Орлята партизанских лесов, стр. 27

— Вы уже били фашистов?

— Ещё как! Да вот только сегодня вернулся с «железки». Эшелон — тютю… Вместо фронта попали фашисты к чёрту в ад.

Они подружились, и Федя, бывший инструктор физкультуры, возвращаясь с задания, рассказывал Вале, как оно прошло. Парень он был честный, успехи свои не раздувал, а неудачи не приукрашивал.

Федю принесли с железной дороги, но мало кто верил, что он выживет. Валя не отходила от него ни днём, ни ночью. Когда подрывник приходил в себя, он видел спокойные Валины глаза и слышал слова, которые придавали ему сил. Но раны были слишком тяжелы, чтобы можно было надеяться поднять Федю на ноги в условиях лагеря. Ему нужна была срочная операция. Его мог спасти лишь настоящий госпиталь. А госпитали, как известно, были далеко, за сотни и сотни километров от затерянной в черниговских лесах крошечной полянки, к которой и направлялись два взвода…Как ни осторожны были партизаны, фашисты их перехитрили: пропустили через свою засаду двух разведчиков, шедших первыми, и открыли внезапный огонь по отряду. Лес наполнился гулким грохотом стрельбы. Рванули гранаты. Партизаны поспешно залегли. Ответный огонь был разрозненный и не причинял немцам вреда.

Валя перевязывала раненых, переползая от дерева к дереву. Пуля сбила с её головы пилотку.

Злость охватила девушку. Она вспоминала беспомощного Фёдора и надежду, светившуюся в его глазах.

Командир взвода пытался поднять бойцов в штыковую атаку, но голос его тонул в грохоте боя. Наступил тот момент, когда никто не мог преодолеть себя и кинуться навстречу пулям. Прижимались к земле даже те партизаны, которых никак нельзя было заподозрить в трусости. Взводный и тот командовал из окопа.

«Да что же это происходит? — подумала Валя. — Нас же перестреляют поодиночке!»

Какая-то сила, что сильнее страха, подняла девушку на ноги.

— Взвод! — крикнула она звенящим голосом. — За мной! Вперёд!

Валя побежала, спотыкаясь на кочках. Она не чувствовала ног, она словно скользила над землёй. Не оглядывалась. Не знала, одна она бежит или все устремились за ней.

Лишь когда её стали обгонять партизаны, она вспомнила о своих обязанностях санитарки…

Немцы не смирились с потерей аэродрома. Два дня длилось упорное сражение. Валю тяжело ранило в шею.

Когда, наконец, партизаны смогли принять самолёт с Большой земли, Валю Проценко отправили в тыл. Почти полгода провела девушка в госпитале. А едва поднявшись на ноги, потребовала, чтобы её забросили в родной отряд. Ей долго отказывали, но она добилась своего.

Валя вернулась в отряд и попала в тот же взвод. Опять операции, зacaды, схватки с врагом. Летом сорок третьего в злынковских лесах, во время прорыва блокады, Проценко снова была ранена, когда выносила из-под огня раненого бойца.

Орлята партизанских лесов - i_053.jpg

Я был свидетелем того, как героически вела себя эта хрупкая девушка. Она шла наравне со всеми, хотя рана её не закрылась и плечо постоянно кровоточило. А ведь иной раз за ночь приходилось преодолевать по 30–40 километров!

В Чернигове сегодня можно встретить Валентину Яковлевну Проценко. Орденоносец, ветеран войны, бывшая партизанка — желанный гость в школах. Она рассказывает о тех далёких годах, о боевых побратимах, не жалевших жизни во имя сегодняшнего мирного неба.

Вася Коробко

Орлята партизанских лесов - i_054.jpg

Я знал, что есть у Васи Коробко заветный блокнотик. Никому его Вася не показывал, потому что в отряде строго-настрого было запрещено вести не только дневники, но всякие записи вообще. «Ты нарушаешь приказ командира», — сказал я ему однажды. «Так ведь и вы, дядя Яша, дневник ведёте», — отвечал Вася. Меня просто в жар бросило — я полагал, что никто и не догадывается о его существовании. «А вы не бойтесь, я никому не скажу», — поспешил успокоить меня Коробко.

