Операция «Антитеррор», стр. 65
3
Лоскутков скрипел зубами, наблюдая из кустов за мужчиной в камуфляжке и в бронежилете, который остановил машину майора Толстова только лишь на самой дороге, хотя должен был, как Сергей Иванович предупредил его, остановить ее в кустах. Ситуация, выходит, по каким-то причинам обострилась до состояния опасности. Детонаторы имеют реальную возможность дойти по назначению. А этого желательно не допустить. Кто знает, как там потом все повернется внутри здания. Смогут ли майор с подполковником «положить» всех террористов?
– Может, влепить ему аккуратно в голову? – то ли спросил, то ли посоветовал сидящий рядом снайпер с «СВД» в руках – ментам «винторезы» не доверяли, и они пользовались старенькими проверенными винтовками.
У снайпера рожа разрисована краской. Коричневый и белый цвета. Специально для леса старался. Все как по учебнику. Или по кинофильмам – насмотрелись, стали себя разрисовывать. Но Лоскутков это не осуждал. Снайпер свое дело должен знать, а он сам – свое.
А какое может здесь быть дело, когда ситуация на просвет непонятная. И как вести себя в такой ситуации? Лоскутков этого не знал. Он то принимался мысленно материть Толстова, то задумывался вдруг о его судьбе и начинал беспокоиться. Не видел майор спецназа этих людей с пробитым горлом. А ментовский майор видел. И потому беспокоится. Кто знает, как поведет себя Гаврош-Мария в случае, когда поймет свое поражение? И очень не хотелось бы рассматривать потом горло Толстова.
Наблюдение затянулось.
Мужчина в машине почти белобрысый, имеет в наличии нос картошкой и откровенно круглую физиономию – совершенно на чечена не похож. Кто он такой – неизвестно. Какое вообще имеет отношение к операции – тоже неизвестно. А что, если Гаврош-Мария сумела завербовать еще какого-то спецназовца? А майор мужик тертый и с головой дружит – его перевербовал. И теперь перевербованного уложит снайпер? По сути дела – своего! Красота...
И это еще не все. Какая практика у ментовских снайперов? Откуда она у них? Одни мишени на счету. Даже по воробьям не стреляют. А стрелять в человека – это совсем иное дело. Здесь следует практику иметь. И стремление, натуру полууголовную. Да еще этот пресловутый психологический фактор... Не каждому такой выстрел легко обойдется. Занервничает парень от неопытности. Как-то не так выстрелит. Пуля срикошетит и угодит в ящик, который – Лоскутков видел, когда машина снизу по дороге проходила, – громоздится на заднем сиденье. Вот тогда жахнет...
Он не знал, как может жахнуть такая куча детонаторов. Ни разу не доводилось видеть, как один-то взрывается. Но представлял. И воображение рисовало что-то нехорошее.
Ладно, хоть на операцию им всем выделили сотовые телефоны. Можно связь нормальную осуществлять. Когда дело оборачивается серьезными последствиями, сразу находят и сотовики, и все другое. Иногда даже зарплату авансом выдают.
Лоскутков достал сотовик с отключенным на период засады звонком и набрал номер Асафьева.
– Привет, майор. У меня ситуация за стандарт вылезла. Подскажи?
Асафьев выслушал.
– Подожди...
Стал кому-то докладывать. Никак генерал его из кабинета не выпускает. Вместо секретутки держит.
– Алло, майор, слушаешь?
– Слушаю... Слушаю...
– Приказывают тебе действовать по обстановке...
– Кто приказывает?
– Наш начальник управления с вашим начальником управления. Вместе здесь сидят. Осуществляют общее руководство.
– Вот спасибо. Я так ждал этого приказа! Так им и передай... – Лоскутков зло нажал клавишу отбоя и убрал трубку в карман бушлата.
– Не стрелять... – сказал он снайперу. – Он может быть и нашим человеком. А кроме того, нельзя стрелять в него на глазах у основной группы. Тогда они сразу поймут, что их уже обложили. А это им знать слишком рано. Могут наших спецназовцев заподозрить.
