Операция “Зомби”, стр. 48

– Но для нас это может показаться интересным, – не упустил я возможности пообщаться с местным населением. – В некоторых странах воюя, мы запомнили отдельные слова...

– Согласен, – сказал как отрезал Пулат. – Я тоже некоторые слова еще помню.

Насколько помню я, он пять иностранных языков знает свободно. После военного училища еще и военный институт иностранных языков заочно оканчивал, тогда как я только исторический факультет пединститута.

– Но это только после посещения кабинета профессора, – напомнил Сережа. – Мне приказано обеспечить ваше появление.

Под навесом, выставив вперед наетые животы, курили несколько человек. По внешнему виду и по рукам я сразу определил, что это не военные и даже не охранники. Но все же приятно обнаружить, что здесь и еще всякие люди водятся – не в пустыню попали, как казалось днем, когда на тропинках, заменяющих улицы, не было видно ни одного человека – я смотрел специально. Мы спустились под навес. Лестница в четыре ступени. Над дверью даже не написано, что это столовая, но мы все равно нашли бы ее – у Пулата нюх на съестное и спиртное сверхъестественный.

– А выпить здесь не подносят? – поинтересовался я.

– По субботам перед ужином для желающих. Но это не поощряется.

Особый режим, иначе не назовешь...

К раздаче тянулась очередь скучных людей с подносами. Я как-то сразу определил скуку. Она висела в воздухе и казалась ощутимой. Постные лица, скучные, редко произносимые слова. Поваров слышно чаще, чем разговаривающих друг с другом людей из очереди. Наметанным взглядом я сразу определил – около сорока человек. Ошибиться я могу на парочку в ту или иную сторону. Сорок человек в первой смене. Столько же во второй. Плюс остатки, если они составляют хотя бы половину. Итого: около сотни человек. Тут же я подсчитал, что столовая рассчитана на шестьдесят. Значит, без людей подсчет может оказаться весьма ошибочным. Хорошо, что Пулат настоял на немедленном утолении собственного великого голода.

Но возникает вопрос: по какому признаку производится разбивка голодных на смены – по принципу наибольшего аппетита, по принципу профессиональной или партийной принадлежности, по принципу элитарности, грамотности, безграмотности или еще по какому-то, нам неведомому? При взгляде на скучные лица я сразу отбросил первый принцип – здесь вне очереди должен обслуживаться только всеядный маленький капитан, остальные совершенно не показывают голода, как, впрочем, и элементарной активности. Только по одному этому нетрудно определить уровень классности поваров. Люди в очереди – словно спящие мухи. Даже соленый анекдот никто не расскажет, чтобы соседу аппетит подпортить. С остальными принципами следует разобраться.

Сережа отошел на пару слов к охранникам, стоящим в середине очереди.

– Около ста человек, – сказал Пулат.

Я кивнул. Наши математические способности оказались схожими.

– Из них около двадцати – охранники, остальные измученные тяжелой неволей... – Он даже это отметил, точно так же, как и я.

– Нам бы хватило часа, чтобы обезвредить это гнездо.

– Надеюсь управиться быстрее, – сказал Пулат.

Мне его категоричность нравится.

Стоять так долго было бы скучно, но очередь двигалась достаточно быстро. А тут и Сережа вернулся, взял наши подносы и отнес к своим друзьям. В итоге мы втроем вскоре уже сидели за столом.

Я поковырял вилкой котлету, попробовал на вкус.

– Совсем без соли, – поморщился.

– Я где-то на столе соль видел, – сказал Пулат. Так всегда бывает. Когда он видит перед собой еду, становится просто неестественно добрым.

Я тоже видел. Но я же не скажу про это.

– Где?

– Сейчас...

Он ушел и вернулся с бумажкой, куда ему отсыпали пару щепоток. Ужин продолжился. Говорят, кто как ест, тот так и работает. Я знаю, что Пулат в работе быстр. И он наглядно доказал нам верность поговорки. Я еще возился с гарниром, когда он поднял стакан с компотом и... тут же с громким стуком опустил его на стол.