Общая тайна ещё больше сблизила нас. Вася, из которого обычно клещами слова не вытащишь, рассказывал мне охотно о своей жизни, мечтах…

Сентябрь выдался тёплым — настоящее бабье лето.

Земля в лесу за ночь успевала остыть, но па еловых ветках да под шинелью спится как дома.

Ночью группа Василия Коробко проделала многокилометровый рейд и дважды пыталась приблизиться к железнодорожному полотну Гомель — Брянск. И дважды их встречали пулемётным огнём и гранатами. Хорошо ещё, что в темноте охрана не могла стрелять прицельно.

— Сегодня прорываться не будем, — с горечью произнёс Коробко, провожая взглядом воинский эшелон. — Не подпустят нас немцы. Ночь напролёт будут ракеты пускать да простреливать всякий подозрительный кустик.

— Это точно, — вздохнул пулемётчик. — Раз обозлили их, они до утра не лягут спать. Видать, не повезло нам на этот раз…

Группа поспешно покинула опасную придорожную полосу. До леса они добрались по-пластунски, потом пошли в полный рост. Шальные пули ещё залетали в чащу, но вреда причинить уже не могли — они впивались в деревья, срезали ветки высоко над головой. Коробко шагал первым, выбирая путь. Неудача не расстроила его. Такой уж у него был характер: чем труднее достичь цели, тем упорнее и настойчивее искал Коробко к ней пути. Он знал, что фашисты усилили охрану железнодорожного полотна. Эту весть принесли в отряд другие группы, выходившие на диверсии. Подтвердил это и связной, ходивший на явку в Гомель.

Когда заглохли вдали звуки выстрелов, Коробко приказал остановиться.

Место он выбрал у ключа, бьющего из-под корневища старой берёзы. Берёза росла в лощине, окружённой с четырёх сторон густым вековым бором. Пройдёт человек в десяти шагах и не заметит ничего.

Огонь не разводили. Выставили часового наверху, а сами принялись готовиться ко сну. Кто рубил еловые лапы, кто просто выбирал местечко помягче. Вася быстро настелил широкую полосу из молодых веток, под голову подложил ящик с толом, сбоку пристроил автомат и лёг на спину.

Уставшие мышцы ныли, но боль быстро проходила. Вася лежал с открытыми глазами и смотрел в небо. Сквозь верхушки деревьев пробивался голубой свет.

Вася вспомнил то далёкое время, когда ходил в школу. Он любил сентябрь, и особенно первые уроки в школе после лета, когда собирались товарищи. Каждый спешил поделиться увиденным, рассказать, где побывал. Погорельцы — село не маленькое, но и не крупное. Потому даже поездка в Чернигов воспринималась как праздник, и счастливец долго находился в центре внимания. Вася в городе тогда, перед самой войной, побывал дважды: один раз взял с собой отец — секретарь сельсовета, вторично Вася ездил в черниговский Дом пионеров вместе с лучшими учениками школы. С нетерпением предвкушал Вася наступление осени. Представлял, как станет рассказывать о музее, о старинных пушках на крепостном валу и о многом другом.

Но война сделала его воспоминания никому не нужными, и шестиклассник Вася Коробко думал лишь о том, как попасть на фронт.

Готовился убежать на фронт и его товарищ Иван Снитко. Друзья лишь выжидали подходящего момента.

Между тем война сама спешила им навстречу. Через село проходили обозы с ранеными, а в небе пролетали самолёты с крестами. Погорельцы, правда, не бомбили, но люди в первые дни прятались кто куда.

Друзья наметили окончательный срок — в пятницу рано утром уходить. Допоздна засиделись у калитки, обсуждая планы на дальнейшую жизнь.

В четверг вечером по селу прокатился слух, что неподалёку упал в болото немецкий самолёт.

Слух подтвердил сосед Ивана — пятиклассник Гришка. Он стал с гордостью рассказывать, что его отец сам видел, как немецкий бомбардировщик свалился в Пуховское болото.

— Дым чёрный как попрёт из него, как попрёт! Потом наклонился гитлеряка носом вниз и прямиком на лес. А «ястребок» вокруг летает да из пулемёта! — торопливо выпалил сведения Гришка.

— Ладно, ладно, без тебя знаем, — осадил его Иван, а когда сосед ушёл, Иван горячо зашептал: