Рожден быть опасным, стр. 17

– Что ждет нас за воротами? – спросил я Музыкантскую.

Она вскинула на меня выразительные глаза, и я в них утонул.

Ненадолго.

Дела требовали срочного возвращения на поверхность.

– Сады, – неохотно отозвалась Музыкантская. – Они окружают виллу полукольцом.

– Ловушки? – консультировался я.

– В основном охрана. Гоевин навербовал ее из наемников.

– Сколько?

– Человек двести.

– А нас десять. Хорошее сочетание, – пробормотал я.

– Ты еще посчитай шесть охотников, – напомнил Марк.

– Четыре, – поправил я Крысобоя.

– Почему четыре? – удивился Марк.

– Потому что двух бедуинов они… – я кивнул на Музыкантскую, – уже успели оприходовать.

Рената молчала. Она всматривалась в ночное небо, где звезды стали медленно пропадать, будто их проглатывало неведомое.

– Нужно срочно уходить, – нервно сказала она, не отрывая глаз от неба.

– Чего так? – насмешливо спросил Марк.

– На нас надвигается песчаная буря.

Глава тринадцатая

Ад – особая милость, которой удостаиваются те, кто упорно ее домогался.

А. Камю

По одну сторону врат, открывавших проход в другую бытийную плоскость, буйствовал песок, вздыбливаемый ураганным ветром. По другую бесчинствовал дождь. Мы, выпав из пространственного перехода, тут же поспешили ретироваться под ветви раскидистого дуба. Я задрал голову, стараясь ртом уловить как можно больше капель. Я пил и не мог насытиться. Рядом конкуренцию мне составил Крысобой. Я зажмурил глаза, наслаждаясь влагой. Мое пересохшее горло испытывало блаженство. Музыкантская и солдаты пялились на нас, как на сумасшедших. Никому из них не пришло в голову поделиться с нами водой из фляжек.

Утолив жажду, я томно вздохнул и, раскрыв глаза, столкнулся взглядом с белыми проколотыми глазницами статуи, которая стояла, полускрытая в кустах. Статуя изображала мужчину, судя по курчавым волосам, он явно принадлежал к сонму богов. Но налюбоваться им и идентифицировать его личность я не успел. Голова мужчины взорвалась, и посыпались ветки с кустарника, который скрывал скульптуру, – словно пьяный садовник, вооружившись лазерным секатором, авангардно легким взмахом уполовинил кусты. Листья взвились вверх и закружились, как пух из разграбленного курятника.

Я опрокинулся на спину и перекатился за дерево. Солдаты охраны заняли позицию в начале садовой дорожки, укрывшись за скамейками и статуями. Оценить их количество мне не удалось. Я нацелил «Шершень» на садовую дорожку и заозирался по сторонам. Крысобой отцеплял от пояса гранаты и раскладывал их перед собой, точно пасьянс. А Музыкантская вытащила пистолет и проверяла обойму. Ее солдаты, как зеркало, повторяли ее действия.

– Не стрелять!!! – завопила Рената. – Не стрелять!!!

Крысобой вздрогнул и злобно покосился на свою бывшую пассию. Он оставил в покое гранаты и вытянул из-за пояса пистолет класса «Кактус», намереваясь всадить в женщину всю обойму игл.

Я зашипел на Марка.

И Марк меня услышал. Он убрал «Кактус» на грудь, так, чтобы при случае до него легко можно было дотянуться, и взглядом волка впился в Ренату, ожидая от нее подвоха.

– Ребята, это я, полковник Музыкантская!!! Прекратить стрельбу!!! Мы доставляем пленных для Себастьяна Гоевина!!! – разорялась Рената.

Но солдаты плохо понимали ее и осыпали наш квадрат свинцовым удобрением.

– Кончайте стрелять, дебилы недоношенные!!! Мать вашу драную!!!

Такой разговор солдатам пришелся по вкусу. Стрельба в одно мгновение прекратилась, и на садовую дорожку повыползал наткнувшийся на нас отряд.

– Поднимайте свои тощие зады, шакалы!!! – прокричала Рената, обращаясь ко мне и Марку.

Крысобой зарычал, наверно, поклявшись при случае порвать Музыкантскую на куски, но послушался и оставил боезапас на траве. Я с большой неохотой, отодвинув «Шершень» в кусты, поднялся и демонстративно заложил руки за спину. Ко мне подскочил шустрый рядовой из нашего отряда и, уперев дуло автомата в позвоночник, толкнул на дорожку.

