Девон: Сладострастные сновидения, стр. 58

Мордекай ухватился за веревочный трап, кем-то беспечно оставленный висеть за бортом «Джерси». Лицо его выразило презрение. Эти англичане так уверены в том, что они уже подавили мятеж, что даже не думают, что кто-то может проникнуть на корабль и устроить побег. Завтра они пожалеют о своем высокомерии.

— Господь тебя храни, приходи скорей, и с Хантером, — беззвучно шепнула она ему вслед. Его фигура растаяла в темноте.

Поднялся ветерок, стало холодно. Волны окатывали Дэвон водяной пылью, ей было некогда стереть брызги с лица: она вовсю старалась, чтобы шлюпка не билась о борт судна; звук мог привлечь внимание стражи. Казалось, прошло уже несколько часов. Плечи болели от напряжения, мышцы окаменели. Сюртук и брюки пропитались соленой влагой, она дрожала — от холода и от ужаса одновременно. Но вот раздался какой-то звук наверху; кто-то спускается вниз. На плечах — тяжелая ноша. Маленькая шлюпка опасно накренилась — в одну сторону, потом в другую под тяжестью двух тел. Это Мордекай — и Хантер!

— Греби, быстрей! — приказал Мордекай, опасливо глядя вверх на палубу. — Двое там лежат оглушенные, один — мертвый. Ничего не поделаешь — это война!

Даже в глубокой темноте Дэвон узнала мужа. Она с облегчением схватила весла и начала грести изо всех сил. Ей так хотелось протянуть руку и дотронуться до него, убедиться, что он жив, но она не осмелилась ослушаться приказа. Откуда только взялись силы — ведь секунду назад она думала, что уже не может больше бороться с волнами. Теперь, глядя на темную фигуру, бессильно привалившуюся к Мордекаю, она чувствовала, что может, если нужно, покорить весь мир. Хантер жив, жив! Ее любовь жива! Господь наконец-то решил смилостивиться над ней.

Глава 16

Дэвон выпрямилась, рассеянно смахнула с лица капельки утренней росы. Видневшийся вдали фермерский домик казался безлюдным и даже заброшенным. Вроде и вокруг никого не было. Наверняка они смогут незамеченными достигнуть вон того сарая. Она дала знак Мордекаю — взмахнула рукой. Вот он появился из леса, пошатываясь под тяжестью тела Хантера у него на плечах. Дэвон озабоченно сдвинула брови, глянула на мужа, потом на державшего его мужчину.

— Вроде никого не видно, но все равно уже. В лесу с ним больше нельзя, он так умрет.

— Ты права. Лихорадка с дождем — не лучшая смесь, — сказал Мордекай, глядя на сарай. — Мы спрячемся на сеновале, то есть это вы спрячетесь, а я погляжу — как фермер: друг или враг. В наши времена это трудно сказать… даже о соседе ничего не узнаешь.

— Хоть бы быстрее кончалась эта война, — пробормотала Дэвон, поднимая мешок, где оставалось несколько кусков еды. Мордекай все хорошо рассчитал — кроме того, что погода испортилась, а хозяин явки был арестован англичанами за два дня до того, как они устроили Хантеру побег с «Джерси».

С того момента как они отчалили от плавучей тюрьмы, их вообще преследовали неудачи. Сперва настиг шторм, шлюпка сбилась с курса на несколько миль. Когда они наконец добрались до берега, Хантер оказался слишком слаб, чтобы идти самому, Мордекаю пришлось тащить его на плечах. Лихорадка у него не только не проходила, а, наоборот, усиливалась, и теперь, через три дня после побега, он почти непрерывно бредил, бормоча что-то о генерале Вашингтоне и Корнуоллисе.

— Это я пойду в дом, а ты в амбар, — сказала Дэвон, закидывая мешок за спину.

— Ты сошла с ума? Сперва я должен узнать, что там и как. Если они роялисты, они выдадут нас красномундирникам. Для Хантера это будет верная гибель.

— А если я не достану лекарства и горячей пищи для него, то он тоже умрет. Какая разница? — ответила Дэвон. Возражения Мордекая она просто отмела. Она не может допустить, чтобы ее муж вот так умирал, а она даже не сделала бы попытки его спасти.

Мордекай посмотрел на горящее лицо друга и безнадежно вздохнул. Кивнул. Дэвон права. Хантеру нужна помощь, иначе конец. И так уж еле-еле дышит.

