы можете сами рассчитать, на какой ближайший срок можем мы надеяться! — прибавил я.

— Ну, так я вам скажу, — проговорил капитан, почесывая у себя за ухом, — что мы поставлены в очень затруднительное положение, и нам придется очень туго, сэр!

— В каком отношении? — спросил я.

— Очень жаль, сэр, что мы потеряли второй груз, вот что я разумею, — отвечал капитан. — В порохе и пулях у нас не будет недостатка, но относительно провизии очень скудно. Да, так скудно, доктор Лайвесей, что, быть может, не приходится жалеть о том, что мы лишились еще одного рта!

И он указал на тело Редрута, лежавшее под флагом. В это мгновение с ревом и свистом пронеслось над крышей ядро и упало далеко от блокгауза в лесу.

— Ого! — сказал капитан. — Снова стреляют! Не довольно еще, видно, сожгли пороху!

При следующем выстреле прицел был вернее, и ядро упало около блокгауза, подняв целое облако песка.

— Капитан, — сказал сквайр. — Форт совсем не виден с корабля. Должно быть, негодяи метят в наш флаг. Не благоразумнее ли взять его внутрь?

— Сорвать флаг! — вскричал капитан. — Ну, нет, сэр, я этого не сделаю!

Кончилось тем, что мы все вполне согласились с ним. Действительно, им руководило не только чувство долга и чести, но и дипломатические соображения: нам важно было показать своим противникам, что мы не боимся их.

Весь вечер стрельба из пушки не прекращалась. Ядра или перелетали через форт, или падали перед ним, или взрывали песок во дворе. Но так как пиратам приходилось целиться очень высоко, то ядра уже по дороге теряли свою силу и зарывались в песок, не причиняя особенного вреда. Рикошета нечего было опасаться и, хотя один раз ядро прошло насквозь через крышу и вышло наружу, мы скоро совсем перестали думать о них.

— Нет худа без добра! — заметил капитан. — Эта стрельба тем хороша, что, наверное, очистила лес от разбойников. Отлив, конечно, сделал уже свое дело, и наши затопленные припасы показались из-под воды. Пускай бы желающие отправились за ветчиной.

Грей и Гунтер первые пошли на берег. Хорошо вооружившись, они выбрались из блокгауза и направились к лесу. Но расчеты наши не оправдались: мятежники оказались смелее, чем мы ожидали, или же они больше доверяли искусству пушкаря Гандса. Во всяком случае, пятеро из них занимались уже тем, что перетаскивали наши припасы из воды в одну из шлюпок, которая находилась тут же. Сильвер, стоя на корме, отдавал приказания. Все люди были теперь вооружены ружьями, которые они, вероятно, достали из какого-нибудь потайного места на острове.

Между тем капитан сидел перед корабельной книгой и вписывал в нее следующее:

«Александр Смоллет, капитан. Давид Лайвесей, корабельный доктор. Абрам Грей, матрос-плотник. Джон Трелоней, собственник шхуны. Джон Гунтер и Ричард Джойс, слуги хозяина, его земляки. Эти лица — единственные, оставшиеся из всего экипажа корабля, высадились сегодня на Остров Сокровищ, имея с собой провизии на десять дней, и подняли британский флаг над блокгаузом. Томас Редрут, слуга и земляк хозяина, убит мятежниками. Джемс Гаукинс, корабельный юнга…»

Я задумался над судьбой бедного Джима Гаукинса. Вдруг из лесу раздался голос.

— Кто-то кличет нас! — сказал Гунтер, стоявший на часах.

— Доктор! Сквайр! Капитан! Гунтер, это вы? — кричал кто-то.

Я бросился к двери и увидел, что Джим Гаукинс, целый и невредимый, перелезает через палисад.

ГЛАВА XIX

Гарнизон в блокгаузе

(Рассказ Гаукинса)

Как только Бен Гунн увидел флаг, он остановился, взял меня за руку и усадил на землю.

— Ну, — сказал он, — это, наверное, ваши друзья выставили этот флаг.

— Напротив, — отвечал я, — гораздо более похоже на то, что это сделали бунтовщики!

— Как! — вскричал он. — Неужели в таком-то месте, как это, где никто не бывает, кроме «джентльменов удачи», Сильвер стал бы вывешивать британский флаг! Нет, в этом не может быть никакого сомнения: это ваши друзья. Наверное, схватка уже была, ваши друзья одержали верх и вот теперь заперлись в старом форте, который много лет тому назад был построен Флинтом. О, это был человек с головой! Осилить его мог разве только ром. И уж он-то никого на свете не боялся, вот разве только Сильвера!

— Ну, хорошо, может быть, вы и правы, — заметил я. — Тогда мне тем скорее хочется вернуться к своим!

— Нет, дружище, — сказал Бен, — подождите еще. Вы хороший мальчик, если я не ошибаюсь, но вы все-таки еще только ребенок, не более. Да, а Бен Гунн не промах, это всякий скажет. И он не пойдет туда с вами, его не заманишь даже ромом. Да, он не польстится даже на ром, пока не увидит вашего джентльмена, и тот не даст ему своего честного слова. Не забудьте же моих слов! «Бену Гунну нужно ручательство (так вы и скажете), без этого он не может прийти». И затем вы ущипнете его за руку.

Он в третий раз с самым лукавым видом ущипнул мою руку.

— А если Бен Гунн понадобится, вы знаете, Джим, где его найти: как раз в том месте, где мы встретились с вами сегодня. И тот, кто придет к нему, должен держать в руке белый платок и должен прийти один, «У Бена Гунна, скажете вы, есть на то свои причины».

— Хорошо, — сказал я, — кажется, я понял вас. Вы желаете что-то предложить нам и хотите видеть сквайра или доктора. И найти вас можно там, где я увидел вас сегодня. Это все?