Большая Берта, стр. 33

Эти печальные раздумья помогли мне пересечь сад.

Мы достигли невысокого крыльца. Толстобрюхий послушно брел рядом с Бертой, с трудом переставляя ноги и тяжело дыша. Я подумал, что, сбрось он килограммов сто, его бронхам изрядно полегчало бы. Честное слово, он походил на шар. Глобус. На его телесах можно было изобразить все пять частей света. Но откровенно говоря, не хотел бы я тогда оказаться ни на Огненной Земле, ни в Южной Африке.

Боров выкинул-таки номер, когда взобрался по ступенькам. Мое неожиданное появление ошеломило его, но, приблизившись к спасительному убежищу, этот гад обнаружил удивительную прыть. Я не успел вмешаться. Сезарин ударил Берту в грудь, она повалилась на меня, я не мог позволить ей упасть: в ее руках была драгоценная ноша. Бочонок с прогорклым жиром резво вкатился в дом, и дверь захлопнулась. Когда я с размаху ударил плечом, внутри сухо щелкнул замок. Ловко сработано!

Но вы меня знаете, в чрезвычайных ситуациях я сбрасываю белые перчатки. Определив на слух местоположение замка, я принялся расстреливать деревянную дверь. Калибр моего дружка позволяет использовать его в случае необходимости в качестве отбойного молотка, щепки полетели в разные стороны. Всадив четыре пули, я мог открыть дверь легким прикосновением ладони.

Что и сделал.

Грохот разбудил карапуза. Пожалуй, участие в безумном предприятии стало малышу надоедать. Должен заметить, детям в наше время не позавидуешь. Отнимая от груди, у них одновременно отнимают всю радость жизни. Несмотря на напряженность момента, я вдруг вспомнил о матери Антуана, до сих пор пригвожденной к опоре моста Мари. Я напрочь забыл вызвать команду из морга. Там ли еще пьянчужка со своим вонючим скарбом?

— Берта, оставайтесь здесь с мальцом! — приказал я. — И без глупостей!

Впервые моя боевая подруга обнаружила легкое беспокойство. Она недоверчиво принюхалась и пробормотала:

— Не вызвать ли полицию, Сан-Антонио?

— Я и есть полиция! — гордо отрезал я и отправился на поиски вислобрюхого.

Я намеревался показать ему, почем фунт изюма, как говаривал один славный кондитер. Да что там, тонна изюма!

Но мои намерения остались пустым бахвальством (в духе увальня Берю). Дом был пуст, дорогие мои. Мебель, конечно, стояла, и довольно невзрачная, но обитатели отсутствовали. Я облазил все от подвала до чердака и два этажа между ними, но не встретил ни единой живой души. В двух спальнях обнаружил разобранные постели, следовательно, в них совсем недавно кто-то нежился. В пепельнице догорала сигарета.

Никого! Пусто!

Я вернулся в прихожую. И какую картину я там застал? Берта “кормила грудью” Антуана. Сопляк вцепился в пышную приманку и рвался покорить этот Монблан! Коровушка скосила на меня нежный взгляд. Иллюзия материнства приятно возбуждала ее, даже облагораживала.

— Пришлось, — пояснила она, — надо же было его успокоить. Маленький негодник страшно рассвирепел. А где бандиты?

— На большой дороге, — пробормотал я. — Сбежали.

— Как?

— Вот именно, как? Хороший вопрос… Все окна закрыты, а двери заперты изнутри.

Можно подумать, мы попали на конгресс фокусников.

Берта пожала плечами, и мордочка упрямого Антуана потонула в бледной плоти.

— Фокусники, скажете тоже, комиссар! Они где-то спрятались, а вы не смогли их найти.

Приняв решение, она оторвала ребенка от груди. Раздался звук, словно вылетела пробка из бутылки шампанского.

— Подержите парнишку, а я пошукаю тут!

Она сунула мне в руки ребенка и удалилась, недоумевая сквозь зубы, за что меня сделали комиссаром полиции. Антуан снова принялся орать.

Интересное расследование, не так ли? Банальным его никак не назовешь. Знаменитый Сан-А с младенцем на руках ловит банду преступников! Осталось только увековечить в камне!