4
Кто никогда не видел разворошенный муравейник, тот не поймет, что творилось в этот день в городе.
– Бабка, ты что, совсем из ума выжила?
В трамвай и так невозможно втиснуться. А бабка невероятного возраста, одной рукой держа узловатую грубую клюку, которую ей, вероятно, лет пятьдесят назад вырезал живой еще дед, и расчищая этой палкой путь в толпе, тащит в вагон узел из кухонной скатерти. В узле – последние пожитки. Купить новые она уже никогда не сможет. И бабка тащит, надрывая последние силы. Но никто не рвется помочь ей. Каждый сам загружен до последней степени.
– Граждане пассажиры, – голос у водителя трамвая усталый и злой, – освободите двери, я не могу ехать с открытыми дверями. Посмотрите, сколько вагонов стоит... Со всех маршрутов сюда послали... Все уедете.
Но людям не важно, что стоят пустые вагоны. Людям важно попасть в этот, который уходит сейчас.
– Во дает мужик! – восхищается жердеобразный парень, у которого с собой только лишь «дипломат». – В каждой руке по два чемодана! Такое и в цирке не увидишь.
Но никто не смеется и даже не оборачивается.
По дороге один за другим проезжают в сторону центра города грузовые автомобили. Большинство из них с военными номерами. Спасатели эвакуируют двор за двором. Подсаживают людей в кузов, помогают поднять вещи. Но машин не хватает, как и самих спасателей. Ту же работу выполняют курсанты военных училищ.
– Быстрее, быстрее, Коля... – кричит женщина и стучит по кабине водителя грузовика. – Подождите, сын у меня еще там остался, подождите...
Сын на ходу цепляется за задний борт. Чужие руки подхватывают паренька и забрасывают в кузов.
– Все, поехали... – кричит мать водителю.
Особняком стоят частные машины. Их много, и они загружены до последней степени. Некоторые успели уже сделать по нескольку рейсов. Хозяева стремятся вывезти все, что можно.
Есть и другие водители, эти не слишком спешат. Они приехали на своих машинах из других районов, которым затопление не грозит. И прогуливаются между подъездами, покручивая на пальце брелок с ключами, торгуются. Когда можно заработать, они не повезут даром.
– Ублюдок... – плюнула пожилая женщина вслед современному биндюжнику. – Был бы мой сын жив, он бы научил тебя порядочности...
– А что у вас с сыном? – спросила другая женщина.
– В Чечне погиб. В прошлую войну... Когда толстопузые кошельки себе набивали...
– А мой сейчас там...
Суета, испуг, ощущение потери, ощущение боли...
Страх висит в воздухе...
Не хватает машин и людей, просто катастрофически не хватает машин и людей...
Чиновник из областной администрации приехал на джипе. Ситуация ему не понравилась.
– Я заместитель губернатора. Кто здесь отвечает за порядок? – спросил, сурово хмуря брови.
– Да пошел ты... – сказал вспотевший, несмотря на мороз, курсант с автомобильными эмблемами на петлицах. – На, помоги лучше грузить, больше от тебя толку будет... – и сунул в руки чиновнику тяжелую стопку с плотно увязанными папками. Сам убежал за новым грузом. Здесь вывозили документы районного загса. Несколько таких стопок прошли через руки чиновника, но от очередной он ловко увернулся, спрятался за кузов и в обход добрался до джипа. Больше он салона машины не покидал и руководил по сотовому телефону.
А люди никогда и не предполагали, что в их районе живет такое громадное количество людей и что у этих людей так много имущества. Народ бегал, суетился, уходил, возвращался и снова уходил. Все бегали и суетились... Все уходили и возвращались...
Страх и суета царствовали над дворами. Страх заставлял отсюда уезжать, но привязанность к нажитому заставляла возвращаться за новыми и новыми вещами...