Сказки о цветах, стр. 5

Должно быть, они чересчур расшумелись, ибо из воды вынырнула нимфа и окликнула их:

— Эй вы, озорники, нельзя ли потише? Мой отец лег отдохнуть после обеда.

Аполлон, повернувшись к реке, опустил руку с диском, занесенным для броска. И увидел красавицу, не виданную даже среди дочерей богов: белое, как молоко, лицо, зеленые, точно водяные травы, волосы, а груди — налитые спелые яблоки. От изумления он выпустил диск, и тот покатился в воду.

— Красавица, кто ты такая? И кто твой отец? — спросил Аполлон.

— Мой отец речной бог, а я — его дочь Дафна, — гордо отвечала нимфа.

Даже боги способны влюбиться с первого взгляда. Случилось это и с Аполлоном. Ему казалось, что воздух раскалился и только воды реки могут охладить тело. Не согласись дочь речного бога выйти к нему, он отказался бы от прекрасных утренних зорь, от поэзии, даже от дружбы Гиацинта, только бы разделить с Дафной свою судьбу и остаться с ней, — хоть примаком в водяном царстве тестя.

— Дафна, прекраснейшая из прекрасных, я — бог света Аполлон. Выйди ко мне и раздели со мной мою любовь и царство! — предложил Аполлон нимфе.

Дафна тряхнула мокрой головой, и голова ее украсилась короной из сверкающих капель.

— Ты — прирожденная повелительница, даже прекрасная Елена не может соперничать с тобой! — воскликнул Аполлон, протянув Дафне руки.

— Ты горяч, как твое солнце. — Нимфа опустилась в воду, только белое лицо ее покачивалось над потоком, словно водяная лилия.

— Дафна, если ты не выйдешь ко мне, я кинусь к тебе. — Воспылавший страстью Аполлон хотел броситься в реку.

— Постой, не баламуть воду, отец спит — разбудишь его раньше времени, он рассердится и поднимет на реке такие волны, что все лодки перевернутся, — остановила Дафна Аполлона, решив остудить огненную страсть бога.

Подняв со дна реки диск, она кинула его Аполлону со словами:

— Пускай нашу судьбу решают боги. Я полюблю того из вас, кто, метнув трижды диск, дальше кинет его.

Бедный Гиацинт! Он от души желал другу победы, но от волнения у Аполлона дрожала рука, и два первых броска оказались неудачными, а Гиацинт, как ни поддавался другу, метнул оба раза дальше Аполлона.

В третий раз Гиацинту метать не пришлось. Разъяренный Аполлон замахнулся и, метко прицелившись, швырнул диск ему в голову. Гиацинт упал и уснул вечным сном. Дафна была потрясена. Благородный юноша погиб по ее вине!

К ночи, когда над кипарисами поднялся круглый месяц, из реки вышли Дафна и ее подружки. От лучей месяца они зажгли белые, красные, голубые, розовые и желтые свечи и воткнули их в землю, увлажненную кровью Гиацинта.

Вдруг из ближней рощи показалась огненная фигура, еще издали обжигавшая жаром.

— Бежим, нимфы, это Аполлон! — закричала Дафна и кинулась прочь.

Бедная дочь реки, боги отомстили ей, они помутили ее рассудок и указали ей неверное направление— не к реке, а к открытому полю. Горячий ветер уже обжигал ей ноги, страстное дыхание обдавало шею.

Отчаявшаяся Дафна призвала богиню судьбы и попросила превратить ее в лавр. Желание Дафны исполнилось, и перед Аполлоном вырос лавр.

Боги, как и тираны, никогда не признают своей вины, даже если становятся убийцами. Не овладев Дафной, Аполлон продолжал ревновать ее к Гиацинту. Пришел на место гибели друга и взмахом руки погасил свечи.

Аполлон никогда больше тут не появлялся и не знал поэтому, что свечи эти расцвели, как цветы, и испускают запах, резкий, как предсмертный крик юности о несбывшемся счастье. Гиацинты.

ЗАЯЧЬЯ КАПУСТА

Надоело Косому каждый день листья клевера жевать да ольховую кору грызть. Забрался Заяц на крестьянский огород и давай только что посаженную капусту уписывать. Умял Заяц уже немало свежих, сочных листьев, как вдруг приходит крестьянин. От удивления руками всплеснул.

