Рожден быть опасным, стр. 25

Восьмиглазик заметно оживился, прищелкнул языком и обернулся вокруг своей оси.

– Мы радуемся. Мы очень радуемся. Мы готовимся. Когда солнце коснется неба, я прибуду к вам, чтобы проводить, – русалкозавр поклонился. – Я покидаю вас.

Контакт прекратился. Я вернулся к реальности и увидел удаляющиеся спины аборигенов.

Я почувствовал в теле усталость, и тут же кто-то хлопнул меня по плечу.

– Как у тебя получилось?! – обрадованно проревел Крысобой. – Молодчага, моя работа!!!

Музыкантская обняла меня и стиснула в своих объятиях так, что мне тут же захотелось ее вырубить. Дальнейшее пребывание в таких объятиях грозило мне смертью.

– Они не хотели воевать с нами, – пропыхтел я.

– Чужой, который не хочет воевать с человеком, притворяется, – заявил Гвинплей Плант.

– Они не притворялись, – отрезал я.

– Тогда зачем они нападали?

Резонный вопрос. Кто их знает, зачем они нападали. Может, от испуга.

– Они боятся нас.

– И правильно! – возликовал Гвинплей Плант.

– Нас пригласили в гости, – сообщил я.

Музыкантская от удивления разжала объятия, и я наконец высвободился.

– И чего?

Крысобой выглядел растерянным.

– А я бы не пошел, – засомневался Гвинплей Плант. – Чужой не женщина. Разговор пойдет не о любви.

– Нам нужно идти, – озвучил я свое мнение. – Я пойду. Завтра за нами на рассвете приплывет провожатый.

– Если ты пойдешь, Русс, то и я пойду, – твердо сказал Крысобой.

– Я тоже. Как я могу вас к Чужим отпустить одних. За ними глаз да глаз нужен, – засуетился Гвинплей Плант.

– Нет, мужики, без меня вы точно никуда не тронетесь, – заявила Музыкантская.

А спорить с ней – дело гнилое.

– Возвращаться надо. Наши там с ума сходят.

Я оттолкнулся от дна и начал медленно подниматься на поверхность. Я чувствовал грандиозную усталость, словно на день подменил Сизифа и вталкивал обломок Везувия на высочайшую на земле гору.

Ох, нелегкая это работа, русалкозавру втолковывать что-то.

В гнездовье нас поджидала печальная новость. Пока мы обследовали расщелину и общались с туземцами, во сне скончалась Инна Клокова. Ей было чуть больше полтинника, и всю свою жизнь она управляла учебным процессом.

Глава четвертая

Первое, что я услышал, войдя через шлюз в гнездовье, был голос Иллы Сливович:

– Скажите, почему я должна страдать из-за этой старой перечницы?! Если она изволила откинуть коньки в моей комнате, почему я должна это расхлебывать?!

Кто-то тихий и неуверенный пытался успокоить разбушевавшуюся телеведущую.

– Прекратите мне шушукать!!! Немедленно уберите труп!!! Я не намерена всю ночь с мертвяком в одной комнате обретаться!!! Что вы меня успокаиваете?! Переложите труп к тем двум мертвякам!!!

Крысобой хмыкнул и сбросил защитный костюм. Судя по его физиономии, он с удовольствием свернул бы Сливович шейку. Я, впрочем, разделял его желания. Чего уж говорить о Музыкантской, которой императорские замашки увядшей топ-модели стояли уже поперек горла.

Я вошел в совещательную капсулу, где проходило сольное выступление Сливович перед группой оробевших слушателей. Крис Холмс, мрачно разлегшись в узком кресле, постукивал ногой об пол и созерцал потолок. Его порядком утомили тирады Сливович, но прерывать ее истеричные заявления он не торопился; словно садист, он с наслаждением впитывал все ее занудства, не подавая вида, что они ему доставляют удовольствие. Не нравился мне этот человек. Ох, как не нравился. Марианна Иванихина шарила по карманам шерстяного пиджака и мечтала принять инъекцию валидола, но капсулы с лекарством никак не могла найти. Для нее каждое слово Сливович было равноценно уколу в сердце. Я бы не стал сильно удивляться, если следующим трупом в нашей компании оказалась бы именно Иванихина. Таких людей, как она и Сливович, в одно помещение даже на двадцать минут запирать нельзя, не то что на месяц.