Я вдруг почувствовал, что выдохся. У меня подкосились ноги, и я опустился на банкетку, обтянутую зеленым бархатом. Антуан трепыхался в моих объятиях, сучил всеми четырьмя конечностями. Ярость неутоленного голода буквально разрывала его на части. Он вопил как резаный, маленький трубач! Ротик зиял розовым блюдцем. Малыш не сводил с меня гневного взгляда. Он смотрел с ненавистью на тупицу мужского пола, который, слыша его голодный плач, не способен достать еды. В голубых глазах застыло несказанное презрение. Я живо склонился к нему и пощекотал губами шейку. Малыш вдруг прекратил голосить. Прикосновение сбило его с толку и на секунду отвлекло от желудочных страданий. Я повторил прием. Антуан улыбнулся…

В саду меж статуями занимался рассвет. Ближайшим к крыльцу стоял Людовик XIV. Ей-богу, нужно быть чокнутым, чтобы окружить себя подобными персонажами в мраморе. Хотели бы вы, чтоб на вашей лужайке посреди рододендронов возвышался Король Солнце? Не покажется ли вам, что вы поселились в музее? Нет ничего грустнее застывшего искусства.

У ворот раздался звонок. Я подошел с младенцем на руках и увидел старого краба в фланелевых штанах и латаных очках на носу. Похоже, это был тот самый рыбак, которого мы видели, подъезжая к поместью Рожкирпро.

— Да? — коротко осведомился я.

— Уж извиняйте, — начал истребитель пескарей, — но мне почудилось, что я слыхал выстрелы.

— Старое ружьишко случайно шарахнуло, — успокоил его я.

— Ага, ладно!

Вокруг его рта легкими облачками клубился пар.

— Клюет?

Рыбак пожал плечами.

— Уж четверть века, как не клюет. А вот в прежние времена полными садками носил…

Верно говорят: люди ничего не помнят, кроме своих воспоминаний. Бедолага-рыбак поплелся обратно к своей никчемной удочке вялой походкой работяги на маленькой пенсии.

Я собрался вернуться в дом, но вдруг, потрясенный, замер на крыльце. Глюки начались? Или сказалась усталость? Уж не примкнуть ли мне к тощей когорте святых дамочек, узревших чудо? Решил не торопиться, у меня хватало времени, чтобы разобраться с тем, что со мной происходило. Одиночество весьма кстати, когда сталкиваешься со сверхъестественным.

Однако, друзья мои, я подумал о том, не начать ли кампанию с целью канонизации Людовика XIV. Затея вам не по нутру? Вы припомните войны, которые он вел, отмену Нантского эдикта, свары и склоки при дворе, мадам де Монтеспан (в мужских портках), да? Увы, ваши протесты гроша ломаного не стоят, дорогие мои горлопаны. Несмотря на все свои пороки и зароки, старик Аулу оказался не чужд паранормальных явлений. Хотите доказательства?

Ухватитесь покрепче за подлокотники, сейчас я рубану правду-матку сплеча. Статуя короля дышала!

Глава восьмая

Тсс!

Дыхание было почти незаметно, как и у меня, очевидно. Так, легкое облачко, сразу и не различить.

Но факт есть факт (тревожный): тонкие невесомые завитки выплывали из полуоткрытого рта.

Повторяю, на мгновение я подумал, что спятил. Мое подсознание говорило: “Твой зрачок помутился, приятель”. Затем я присмотрелся повнимательнее, сфокусировал зрение на августейших мраморных губах и убедился окончательно: Людовик XIV дышал!

Мы с Антуаном приблизились к статуе, один поддерживал другого. Капли росы на газоне лопались под моим башмаком, как… [22]

Я сунул руку в рот Короля Солнца. Его не вырвало. Положение монарха, сами понимаете, обязывает к сдержанности. Как бы то ни было, я ощутил теплое дуновение.

Вы любите головоломки? Я не очень. Они меня утомляют. Вот почему я не стал ломать голову и быстренько сообразил, что статуя полая и служит не столько для красоты, сколько для проветривания подземного помещения. Иначе говоря, монарший рот был вентиляционным отверстием.

Не нужно кончать политехнический, чтобы догадаться, что под землей соорудили тайное убежище. С какой целью? Мой приятель Шекспир, если бы пару минут назад не отправился за сигаретами, сказал бы вам то же, что и я: вот в чем вопрос…

На крыльце возникла Большая Берта. Она размахивала руками, словно семафор.

вернуться

22

Хотел вставить потешное сравнение, но оно оказалось чересчур развязным. Когда всюду мерещатся непристойности, интеллигентные люди начинают на тебя коситься, поскольку верхом интеллигентности считается разглядывать непристойности в упор и не замечать их.