Обычные приключения «олимпийца» Михаила Енохина, стр. 10
— И у меня недавно жила морская свинка, — радостно сообщил Михаил.
— Убежала? — спросил профессор.
— Подарил. В школьный живой уголок.
— Нам нельзя, — сказал профессор. — Наука.
— Я понимаю, — солидно кивнул Михаил. — Генетика?
Профессор тоже кивнул:
— Мутации, — и сел рядом на стул.
Так говорили они очень серьезно, забыв о тете Клаве. А Женька таращил на них глаза в «иллюминатор».
— ...Второй год бьемся, — охотно рассказывал профессор.
Он оживленно разворачивал какие-то графики, показывал Михаилу, тот с интересом смотрел, о чем-то спрашивал. Тетя Клава изумленно глядела на них, ничего не понимала, и ей слышалось только сплошное: ж-ж-ж-ж... А сквозь жужжание прорывались загадочные слова: «Повторный опыт... пересадка... лабораторные исследования...»
— А что же теперь делать? — громко сказала она. — Я очень беспокоюсь!
Профессор и Михаил, умолкнув, недоуменно подняли головы.
— Ах, да, — спохватился профессор. — Заболтался. Садитесь, — сказал он тете Клаве.
Она послушно села. Он взял ее за руку и выудил на цепочке из кармана часы-луковку. Последил за секундной стрелкой, звонко хлопнул крышкой и быстренько выписал рецепт:
— Вот, принимать по четыре раза в день. До свидания... До свидания, молодой человек. Был очень рад познакомиться... с акселератом...— он пожевал губами, улыбнулся. — Вам побольше гулять надо.— И вышел.
Тетя Клава, не успев даже и рта раскрыть, сидела как приклеенная на стуле и бессмысленно смотрела на рецепт. Михаил взглянул:
— Валерианус, — прочитал он. — Капли валериановые очень успокаивают.
— Хороший человек,— растрогалась тетя Клава.— Вы о чем с ним говорили?
— О нуклеиновых кислотах, — ответил Михаил. — Я о них в «Знание— сила» читал.
— В «Известиях» тоже было, — вспомнила тетя. — Это что-то, связанное с живыми клетками, да? — И вдруг рассердилась: — А ну, марш на улицу! Что тебе профессор сказал? Сидит здесь в четырех стенах, словно симулянт!
Михаил опрометью бросился из комнаты.
А тетя Клава подошла к шкафчику. Взяла пузырек валерьянки и начала капать на ложечку.
«Словечко спиши...»
В этот день они еще многое успели сделать. Подружились со сторожем старой пристани: помогли ему выкрасить белой масляной краской две оконные рамы в сторожке, пока он сидел на крыше и латал дыры толью, благосклонно поглядывая сквозь прорехи кровли на помощников внутри домика. А познакомились они очень просто. Сторож красил рамы, ворчал на «такую жизнь»: и крышей, мол, надо заняться, и окнами, а у него только две руки, и сторожка, мол, не на сторожку похожа, а на «логово Змея Горыныча». Михаил и Женька как раз проходили мимо.
— Хотите, поможем? — великодушно предложил Михаил.
— А умеешь? — засомневался сторож.
— Да мы с отцом в Дорохово, под Москвой, садовый домик построили сами!—сказал Михаил.
— Держи, — сторож спорить не стал и поспешно протянул ему банку с краской и кисть.
— Нужно больно! — запоздало заныл Женька. — У нас своих забот полон рот! А шлюпка?
— Ты, Женька, глупый лентяи. — умно заметил Михаил.— Мы ему поможем, а он — нам.
— Это что же? — остановился сторож, который было уже полез на крышу. — Баш на баш?
— Нет,—замялся Михаил. — Но... мы вообще-то хотели у вас какие-нибудь досочки попросить... Со старых лодок, — горячо подчеркнул он. — Все равно их жгут! А они хоть и старые, но не совсем. Есть что из деталей выбрать, ну, фальшборт там подходящий или шпангоут какой. А еще я видел: ненужная шпаклевка валяется, куски смолы пропадают! А мы их в дело!
— Хм... — произнес сторож. — А если не дам, не поможете?
— Нет, — очень искренне заявил Женька.
Михаил гневно взглянул на него и твердо сказал:
— Поможем. Раз вызвались, значит, поможем.
— Ну, тогда помогайте, — таинственно хмыкнул сторож. Женька прямо-таки извел Михаила, пока они помогали:
— Вызвался... Кто тебя за язык длинный тянул?.. Умный...
Но зато когда сторож после работы самолично отодрал от старого яла «почти новый» фальшборт и вручил им, Женька хладнокровно сказал Михаилу:
— А ты хотел задаром работать.