Что-то должно было произойти.

Я чувствовал движение воздуха, упоенного предвкушением грядущих смертей.

Под конвоем мы с Крысобоем, сверля глазами спину Ренате, приблизились к отряду охранников, столкнувшихся с нами. Их было двадцать человек. По два выстрела на каждого.

В том, что это подстава со стороны Музыкантской, я не верил. Ловушка была. Я ее чувствовал, но в этой ловушке мне, как и Крысобою, была уготована участь хищного паука, а охранникам – мух, угодивших в нашу сеть. Надо только помнить, что паучихи имеют привычку питаться особями мужского поля.

Марк Крысобой был уверен в обратном. Он уже жалел, что оставил гранаты, которых бы хватило, чтобы отправить охранников вместе с Музыкантской к праотцам.

– Лейтенант Клопов, – козырнул Ренате старший по званию.

– Полковник Музыкантская, – ответила Рената. – Какого хрена вы стали палить без разбору? Что, форму не разобрали?

– К нам поступило сообщение, что группа террористов может прорвать периметр и что они могут быть одеты в форму гвардии, – доложил лейтенант.

– Кто-нибудь еще проходил?

– Один человек пытался пробраться сквозь сад. Отстреливался. Вторая рота обезвредила его.

Я победоносно оглянулся на Крысобоя. Теперь у нас только трое конкурентов.

– Бдите, господин лейтенант. В этот раз, что называется, пронесло. Но в другой раз может пронести мимо толчка. Вольно.

Лейтенантик расслабился и пропустил пулю, которой Рената поцеловала его в лоб.

Защелкали выстрелы, исходящие от наших солдат. Противник оказался застигнут врасплох.

Крысобой выпустил из «Кактуса» веер игл в лицо ближайшему охраннику и вторым веером измочалил в лохмотья шею другого.

Стрелять мне было не из чего, а поучаствовать в разборке хотелось, чтобы внести, так сказать, свою лепту.

Врага было не жалко. Единственная его вина заключалась в том, что он стал служить человеку, оказавшемуся вне закона. Но, в конце концов, они знали, на что шли, и за опасность получали добавку к зарплате, а за каждого убитого противника премию.

Моя совесть была чиста.

Ударом ноги я пробил горло мужику справа, а левого захватил в двойной Нельсон и переломил ему хребет.

– Дальше будет хуже, – сообщила Рената. – Это третья рота. Мы первая. Нас ожидают еще вторая, четвертая и до десятой. Так что работы невпроворот. Будем врываться резко, чтобы они не опомнились.

– А я думал, ты нас заложить решила, – сообщил я, хлопая Музыкантскую по плечу.

– В следующий раз обязательно, – пообещала Рената.

Наши солдаты посдирали оружие с трупов. Похоже, они тоже не забивали себе головы этическими проблемами. И то, что со многими из убитых они спали в одной казарме, ели в одной столовке и сражались плечом к плечу, их волновало мало. Я стал подозревать, что эти солдаты прошли курс психокоррекции, и им стерли все излишние чувства для точного выполнения задания.

Я вернулся за «Шершнем».

Крысобой рассовал по карманам гранаты и взглянул на меня.

– Ну, что, пощекочем виртуальщику нервы?

– Скорее уж поджарим, – поправил я Марка.

– Ага. Подпалим ему задницу, – согласился Крысобой.

Двести метров мы двигались в относительном спокойствии, если не считать невесть откуда взявшихся комаров, которые шумной ордой вились над нашими головами. Мы пересекли центральную аллею парка и углубились в виноградные дебри. Цель была близка, когда нас накрыл автоматный огонь. Рядом со мной пареньку изрешетили всю грудь. Чуть в отдалении ближе к Музыкантской грохнул взрыв, и солдата разнесло на куски. Виноградины порхали в воздухе, словно летчики-камикадзе. Брызги винограда летели нам в лицо, окрашивая кожу в кровавые цвета. Хорошее название для детективного романа «Смерть в винограде»! Рената отреагировала на взрыв огнем и упала на землю. Мы последовали за ней. И тут нас атаковали комары. Они всей оравой навалились на одного из нашей группы, и через минуту, заполненную истошным визгом несчастного, автоматными перебранками и зловещим гулом, они покинули то, что осталось от человека. Раздувшийся, бившийся в агонии мешок мяса, чьи мучения оборвал Крысобой двумя выстрелами в голову.