Операция “Зомби”, стр. 55

– Поедете с капитаном Яблочкиным в джипе. Я пересяду в микроавтобус. Геннадий Рудольфович не звонил?

– Больше не звонил. Только утром, как прилетел на место. А вы...

– Я полковник Мочилов. Мы с вами по телефону разговаривали.

– Понятно.

Яблочкин открыл ворота, чтобы заехать на микроавтобусе во двор. Ни к чему посторонним видеть, что за погрузочные работы ведутся на генеральской даче. А погрузочные работы велись спешным порядком. Подвал разведцентра вместе со знаменитым развязывателем языков Александром Дмитриевичем уже дожидался боевиков Структуры.

Полковник Мочилов успел доложить по телефону информацию генералу Спиридонову. Генерал приказал быть готовым к командировке:

– Начальник управления выделил вам в подчинение роту спецназа.

– Рота в «Як-40» не поместится. Хватит одного взвода. По силам это равняется общевойсковому батальону. А лучше бы вообще оставить солдат в покое и использовать одних офицеров.

– Второй самолет вылетит за вами следом.

2

Тучи на юге, вблизи Каспия, стали уже почти угрожающими. И откровенно намеревались переместиться севернее. Пока еще светит солнце, даже вечером жаркое, но скоро придет гроза. Сильная и могучая, обновляющая. После грозы дышать будет легче. После грозы всегда легче живется, словно сам переменился и новую жизнь начал.

То же самое крыльцо, перекаленный солнцем и выветренный до раковин бетон. Те же два молчаливых охранника на крыльце административного корпуса. Тот же коридор и та же манера сопровождения. Только на этот раз сзади пристроился еще и Андрей. Но чувство беспокойства, вызванное сообщением Ангела, нарастало, мешало сосредоточиться и принять правильное решение. И какое решение может быть правильным? Что может он предпринять отсюда, издалека, даже не имея связи? Конечно, у Мочилова люди серьезные. Это не оперативники ФСБ, которых избили какие-то доморощенные боевики Структуры. Но численно большую охрану выставлять нельзя – это сразу засветило бы Геннадия Рудольфовича. А Структура может послать и сильную команду. Смогут ли охранники защитить его семью? В том, что спецназовцы ГРУ сами лягут, но не отступят, Легкоступов не сомневался. Видел таких парней в деле и отлично знает, как их готовят. Но лечь – этого мало. Следует именно защитить семью. А в таких мероприятиях грушники как раз и не специалисты. Кроме того, случись какое-то обострение, случись бой, могут и жена, и девочки пострадать. Пуля не выбирает себе цель. И летит всегда по прямой. Случайный выстрел окно прошибет, и кто в это время за окном любопытный окажется? Кое-где эта же пуля даже и стену не посчитает препятствием. Дощатая обшивка веранды, например, защитой не послужит. А окажись во время боя кто-то там, беда – это все равно что на открытом месте оказаться.

Что можно предпринять?

Предпринять в этой ситуации в нынешнем положении генерала ничего нельзя.

Остается только положиться на полковника Мочилова и его людей. Но выказать обеспокоенность все же следует. Не истеричность, а именно обеспокоенность. А тут еще Мочилов перестарался – зачем-то захватил Решетова, хотя они предварительно обговаривали ненужность такого варианта. Это сразу насторожило деятелей Структуры. Конечно, опять думают на него, на Легкоступова. Но, очевидно, были у полковника веские аргументы для проведения такой акции. Только вот зачем водителя застрелили? Совсем постороннего человека... Стоп-стоп-стоп! Застрелили водителя? Стали бы спецназовцы ГРУ отстреливать какого-то водителя в Москве? Они и без того хорошо умеют обезвреживать людей. Отстрел водителя – это совершенно ненужная и возмутительная акция. Примитивнейшая уголовщина... Не пошел бы на это Мочилов. А если это и не Мочилов вовсе? Тогда кто же? Какой-то из отделов ФСБ, если бы вмешался по собственной инициативе, тоже не пошел бы на стрельбу. Кто же это, кто же, кто же?..

Спокойнее. Не срываться. Спокойнее.