— Послушай, Косой, — говорит крестьянин Зайцу, который уже наелся досыта и рот утирает. — Такого уговора у нас с тобой не было. Я на твою долю не сажал. Коли ты теперь все сгрызешь, так у меня ни одного кочана не вырастет, нечего мне по осени квасить будет.

— Квасить? — удивился Заяц. — На что капусту квасить? Она и так вкусна.

— Да куда ей теперь до квашеной? Ты лучше огород не трогай, а зимой приходи ко мне квашеной капусты отведать.

Обещал Заяц огород не трогать. Летом заботы мало — клевера полны поля, на лугах травы сколько душе угодно — хоть хвостом от радости маши, да уж очень он короток.

А зимою Заяц — прямо к крестьянину: подавай, мол, свою квашеную капусту. Крестьянин угостил его.

Назавтра Заяц опять тут как тут. Летом, мол, помог огород уберечь, а теперь, когда из-под снега и мшинки не выскрести, пускай крестьянин отблагодарит за доброту.

Кормит крестьянин каждый день Зайца квашеной капустой, а к рождеству, глядишь, вся капуста в бочке и вышла. А зиме еще конца не видать! Вот и остались оба без вкусной капусты.

Весной крестьянин говорит Зайцу:

— Послушай, сосед, твои поля ведь побольше моих будут, посадил бы капусты на своей земле.

— Нет у меня капустной рассады, — грустно отвечает Заяц.

— В Ригу поезжай. Каждую весну туда за рассадой езжу.

Крестьянин думал так от Зайца избавиться. Откуда Зайцу денег на билет взять, сунется в поезд без билета, а его в кутузку укатают, вот и хлебнет он там кислых щей.

Но Заяц наш оказался не дурак, хоть и уши у него ни на вершок не были короче, чем у остальных зайцев. Притопал Косой на станцию, поезда ждет. Ждет и видит, что всяк, кто на станцию приходит, билет покупает.

— Что вы с этими билетами делать будете? — спрашивает Заяц.

— В Ригу поедем, — отвечают ему.

— А без билета нельзя? — Зайцу стало как-то не по себе.

— Нельзя, — отвечают.

Гм, вот незадача! Топай теперь обратно, Риги не повидав, капустной рассады не купив. У Зайца душа заныла, не меньше подстреленной в позапрошлом году лапы. Сидит на дорожном столбике и слезы утирает.

И вдруг над самым его длинным ухом страшный вой раздался: «Собаки!» У Зайца хвост похолодел, хочет прочь кинуться, а он к столбу словно примерз.

Но что за чудо! Не собаки, а маленькие аккуратные домики на колесах. К станции подкатывают, а люди спешат по ступенькам забраться в них.

«Вот как в Ригу-то ездят», — удивился Заяц.

— Счастливого пути! — крикнул он, когда поезд тронулся с места.

«Погоди, а почему бы и мне хоть до Птичьей пущи не прокатиться?» — догадался вдруг Заяц.

Прыгнул на ступеньку и едет себе, как барин. «Эх, проехаться бы так до самой Риги — и ничего мне больше в моей заячьей жизни не надо было бы».

И так приятно Зайцу на поезде кататься было, что у Птичьей пущи он и соскочить забыл. А поезд уже к станции подходит.

— О боже, о боже, — запричитал Заяц, — выйдет кондуктор и сцапает меня.

Поезд так неожиданно встал, что Заяц с подножки, точно мешок, скувырнулся. Кондуктор распахнул дверь и новых пассажиров впустил. А Заяц тем временем опомнился.

— Хе, хе! А почему бы так и до самой Риги не доехать? Ну, ясно теперь. — Только поезд к станции подходит, Заяц шмыг с подножки на землю, снова тронется — Заяц опять на ступеньке сидит.

Протяжно пыхтя и тяжело вздыхая, поезд подкатил к Риге. Заяц отыскал лавку, где рассаду продают. Мудрить нечего, входит и капустной рассады просит.

А лавочник уже всю рассаду продал, остатки сметает.

— Что молодому человеку угодно? — вежливо спросил он.

— Капустной рассады, — робко пролопотал Заяц.

— Какую капустную рассаду, молодой человек, изволите? Могу предложить кочанную капусту, цветную, брюссельскую, кормовую. Может, молодой человек кормовой возьмет? Летом листья жевать можно, зимой кочерыжки грызть.

«Ну и мошенник, — решил Заяц, — какую угодно рассаду предлагает, а про вкусную молчит».

— А другой капустной рассады нет у вас? — лукаво спросил Заяц.

— Нет, — развел руками продавец.