Сломанные куклы, стр. 60
На первый взгляд волосы казались натуральными. Только приглядевшись, Рэйчел заметила, что это парик. Макияж был очень легким и аккуратным. Поверх белой ночной рубашки на ней был кремовый кардиган.
На стене напротив кровати висели четыре больших телеэкрана. Каждый из них был подключен к видеокамере в подвальном помещении, на экранах транслировалось черно-зеленое изображение в режиме ночного видения. На двух экранах было видно Софи. Она металась по матрасу, отчаянно пытаясь освободить руки.
В книжном шкафу стояли DVD-диски, на корешках были даты и цифры от одного до пяти. Расположены они были в хронологическом порядке, на каждый день – свой диск. Единственный диск с маркировкой «5» был датирован днем, следующим за ее похищением. Если на нем был вчерашний день, значит, она пробыла в плену два дня.
На туалетном столике стояли манекены – две головы и рука. На одном из манекенов был парик, второй стоял лысый. Рука стояла прямо, с раскрытой ладонью, как будто махала кому-то. На каждом пальце были надеты обручальные кольца. Кольцо Рэйчел было на мизинце. В углу комнаты стояла маленькая раскладушка. Она была аккуратно заправлена, но выглядела очень потрепанной.
– Подойди и посиди со мной, – кивнув на место рядом с собой, сказала пожилая женщина.
Рэйчел не могла заставить себя сдвинуться с места. Она смотрела на свои ступни, чтобы не смотреть на старуху. Адам легонько подтолкнул ее и вывел тем самым из ступора. Как лунатик, она подошла к кровати и села на самый край. Мать Адама кивнула на пространство между ними.
– Ближе, – сказала она хорошо поставленным и явно принадлежащим к другой эпохе голосом. Таким голосом отдают приказы, которые имеют статус беспрекословных.
Рэйчел посмотрела на Адама и подвинулась ближе. Старуха внимательно изучила Рэйчел, пройдя глазами каждый сантиметр ее лица и тела.
– Какая красивая, – сказала она. – А как ты думаешь, я красивая?
– Да.
Старуха засмеялась. Смех был очень приятным, но у Рэйчел было чувство, что он был таким же фальшивым, как и улыбка Адама, и столь же опасным.
– Когда-то я была красивой, но сейчас нет. Возраст в конце концов настигает всех. Дам тебе совет, дорогуша: не ври мне. Соврешь – я скажу Адаму, и он вырежет тебе язык, – она посмотрела на сына. – Адам любит играть с ножом. Ты уже и сама это знаешь не хуже меня.
Рэйчел смотрела на стену за кроватью и ничего не говорила.
– Знаешь, он ведь ненавидит меня. Я его родила, а он меня ненавидит. Он хочет убить меня, но у него не хватает духу. Он весь в отца. Тот тоже был безвольным. Так ведь, Адам? Ты мечтаешь задушить меня подушкой.
– Я люблю тебя, мама.
– Нет, не любишь. Ты любишь только себя, как и твой отец. – И тут она взглянула в глаза Рэйчел. – Ты веришь в рай?
Рэйчел подумала о солнце, представила теплый песок под ногами, подумала об отце.
– Я верю в справедливость, – наконец тихо сказала она.
– Ну, наконец-то правдивый ответ, – улыбнулась старуха. – А в ад? Ты веришь в ад?
Рэйчел посмотрела на черно-зеленый экран с Софи.
– Да, я верю в ад.
– Нет, не веришь. Пока еще нет. Ты думаешь, что веришь, и через какое-то время так и будет, но до этого тебе еще надо дожить. Адам, принеси мой чемодан с косметикой.
Адам пошел к туалетному столику и принес большую, отливающую золотом сумку.
– Ты знаешь, что делать.
Адам достал из сумки помаду, и Рэйчел отпрянула от него. Он взял ее за голову, чтобы она не смогла увернуться, и нанес помаду. Он не торопился, мягкими и аккуратными движениями нанося тон.
– Мой сын постоянно дает мне поводы для недовольства, – сказала старуха. – Дважды он изуродовал мое тело. В первый раз – когда я его рожала, а второй раз – когда сделал меня инвалидом. Не рожай детей, будешь жалеть до конца жизни.
Пульсометр у кровати показал учащенный пульс, девяносто ударов в минуту. И давление у нее тоже повысилось. С той же аккуратностью Адам наложил бирюзовые тени, а затем плавными круговыми движениями нанес румяна, щекоча ватным диском щеки Рэйчел.