Дэвон оставила Хантера и Мордекая у забора и пошла к дому — потемневшему от времени бревенчатому крытому дранкой обычному фермерскому дому. Поднялась на крыльцо, встреченная отчаянным писком цыплят, сидевших на перилах, а теперь разбежавшихся, разлетевшихся в разные стороны. Дэвон постучала. Изнутри послышалось, как кто-то двигает стулья, мгновение — дверь открылась, и на пороге появилась молодая розовощекая женщина. Она неловко поправила растрепанную прядь волос, с любопытством разглядывая незнакомку. Особенно ее поразил ее наряд: она не привыкла видеть женщин, одетых в мужское платье. Наконец она вымолвила:

— Простите, я так на вас вылупилась. Мало гостей у нас бывает. Ну, заходи, что ль, косточки погрей..

— Ктой-то к нам, Мэвис? — раздался мужской голос из глубины дома.

— Кажись, леди, Латам, но одета как мужик, — сказала Мэвис, отступая и пропуская Дэвон вовнутрь. Щеки у нее зарделись от смущения — наверное, ее слова могли обидеть гостью. — Прости, миссис. Мой язык меня до добра не доведет — ляпаю что думаю!

Дэвон улыбнулась. Эта простодушная прямота была приятным контрастом после месяцев и лет, полных недосказанностей и тайн А ведь Дэвон так устала скрывать свои чувства, устала притворяться, будто готова довольствоваться какими-то крохами в этой жизни. Вот она потеряла своего ребенка — и теперь она поняла, что она хочет быть любимой сама по себе, занять первое место в сердце любимого, не оставаться чьей-то тенью, чтобы ее любви добивались… Она много потеряла в этой жизни, но теперь пришло время оставить прошлое в прошлом и начать жизнь заново. Еще с того дня, когда она узнала о планах Мордекая, она все более и более прониклась мыслью, что, участвуя в освобождении Хантера, она начинает и сама освобождаться от тех оков, которые связывали ее с детства.

— Миссис, — второй раз повторил Латам, — добро пожаловать в наш дом.

Очнувшись от раздумий, Дэвон улыбнулась мужчине с большими бакенбардами, поднявшемуся со стула около камина.

— Спасибо за доброту. Но у меня там двое друзей, им нужна помощь. Один болен — лихорадка.

Латам задумчиво пососал глиняную трубку с длинным чубуком, сделал затяжку, бросил взгляд на свою молодую жену Увидел, как глаза ее помягчали, кивнул головой. Мэвис всегда любит подбирать птиц с подбитыми крыльями, потерявшихся или брошенных детенышей животных. Раз уж в воробья не дает выстрелить, которые поедают все в огороде, то, конечно, она не позволит ему показать от ворот поворот этой женщине и ее друзьям. Он перевел взгляд на Дэвон.

— Где ваши друзья?

— Я их оставила в вашем сарае. Может быть, позволите им там остаться, пока дождь не кончится?

— Мэвис поможет насчет лихорадки Она собирает травы. Говорит, что лечат.

— Конечно, лечат — уверенно вмешалась Мэвис, уже направляясь к шкафу, где она их хранила. Она узнала искусство траволечения от матери, а та — от своей. Это передавалось в их семье по наследству.

— Как же мне отблагодарить вас за заботу? — спросила Дэвон.

Латам усмехнулся, возвращаясь к насиженному месту у огня.

— Это не меня. Мэвис будет лечить.

— Я спасаю свою шкуру, поскольку не противоречу Она с меня скальп сняла бы — правда, там немного уж осталось, — если бы я вас выгнал, — сказал Латам, снова принимаясь за потертую книгу в кожаном переплете — это была Библия. «Делай другим так, как хотел бы, чтобы они тебе сделали», — продолжал он тихо, уже не глядя на гостью.

Дэвон почувствовала себя виноватой, от этих людей нельзя ничего скрывать.

— Сэр, я должна вам сказать, что мы за патриотов.

Латам вынул изо рта трубку и глубокомысленно произнес:

— Я так и думал, иначе вы пошли бы в город — там англичане.

Мэвис, как будто она ничего и не слышала, достала из комода несколько одеял и протянула их Дэвон.

— Это вам нужно — в сарае прохладно. А теперь идите, я скоро тоже подойду. Сделаю вот хорошего, горячего чайку для вашего друга. Снимет лихорадку и сил добавит.

Дэвон прижала к себе одеяла, чувствуя, как к глазам подступают слезы благодарности. Она сумела улыбнуться, еще раз сказала «спасибо» и кинулась к амбару.