Эти раздумья, вместе с опасениями за безопасность семьи, совсем обескуражили генерала, привыкшего к ясности фактов и управляемости событий. Он всегда стремился к такому сам и сотрудников своего отдела приучал просчитывать любую случайность – от не вовремя загоревшегося красного сигнала светофора до аварийного отключения электричества. И он сейчас совершенно не мог решить, что следует предпринять, как себя следует вести. Хотя, в принципе, линия поведения им уже была выработана достаточно ясная. Он прибыл сюда не по своей воле. И не горит стремлением к пламенному сотрудничеству. Так и следует продолжать. Естественно, деятели Структуры не могут заподозрить, что он, генерал ФСБ, еще неделю назад так активно работавший против ГРУ, обратился за помощью именно к этой организации. Должны думать, что он в состоянии написать рапорт и доложить по инстанции в своем родном ведомстве. Но если там у них настолько сильные позиции, как они желают показать, то отследить прохождение подобного рапорта несложно. И они наверняка уже все проверили, хотя по-прежнему сомневаются...

Эх, была бы хоть какая-то связь! Может, стоит обратиться к капитанам-спецназовцам? Они здесь нужны Структуре не как специалисты по убойным делам. Пока профессор Тихомиров не сумеет достать из их памяти то, что достать надеется, им ничего не грозит. И есть возможность рисковать. Пусть и рискнут. Хоть на пять минут обеспечат генерала спутниковым телефоном. Только следует как-то найти момент и подойти к капитанам тогда, когда с ними нет обычного их сопровождающего и когда с самим генералом рядом нет Андрея.

Андрей... Это еще один вопрос, который стоит разрешить. А разрешить его можно, если хорошенько все продумать и просчитать. Легкоступов всем своим богатым опытом почувствовал, что между ними налаживаются отношения, близкие к симпатии. И при этом ощутил некоторое недовольство со стороны Андрея своим положением здесь. Первоначально это прозвучало при разговоре о Решетове. Несомненно, Андрей Решетова недолюбливает. Не просто как конкурента на постоянную должность Администратора, а как человека, стремящегося к положению, превосходящему его возможности. Это звучало почти откровенно в интонациях Андрея. А как помощник Администратора расспрашивал о профессоре? Явно это было не простое любопытство. Андрей недоволен профессором, это тоже несомненно. Но настолько ли профессор значимая фигура в местных верхах, чтобы из-за недовольства им помогать генералу? Пока нельзя рисковать. Но поговорить по душам следует. С той же позиции поведения, которую выбрал сразу и которая каждому таракану здесь уже известна.

Однако пока и поговорить нельзя. Андрей напряжен, взвинчен, готов метаться, раздираемый внутренним своим состоянием и внешними обстоятельствами. События с Решетовым совсем выбили его из колеи. Да и охранники рядом. А сейчас еще кто-то, похоже, добавится.

Они прошли в тот же самый кабинет, откуда Геннадий Рудольфович недавно вышел, так и не увидев в лицо никого из членов совета. На сей раз охранник не открывал дверь ключом. Она уже была открыта. К стулу посреди комнаты добавилось еще несколько стульев. На тумбочке стоял включенный ноутбук.

Генерал сразу сел на привычный уже привинченный к полу стул, сосредоточенно посмотрел на пульт перед собой и положил руки ладонями вниз на колени – за неимением стола. Но сейчас не ушли охранники. Они встали за спиной генерала, словно санитары в сумасшедшем доме за спиной пациента, готовые схватить больного и натянуть на него смирительную рубашку. Не ушел и Андрей, выбрав себе один из стульев и усевшись у стены так, чтобы ему было видно лицо Геннадия Рудольфовича.

Откуда-то издалека, очевидно, из громкоговорителей, доносились приглушенные голоса. Похоже, где-то забыли выключить микрофон. Но звук был настолько слабым и помехи настолько сильными, что разобрать слова было невозможно.

Дверь снова раскрылась через минуту. Вошел профессор Тихомиров в сопровождении высокого и тяжеловесного человека в камуфлированной куртке без погон, но в брюках с генеральскими лампасами. Это уже заинтересовало Геннадия Рудольфовича. Но лицо нового генерала было совершенно незнакомым.