– Я всегда хотела иметь дочь, но вместо нее родился Адам. Помнишь, Адам, как в детстве мы с тобой хорошо играли в переодевания?
– Пожалуйста, не надо, мама.
– Он такой красивый был, с длинными кудрявыми волосами, карими глазами. Ему очень шло розовое, – улыбнулась она при этих воспоминаниях. – А потом он стал взрослеть, фигура стала меняться. В общем, он все испортил, больше уже ничего у меня с ним не получалось. Как бы я ни старалась, он становился слишком похожим на мальчика. Адам, принеси парик.
Рэйчел слышала, как Адам отошел куда-то от кровати, а затем вернулся. Она смотрела на цветы, на стену, на другие предметы. Ей было все равно, на что смотреть – лишь бы не на Адама и не на его мать. Она поняла, в какую игру они играют. Когда они вернутся в подвал, все будет еще хуже, причем гораздо хуже, чем до этого. Адам был взбешен. Пока он еще держался и подавлял злость, но рано или поздно он выместит всю свою ярость на Рэйчел или Софи.
Старуха знала, что делает, она точно знала, на какие кнопки нажимать. Она специально трепала нервы Адаму, чтобы впоследствии сидеть в своей кровати и смотреть шоу на четырех широкоформатных экранах. Адам надел парик на голову Рэйчел и аккуратно поправил его.
– Ну, дорогуша, чего ты ждешь? Встань и сделай пируэт.
Рэйчел встала на ватных ногах, сделала неловкий оборот и замерла, еле дыша. Старуха смотрела на нее с каменным лицом, а затем вдруг расплылась в широкой сияющей улыбке. Рэйчел была в полной уверенности, что, если бы старуха могла двигать руками, то захлопала бы в ладоши от радости.
– Прямо как в зеркало смотрюсь, – сказала она.
67
Как только мы выехали на М1, я дал по газам, и двигатель показал себя во всей красе. На скорости в 140 километров в час пейзаж за окном стал расплываться. В условиях снегопада езда на автомобиле больше походила на полет в космосе, снежинки тут же превращались в кометы с белыми хвостами. Скоростная полоса принадлежала мне одному, и тех, у кого хватало глупости встать на моем пути, я бил дальним светом и сигналил до тех пор, пока они не освобождали путь.
Учитывая погодные условия, я ехал слишком быстро, но выбора у меня не было. Темплтон не подходила под описание типичной жертвы, и это беспокоило меня больше всего. План сообщников я не знал, но знал, что они исполнят его быстро. Возможно, мы уже опоздали.
На ста шестидесяти километрах в час я уже ничего не видел, кроме мелькающих прожилок снега и редких красных фонарей. Скорость была сумасшедшей, просто суицидальной. Я вел вслепую и все жал на газ.
– Скажи, как зовут Джека, – попросил Хэтчер.
– Я не могу тебе сказать, – напомнил я ему.
– Если кто-нибудь спросит, я совру. Для протокола я знаю, что Джек – это Дэррен Уэбстер, и так оно и будет до тех пор, пока ты не поймешь, что ошибся и не оповестишь меня об этом.
– Ты уверен?
– Уверен.
– Его зовут Адам Гросвенор. Я предполагал, что это он, но мне нужна была уверенность. Сумати мне ее дала.
– Почему именно он?
– Из-за местоположения. Адам живет в Уэйверли-Холл, это большой особняк на окраине Редборна. Это поселение находится рядом с девятым съездом шоссе М1, что дает ему возможность легко добираться до Лондона. И оно всего лишь в восьми километрах от Сент-Олбанса, что объясняет, почему он выпустил там Патрисию Мэйнард. Он стал ненасытным: выпустив Патрисию, уже через двадцать четыре часа он похищает Рэйчел Моррис. Ему захотелось сэкономить время, и он выпустил Патрисию недалеко от дома. К тому же из семи возможных адресов Редборн был дальше всего от того места, где нашли Чарльза Бреннера. То есть уже тогда он пытался заметать следы.
– А другие детали? Он работает один?
– Нет, он подчиняется собственной матери, Кэтрин Гросвенор. Она отдает указания.
– То есть его мать жива.
– Полужива. Два с половиной года назад она попала в автокатастрофу. За рулем был Адам. Он отделался переломом руки, а вот ей повезло гораздо меньше – перелом четвертого шейного позвонка и парализация от шеи и ниже. Почти год она лежала в больнице, ей делали галовытяжение, несколько операций и все в таком духе. Потом ее выписали домой, и Адам стал за ней ухаживать.