Остальных участников шоу, собравшихся в комнате, я не знал. Видел их несколько раз. Они постоянно мелькали фоном: пожилой толстопузый хохотун с гладко зачесанными на проплешину волосами, китаец двухметрового роста с длинной, до тощего зада косой, мальчишка лет восемнадцати с выщербленным прыщами лицом и тридцатилетняя дама, которая после каждого рукопожатия отмывала руки в ванной комнате.

– Что, какие проблемы? – рокотнул Крысобой, появляясь в совещательной капсуле.

– Училка наша преставилась, – сообщил, позевывая, Крис Холмс.

– Сама преставилась, или опять без Чужих не обошлось? – осведомился Гвинплей Плант.

– Сама. Сама, – вздохнул толстопузый хохотун и больше за весь разговор не произнес ни слова.

– Что ж, это, конечно, облегчает дело, – сказал Крысобой, опускаясь в кресло.

Я заметил, как Музыкантская встала позади Иллы Сливович, но не догадался, что она намерена предпринять. Ситуация прояснилась через минуту.

– Что это облегчает?!! – взвилась Сливович, реагируя на слова Марка. – Что это облегчает?! Эта старая сука сдохла в моей комнате!!! Где мне теперь прикажете спа…

Договорить она не успела. Рената надавила Илле на плечи и насильно опустила ее на диван. Музыкантская склонилась над ухом Сливович и зловеще тихо, но так, что каждое слово звучало в комнате раскатом колокола, произнесла:

– Заткнись. И не рыпайся. Сиди тихо. Не мешай людям разговаривать.

Сливович притихла.

– Труп, разумеется, перенести надо. В капсулу Бессмертных, – вынес решение Крысобой.

– Только сначала на Клокову посмотреть стоит, – добавил я.

– Это точно. Что стоит, то стоит. Крысобой вскочил.

– Веди к телу, – приказал он Сливович.

Комната топ-модели располагалась рядом с комнатой Бессмертных, где давно поселилась смерть. Удалив всех посторонних за дверь, Музыкантская заперла капсулу изнутри и присоединилась к Крысобою, который, склонившись над мертвой женщиной, сжавшейся в комок на кровати Сливович, изучал тело.

– Меня лично только один вопрос волнует: почему Клокова выбрала кровать Сливович для того, чтобы умереть? – спросил я, присаживаясь в углу капсулы в кресло.

– Это-то и странно, – согласился со мной Гвинплей Плант, которого Музыкантская не отнесла к касте посторонних.

– Может, у них отношения какие-то были, – предположил Крысобой, отступая от кровати. – Неестественные.

Музыкантская с осторожностью оператора глазной хирургической установки обследовала тело.

– И что делать будем? – поинтересовался Гвинплей Плант. – Тут еще в гости к Чужим идти, а у нас трупешник за трупешником.

– Мужики, Клокову убили, – неожиданно для всех сообщила Музыкантская.

– Почему ты так думаешь? – удивился я.

– Я, как охотник, специализируюсь, в первую очередь, на ядах. Так вот, ее отравили. Причем необычным способом. – Рената откинула волосы с ушей Клоковой и указала длинным пальцем на ушную раковину. – Видите вот здесь характерные покраснения?

– Красноту-то я вижу, и что? – спросил Крысобой.

– Кто-то впрыснул ей в ухо яд. Судя по скрученности конечностей, яд этот принадлежит к классу акваморфных.

– Что это означает? – полюбопытствовал я.

– Акваморфные яды, если выражаться ненаучным языком, выжимают из тела всю воду. Заметьте, что старушка-то усохла, оттого ее и скрючило. Если ее сейчас взвесить, то, могу поклясться, она потеряла половину своего прежнего веса. Акваморфных ядов большое количество, и все они по-разному выжимают жидкость, но принцип один и тот же.

– А куда вода девается из тела? – спросил я, напряженно вглядываясь в пол.

Честно говоря, я ожидал увидеть громадную лужу, но ее. не было. Может, она затекла под кровать, но сомнительно что-то. А старушка и впрямь выглядела, как свежая мумия. Странно, что все подумали, что Клокова умерла своей смертью, и не заметили изменений в ее теле.