На нас смотрели, как смотрят на выступление заезжих иностранных рок-звезд. Должно быть, в этом заведении никогда не слышали такого громкого, отборного, а главное, колоритнейшего мата, на какой способны только армейские и флотские капитаны.

– Ты что, мой друг? – с невинным удивлением спросил я. – Объелся?

– Пиявки...

– Что – пиявки?

– В компоте, говорю, пиявки!

Подумаешь, пиявки... Не надо было показывать свою услужливость и ходить за солью...

Обедню испортил Сережа, который своей котлетой просто поперхнулся, пытаясь подавить смех. И мне пришлось от всей сердитой души постучать ему в отместку по спине. Жалко парня. Плохо спать сегодня будет. Синяки обычно имеют обыкновение болеть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Дело приняло совершенно неожиданный оборот и размах. Генерал-лейтенант Спиридонов собрался лично выехать в разведцентр, чтобы принять участие в допросе голландца, которому спешно ставили новые уколы, чтобы привести его в дееспособный вид после действия скополамина. На вопросы отвечать следовало немедленно. И необходимо было заставить голландца это сделать.

Полковник Мочилов получил устный выговор от начальника управления не за то, что устроил слежку за начальником агентурного отдела (о полном действии и результате слежки он даже не догадывался, как, впрочем, и сам генерал-лейтенант), а за то, что вместе с генералом Легкоступовым упустил очень важный момент – не проконтролировал самолет, которым генерал ФСБ вылетел. И сейчас пришлось терять драгоценное время на поиски этого самолета, на выяснение направления и конечной точки следования.

Мочилов несмело пытался возразить, что он, начиная операцию своими скудными средствами из состава офицеров спецназа, не знал, на кого может опереться и кому довериться не только во всем управлении, но и в своем отделе. А уж о подключении оперативников ФСБ, умеющих работать в таких ситуациях за счет прочных связей, наличия стукачей, да и просто опыта действий в соответствии со своим профилем, разговор не зашел даже у самого начальника. Никто не пожелал взять на себя смелость решиться определить входящего в Структуру или не входящего в нее руководителя ФСБ.

Вся сложность предстоящей операции заключалась в том, что Главное разведывательное управление почти не имеет своей сети осведомителей и вообще не предназначено для ведения агентурной работы внутри страны, за исключением отдельных регионов типа Чечни. Поэтому, посовещавшись со Спиридоновым прямо в присутствии полковника Мочилова, начальник управления объявил по всем подчиненным частям общую учебную тревогу. И тут же, чтобы не возникало мешающих вопросов, поставил об этом в известность начальника Генштаба. Большие учения. По всем подразделениям управления. Без всякой предварительной подготовки снизу. Неожиданно, как снег среди изнуряющей летней жары. Дана сложная вводная. Пусть отрабатывают, а то совсем засиделись без дела...

Начальник Генштаба недовольно помычал в телефонную трубку, что следовало бы заранее его предупредить при том размахе, который намечен, и дал «добро», но, в свою очередь, не стал звонить министру обороны. Что может гражданский человек понимать в военных делах? Дело министра обороны – представительское. Пусть этим и занимается, если считает, что он вообще нужен.

Колесо завертелось и стало набирать обороты...

Мочилов не поехал вместе со Спиридоновым в разведцентр. Он посчитал голландца отработанным для себя материалом. Но предложил для участия в собеседовании сотрудника своего отдела Александра Дмитриевича, человека с глазами акулы. В руках Александра Дмитриевича самые фанатичные чеченские боевики рассказывали больше, чем знали сами. Генерал согласился.

А Мочилов поехал с капитаном Яблочкиным из отдела Спиридонова в Жуковский, где агентурщики имели на всякий случай «своего» человека. Одновременно полковник послал двух офицеров на смену охране семьи Легкоступова. Тем офицерам, которые дежурили уже сутки, было передано задание узнать точное время, когда Легкоступов выехал из дома в командировку.