Сторож, видимо, восхищенный Женькиной мудростью (во всяком случае, сам Женька именно так считал!) подарил им остаток краски вместе с банкой и дал на время кисть.
— Обязательно верните, кисть у меня оприходована, — словно извиняясь, сказал он. — Если что нужно, приходите снова, — пожалуйста, — он широко показал рукой на «кладбище» лодок, — найдем.
— А вы нас снова не заставите работать? — поинтересовался Женька.
Михаил щелкнул его пальцем в лоб, а Женька почему-то принялся чесать затылок.
— Мы поможем, только скажите, — заверил Михаил. — А он... он еще маленький, вот и...
— Ладно, — рассмеялся сторож. — А ты этого маленького воспитывай, а то вырастет большой.
— Конечно, вырасту, — удивился Женька. — Не век же таким останусь.
И сторож вновь рассмеялся.
Фальшборт оказался тяжелым, хотя и был сильно высушен солнцем. Михаил и Женька еле-еле донесли эту длинную и изогнутую доску, с трудом разворачиваясь в узких приморских переулках, до своей укромной бухточки.
— Длинноват, — определил Михаил.
— Сам вижу, — огорчался Женька. — А зачем же тащили, надрывались?!
— Отрежем, — успокаивал его Михаил.
— А тогда изгиб не подойдет, — сокрушался Женька, повторяя:— Тащили... надрывались...
— Распарим в кипятке и загнем как надо, — отмахнулся Михаил.
— Не... загибаешь? — обрадовался Женька. — Не врешь? Конечно, загнем!
— Еще как загнем! — в тон ему ответил Михаил и, взяв кисть, стал писать красивыми буквами на носу шлюпки кодовое название «НА-ПАВТАЛ».
...Ночью, когда Михаил и Женька спокойно спали на своей мансарде, компания Бориса не дремала. Еще днем Хихикало проследил за ними, когда они несли фальшборт до потайной бухты.
Водя лучом фонарика по названию шлюпки, Борис хмурым голосом громко прочитал:
— «На-па-втал»...
— Нацелься патроном — вталкуем! — определил Хихикало.
— Э-э-э... — протянул Борис. — Я хоть на тройки учусь, и то знаю: «втолкуем» — от слова «толк», а не «талк».
— Вот это названьице! — присвистнул Хихикало.
Молчун закивал, в его глазах отражалась луна, в каждом глазу — по луне, и странно было видеть, как исчезали эти луны, когда он наклонялся, чтобы получше рассмотреть название шлюпки.
— Названьице... — повторил Хихикало. — Может, это японское или турецкое?
— Разберемся, — процедил Борис.
— А чего разбираться, давай продырявим! — предложил Хихикало.
Глухо и как-то неодобрительно урчало невидимое море, и только вблизи можно было заметить белые пятна пены.
Борис забрался в шлюпку и поводил фонариком.
— Продырявим, — передразнил он Хихикало. — Мишка тебя продырявит, если догадается, кто... Продырявить всегда успеем.
— А зачем им шлюпка? — буркнул Хихикало.
— Вот... — одобрительно постучал его пальцем по лбу Борис.— Следить надо.
— Ясно и без слежки, — невозмутимо сказал Хихикало.
— Ну, зачем?
— Плавать, — выпалил Хихикало.
— Ясно, не летать, — усмехнулся Борис. — Плавать. А куда? Словечко спиши, разберемся.
И Хихикало, сопя от усердия, начал писать химическим карандашом на щепке секретное и таинственное название.
Часть III
«ДЕЛАЙ, КАК Я!»
«Сильные, выносливые!»
Весь какой-то шишковатый, суставчатый краб — «подкаменщик», напоминающий огромного добродушного паука, заскользил сначала влево, затем — вправо, когда его накрыла тень пловца. И, почувствовав себя беззащитным на таком ровненьком песке, сам притворился камнем. Обросший нежным зеленым пухом мельчайших водорослей, он и впрямь напоминал теперь камень. В другой раз Михаил остановился бы и нырнул за крабом, но сейчас ему было не до того. Вчера он нашел под водой очень подходящую цепь для будущего якоря, вдруг и якорь найдется?! Поправив подводную маску и покрепче зажав в зубах резиновый загубник дыхательной трубки, Михаил заработал ластами и двинулся к старой пристани. Он ощутил ее приближение, увидев на дне дырявый протектор, такой большущий, как все под водой, потом — рельс, густо покрытый мидиями, угловатые камни, еще не отшлифованные морем, ржавую трубу, в которую сразу юркнула нарядная, зеленуха, взметнув мутное облачко песка...